И примут меры.
- Да, - долгая пауза. - Примут меры. А первым примет меры Каррерас, когда увидит, что пропал его охранник. Где, кстати, вы собираетесь его спрятать?
- В Атлантическом океане. Она вздрогнула и проговорила задумчиво:
- Мне кажется, что Каррерас знает вас лучше, чем я... Охранник пропал. Конечно они поймут, что виноват в этом кто-то из команды. Скоро они обнаружат, что единственный из охранников, кого в это время сморил сон, это юноша около лазарета.
Несколько секунд она молчала, затем продолжила так тихо, что я едва слышал ее за ревом урагана:
- У меня прямо перед глазами стоит, как Каррерас срывает у вас с ноги эти повязки и обнаруживает, что кость не сломана. Вы представляете, что тогда произойдет?
- Не имеет значения.
- Для меня это имеет значение, - она говорила спокойно, как нечто само собой разумеющееся и совсем не важное. - Еще одно. Вы сказали, что через несколько часов все будут знать обстановку. Два радиста, которых Каррерас подсадил на "Тикондерогу" узнают немедленно. Они немедленно передадут эту новость обратно на "Кампари" Каррерасу.
- После того, как я займусь радиорубкой, никто на тамошней аппаратуре не сможет ни передать, ни принять ни звука.
- Отлично. Вы там все разобьете. Одного этого Каррерасу будет достаточно, чтобы понять, что произошло. Но все приемники на "Кампари" вам ведь не удастся разбить. Например, к приемникам в салоне вам не подобраться. Вы говорите, все узнают. Это значит, что хунта и их правительство тоже узнают, и тогда все радиостанции страны только и будут круглосуточно передавать сводку новостей. Каррерас обязательно услышит.
Я ничего не ответил. В голову лезли только какие-то обрывки мыслей видно, потерял порядочно крови. Она соображала на порядок быстрее и четче, чем я. Да и вообще, все ее рассуждения были весьма толковы. Она продолжала:
- Вы с боцманом, по-видимому, совершенно уверены, что Каррерас не оставит в живых никого из команды и пассажиров. Возможно, вы думаете так потому, что он не может оставлять свидетелей - ведь какие бы выгоды ни получила хунта от обладания этими деньгами, все они сведутся к нулю из-за всемирного протеста против нее, если хоть кто-то узнает о происшедшем. Возможно...
- Протеста! - прервал я. - Протеста! Да у них на следующее утро на берег будут наведены орудия британского и американского флота - и хунте конец. И тогда уже никто за нее не вступится. Когда дело идет об их собственных деньгах, американцы становятся щепетильными. Конечно, они не могут допустить, чтобы хоть кто-то знал. Для них это вопрос жизни и смерти.
- Если говорить точнее, то они даже не могут допустить, чтобы кто-нибудь узнал о совершенной попытке грабежа. Поэтому, как только Каррерас услышит о вашем сигнале бедствия, он тут же избавится от всех свидетелей без исключения, исчезнет на том корабле, что его ждет, и все.
Я стоял, не в силах что-нибудь возразить. Голова гудела, явно не справляясь с возложенной на нее работой, с ногами дело было еще хуже. Я пытался убедить себя, что все это из-за наркотика, которым Марстон меня накачал. Но сам-то я знал, что это не так. Чувство собственного поражения - самый худший наркотик из всех. Я пробормотал, вряд ли сознавая, что говорю:
- Ну, по крайней мере, мы спасли бы золото.
- Золото! - для того, чтобы вложить столько презрения в слово "золото" все-таки необходимо быть дочерью мультимиллионера. - Да наплевать мне на все золото мира! Что такое золото в сравнении с вашей жизнью, с моей жизнью, с жизнью моей матери, моего отца, с жизнью любого на "Кампари"? Сколько золота на "Тикондероге"?
- Вы слышали. Сто пятьдесят миллионов долларов.
- Сто пятьдесят миллионов! Да папа за неделю мог бы столько выложить, да еще столько же осталось бы.
- Хорошо папе, - пробормотал я. У меня опять начинала кружиться голова.
- Что вы сказали?
- Ничего, ничего. Этот план казался таким удачным, когда мы с Макдональдом его разрабатывали, Сьюзен.
- Мне очень жаль, - она крепко сжала ладонями мою правую руку. - Мне действительно очень жаль, Джонни.
- Почему вы решили, что именно так меня следует именовать? - проворчал я.
- Мне так нравится. Капитану Буллену ведь можно. О, у вас руки, как лед, - воскликнула она. - И вы дрожите, - нежные пальцы приподняли мой колпак. - У вас лоб горит. Высокая температура и лихорадка. Вам нехорошо. Вернемся в лазарет, Джонни, пожалуйста.
- Нет.
- Пожалуйста!
- Бросьте пилить меня, миледи, - я устало отвалился от вентилятора. Пошли!
