Он понял, что в ущелье страха человек не может спускаться бесконечно, где-то есть нижняя точка, а затем начинается подъем.
- Сначала надо ухватить свободный конец, а уж потом открывать замок, - укоризненно заметил я. - И ни в коем случае не наоборот. В следующий раз попомните.
Есть вещи, за которые невозможно извиняться. Он и не пробовал, а сказал с сожалением:
- Боюсь, что никогда не смогу стать моряком. Но по крайней мере мы теперь знаем, что пружина спуска не такая слабая, как мы боялись, - он несмело улыбнулся. - Мистер Картер, я, пожалуй, закурю.
- Пожалуй, я последую вашему примеру. Остальное было уже просто, скажем, сравнительно просто. Мы по-прежнему обращались с "Твистером" с величайшей осторожностью - ведь стукнись он под каким-нибудь другим углом, и впрямь мог бы сработать - но уже не ходили вокруг него на цыпочках. Мы сволокли его на брезенте в другой конец трюма, зацепили лебедку за трап у левого борта, из пары брезентов и одеял устроили мягкое ложе между перегородкой и бортом, перенесли бомбу через перегородку, обойдясь без сопровождавшей первую попытку акробатики, осторожно ее опустили, забросали сверху одеялами и накрыли брезентом, на котором волокли ее по полу.
- Так будет надежно? - поинтересовался доктор Кэролайн. Судя по всему, он совсем пришел в себя, если не считать учащенного дыхания и крупных капель пота на лбу.
- Они ее никогда тут не найдут. Они и не подумают даже посмотреть. Да и с чего бы?
- Что вы предлагаете делать дальше?
- На полном ходу отваливать. Я достаточно уже проверил свою везучесть. Но сначала гроб. Нам надо догнать его до прежнего веса и привинтить крышку.
- А куда мы пойдем потом?
- Вы вообще никуда не пойдете. Вы останетесь здесь. - Я доходчиво объяснил ему, почему это вдруг он должен остаться здесь, но ему это ни капельки не понравилось. Разъясняя некоторые подробности, усиленно подчеркивал основную мысль, что его единственный шанс на спасение заключался именно в пребывании здесь, но тем не менее привлекательности этого плана донести до него не сумел. Все-таки до него дошло, что сделать это необходимо, и страх вполне несомненной смерти очевидно перевесил тот близкий к истерике ужас, который породило в нем мое предложение. Кроме того, после тех пятнадцати секунд, когда мы ожидали взрыва "Твистера", ничего более страшного произойти уже не могло.
Через пять минут я закрутил последний шуруп в крышку гроба, спрятал отвертку в карман и покинул трюм.
Мне показалось, что ветер немного утих, а дождь, вне всякого сомнения, разошелся еще сильнее. Крупные, тяжелые капли отскакивали брызгами от мокрой палубы, и даже в непроглядной тьме ночи вокруг моих босых ног мерцал загадочный белесый нимб.
Я неторопливо двинулся вперед. Теперь, когда самое страшное было позади, испортить все ненужной спешкой было совершенно ни к чему. Я превратился в черную тень, под стать мраку ночи. Никакое привидение не могло сравниться со мной бесшумностью. Однажды рядом со мной прошли двое направлявшихся к носу часовых, в другой раз я сам прошел мимо еще одной парочки, пытавшейся спрятаться от холодного дождя за надстройкой. Никто из них меня не заметил, никто и не подозревал о моем присутствии. Впрочем, так и должно было быть. Именно по этой причине собака никогда не поймает зайца: жизнь ценится дороже, чем завтрак.
Не поручусь за точность, но во всяком случае не меньше двадцати минут прошло, прежде чем я снова оказался около радиорубки. Мне показалось естественным именно здесь вынуть из рукава свой последний козырь.
Висячий замок был заперт. Внутри, следовательно, никого не было. Я спрятался за ближайшей шлюпкой и принялся ждать. Тот факт, что внутри никого не было, совсем не означал, что там никто не появится в ближайшем будущем. Тони Каррерас как-то обмолвился, что их подставные радисты на "Тикондероге" сообщают курс и положение каждый час. Судя по всему, Карлос, убитый мною радист, как раз ожидал такого сообщения. Через некоторое время должна поступить очередная радиограмма, и Каррерас, несомненно, должен прислать другого радиста, чтобы ее принять. Игра близилась к концу - теперь он уж точно ничего не оставит на волю случая. Но в ту же игру играл и я, причем надеялся на выигрыш. Мне вовсе не улыбалось быть застигнутым в радиорубке у работающего передатчика.