- Куда вы идете? - она уже была рядом и взяла меня под руку, я был очень рад на нее опереться.
- Сердан. Наш таинственный друг мистер Сердан. Вы осознаете, что мы практически ничего не знаем о мистере Сердане, кроме того, что он полеживает себе и позволяет остальным делать всю работу? Каррерас и Сердан похоже, что они главные фигуры, и возможно даже Каррерас - не главный босс. Одно я знаю наверняка: если бы мне только удалось приставить нож к горлу или упереть пистолет в спину любому из них, у меня появился бы крупный козырь в этой игре.
- Пошли, Джонни, - взмолилась она, - пошли вниз.
- Ладно, пусть я спятил по-вашему. И все равно это правда. Если я впихну любого из них в салон и пригрожу охранникам убить его, если они не бросят оружие, скорее всего они послушаются. С двумя автоматами и всем тамошним народом да в такую ночь я много чего могу переделать. Нет, я не спятил, Сьюзен, просто стал совсем отчаянный.
- Вы же едва стоите, - взмолилась она.
- Как раз для этого вы и здесь. Чтобы меня поддерживать. Каррерас отпадает. Он на мостике, а это самое охраняемое место на корабле, потому что это самое важное место.
Я сжался и отпрянул в угол, а нестерпимо яркая, бело-голубая изломанная полоска молнии вспыхнула прямо над головой, проткнув сплошной темный полог низких туч, и залила палубы "Кампари" ослепительным светом. Неожиданно короткий раскат грома оборвался, как будто проглоченный ураганом.
- Не слабо, - пробормотал я. - Гром, молния, тропический ливень, и все это по пути к центру урагана. Королю Лиру бы посмотреть на этот цирк. Его дурацкая пустошь ему бы раем божьим показалась.
- Макбет, - поправила она. - Это был Макбет.
- Черт с ним, - вслед за мной, видно, свихнулась и она. Я взял ее за руку, то ли она меня взяла за руку, я уже не соображал.
- Пошли. Мы здесь слишком на виду. Через минуту мы уже стояли на палубе "А", прижавшись к переборке.
- С этой осторожностью мы ничего не добьемся. Я пойду по центральному коридору и прямо в каюту Сердана. Буду держать руку в кармане, пусть думает, что у меня там пистолет. Стойте в начале коридора, предупредите меня, если кто появится.
- Его нет в каюте, - сказала Сьюзен. Мы стояли на правом борту спереди, у конца жилого отсека, как раз рядом с каютой Сердана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
- Да, - долгая пауза. - Примут меры. А первым примет меры Каррерас, когда увидит, что пропал его охранник. Где, кстати, вы собираетесь его спрятать?
- В Атлантическом океане. Она вздрогнула и проговорила задумчиво:
- Мне кажется, что Каррерас знает вас лучше, чем я... Охранник пропал. Конечно они поймут, что виноват в этом кто-то из команды. Скоро они обнаружат, что единственный из охранников, кого в это время сморил сон, это юноша около лазарета.
Несколько секунд она молчала, затем продолжила так тихо, что я едва слышал ее за ревом урагана:
- У меня прямо перед глазами стоит, как Каррерас срывает у вас с ноги эти повязки и обнаруживает, что кость не сломана. Вы представляете, что тогда произойдет?
- Не имеет значения.
- Для меня это имеет значение, - она говорила спокойно, как нечто само собой разумеющееся и совсем не важное. - Еще одно. Вы сказали, что через несколько часов все будут знать обстановку. Два радиста, которых Каррерас подсадил на "Тикондерогу" узнают немедленно. Они немедленно передадут эту новость обратно на "Кампари" Каррерасу.
- После того, как я займусь радиорубкой, никто на тамошней аппаратуре не сможет ни передать, ни принять ни звука.
- Отлично. Вы там все разобьете. Одного этого Каррерасу будет достаточно, чтобы понять, что произошло. Но все приемники на "Кампари" вам ведь не удастся разбить. Например, к приемникам в салоне вам не подобраться. Вы говорите, все узнают. Это значит, что хунта и их правительство тоже узнают, и тогда все радиостанции страны только и будут круглосуточно передавать сводку новостей. Каррерас обязательно услышит.
Я ничего не ответил. В голову лезли только какие-то обрывки мыслей видно, потерял порядочно крови. Она соображала на порядок быстрее и четче, чем я. Да и вообще, все ее рассуждения были весьма толковы. Она продолжала:
- Вы с боцманом, по-видимому, совершенно уверены, что Каррерас не оставит в живых никого из команды и пассажиров. Возможно, вы думаете так потому, что он не может оставлять свидетелей - ведь какие бы выгоды ни получила хунта от обладания этими деньгами, все они сведутся к нулю из-за всемирного протеста против нее, если хоть кто-то узнает о происшедшем. Возможно...
- Протеста! - прервал я. - Протеста! Да у них на следующее утро на берег будут наведены орудия британского и американского флота - и хунте конец. И тогда уже никто за нее не вступится. Когда дело идет об их собственных деньгах, американцы становятся щепетильными. Конечно, они не могут допустить, чтобы хоть кто-то знал. Для них это вопрос жизни и смерти.
- Если говорить точнее, то они даже не могут допустить, чтобы кто-нибудь узнал о совершенной попытке грабежа. Поэтому, как только Каррерас услышит о вашем сигнале бедствия, он тут же избавится от всех свидетелей без исключения, исчезнет на том корабле, что его ждет, и все.
Я стоял, не в силах что-нибудь возразить. Голова гудела, явно не справляясь с возложенной на нее работой, с ногами дело было еще хуже. Я пытался убедить себя, что все это из-за наркотика, которым Марстон меня накачал. Но сам-то я знал, что это не так. Чувство собственного поражения - самый худший наркотик из всех. Я пробормотал, вряд ли сознавая, что говорю:
- Ну, по крайней мере, мы спасли бы золото.
- Золото! - для того, чтобы вложить столько презрения в слово "золото" все-таки необходимо быть дочерью мультимиллионера. - Да наплевать мне на все золото мира! Что такое золото в сравнении с вашей жизнью, с моей жизнью, с жизнью моей матери, моего отца, с жизнью любого на "Кампари"? Сколько золота на "Тикондероге"?
- Вы слышали. Сто пятьдесят миллионов долларов.
- Сто пятьдесят миллионов! Да папа за неделю мог бы столько выложить, да еще столько же осталось бы.
- Хорошо папе, - пробормотал я. У меня опять начинала кружиться голова.
- Что вы сказали?
- Ничего, ничего. Этот план казался таким удачным, когда мы с Макдональдом его разрабатывали, Сьюзен.
- Мне очень жаль, - она крепко сжала ладонями мою правую руку. - Мне действительно очень жаль, Джонни.
- Почему вы решили, что именно так меня следует именовать? - проворчал я.
- Мне так нравится. Капитану Буллену ведь можно. О, у вас руки, как лед, - воскликнула она. - И вы дрожите, - нежные пальцы приподняли мой колпак. - У вас лоб горит. Высокая температура и лихорадка. Вам нехорошо. Вернемся в лазарет, Джонни, пожалуйста.
- Нет.
- Пожалуйста!
- Бросьте пилить меня, миледи, - я устало отвалился от вентилятора. Пошли!
- Куда вы идете? - она уже была рядом и взяла меня под руку, я был очень рад на нее опереться.
- Сердан. Наш таинственный друг мистер Сердан. Вы осознаете, что мы практически ничего не знаем о мистере Сердане, кроме того, что он полеживает себе и позволяет остальным делать всю работу? Каррерас и Сердан похоже, что они главные фигуры, и возможно даже Каррерас - не главный босс. Одно я знаю наверняка: если бы мне только удалось приставить нож к горлу или упереть пистолет в спину любому из них, у меня появился бы крупный козырь в этой игре.
- Пошли, Джонни, - взмолилась она, - пошли вниз.
- Ладно, пусть я спятил по-вашему. И все равно это правда. Если я впихну любого из них в салон и пригрожу охранникам убить его, если они не бросят оружие, скорее всего они послушаются. С двумя автоматами и всем тамошним народом да в такую ночь я много чего могу переделать. Нет, я не спятил, Сьюзен, просто стал совсем отчаянный.
- Вы же едва стоите, - взмолилась она.
- Как раз для этого вы и здесь. Чтобы меня поддерживать. Каррерас отпадает. Он на мостике, а это самое охраняемое место на корабле, потому что это самое важное место.
Я сжался и отпрянул в угол, а нестерпимо яркая, бело-голубая изломанная полоска молнии вспыхнула прямо над головой, проткнув сплошной темный полог низких туч, и залила палубы "Кампари" ослепительным светом. Неожиданно короткий раскат грома оборвался, как будто проглоченный ураганом.
- Не слабо, - пробормотал я. - Гром, молния, тропический ливень, и все это по пути к центру урагана. Королю Лиру бы посмотреть на этот цирк. Его дурацкая пустошь ему бы раем божьим показалась.
- Макбет, - поправила она. - Это был Макбет.
- Черт с ним, - вслед за мной, видно, свихнулась и она. Я взял ее за руку, то ли она меня взяла за руку, я уже не соображал.
- Пошли. Мы здесь слишком на виду. Через минуту мы уже стояли на палубе "А", прижавшись к переборке.
- С этой осторожностью мы ничего не добьемся. Я пойду по центральному коридору и прямо в каюту Сердана. Буду держать руку в кармане, пусть думает, что у меня там пистолет. Стойте в начале коридора, предупредите меня, если кто появится.
- Его нет в каюте, - сказала Сьюзен. Мы стояли на правом борту спереди, у конца жилого отсека, как раз рядом с каютой Сердана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73