Дождь безжалостно барабанил по сгорбленной спине. Сильнее намокнуть я уже не мог, но замерзнуть мог вполне. Я и замерз, здорово замерз, и через пятнадцать минут уже стучал зубами без остановки. Дважды мимо меня проходили часовые. Каррерас действительно не полагался на случай в эту ночь. Оба раза я был уверен, что они меня обнаружат. Зубы стучали так интенсивно, что приходилось совать в рот рукав, дабы этот лязг меня не выдал. Но в обоих случаях часовые не проявили должной бдительности. Лязг зубов постепенно набирал силу. Неужели этот чертов радист так и не придет? Или я перехитрил сам себя, и все мои хитрые теоретические построения - полная ерунда? Может, радист вообще не собирался приходить?
До сих пор я сидел на свернутом в бухту фале спасательной шлюпки, но тут в нерешительности поднялся. Сколько еще мне тут ждать, пока не буду убежден окончательно, что он не придет? В каком случае опасность больше - рискнуть войти в радиорубку, несмотря на все еще существующую возможность быть Там застигнутым, или ждать еще час, а то и два, прежде чем трогаться? К этому времени почти наверняка будет уже слишком поздно. Раскинув мозгами, я пришел к выводу, что какой-то шанс на неудачу все-таки лучше, чем гарантия на нее. Кроме того, теперь, когда я выбрался из трюма номер четыре, от моих ошибок зависела только моя собственная жизнь. Пора, теперь самое время. Я тихо сделал шаг, другой, третий и этим ограничился. Радист пришел. Пришлось так же тихо сделать три шага в обратном направлении.
Скрежет поворачивающегося в замке ключа, скрип открывающейся, затем щелчок захлопнувшейся двери, тусклый свет в зашторенных иллюминаторах. Наш приятель готовится к приему. Он надолго не задержится - это предположение было достаточно очевидным. Ровно столько, сколько нужно, чтобы принять сообщение о курсе и скорости "Тикондероги" - вряд ли по такой погоде они сумеют этой ночью определиться - и отнести его Каррерасу на мостик. Я предполагал, что Каррерас по-прежнему находится там. Характер человека так запросто не меняется. Как и раньше в критических случаях, в эти решающие часы он не мог быть где-либо, кроме мостика, не мог не взять на себя личную ответственность за судьбу им самим задуманной операции. У меня прямо перед глазами встала картина, как он берет листок с цифрами - свидетелями неизбежности роковой встречи, улыбается удовлетворенно и делает вычисления по карте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
- Сначала надо ухватить свободный конец, а уж потом открывать замок, - укоризненно заметил я. - И ни в коем случае не наоборот. В следующий раз попомните.
Есть вещи, за которые невозможно извиняться. Он и не пробовал, а сказал с сожалением:
- Боюсь, что никогда не смогу стать моряком. Но по крайней мере мы теперь знаем, что пружина спуска не такая слабая, как мы боялись, - он несмело улыбнулся. - Мистер Картер, я, пожалуй, закурю.
- Пожалуй, я последую вашему примеру. Остальное было уже просто, скажем, сравнительно просто. Мы по-прежнему обращались с "Твистером" с величайшей осторожностью - ведь стукнись он под каким-нибудь другим углом, и впрямь мог бы сработать - но уже не ходили вокруг него на цыпочках. Мы сволокли его на брезенте в другой конец трюма, зацепили лебедку за трап у левого борта, из пары брезентов и одеял устроили мягкое ложе между перегородкой и бортом, перенесли бомбу через перегородку, обойдясь без сопровождавшей первую попытку акробатики, осторожно ее опустили, забросали сверху одеялами и накрыли брезентом, на котором волокли ее по полу.
- Так будет надежно? - поинтересовался доктор Кэролайн. Судя по всему, он совсем пришел в себя, если не считать учащенного дыхания и крупных капель пота на лбу.
- Они ее никогда тут не найдут. Они и не подумают даже посмотреть. Да и с чего бы?
- Что вы предлагаете делать дальше?
- На полном ходу отваливать. Я достаточно уже проверил свою везучесть. Но сначала гроб. Нам надо догнать его до прежнего веса и привинтить крышку.
- А куда мы пойдем потом?
- Вы вообще никуда не пойдете. Вы останетесь здесь. - Я доходчиво объяснил ему, почему это вдруг он должен остаться здесь, но ему это ни капельки не понравилось. Разъясняя некоторые подробности, усиленно подчеркивал основную мысль, что его единственный шанс на спасение заключался именно в пребывании здесь, но тем не менее привлекательности этого плана донести до него не сумел. Все-таки до него дошло, что сделать это необходимо, и страх вполне несомненной смерти очевидно перевесил тот близкий к истерике ужас, который породило в нем мое предложение. Кроме того, после тех пятнадцати секунд, когда мы ожидали взрыва "Твистера", ничего более страшного произойти уже не могло.
Через пять минут я закрутил последний шуруп в крышку гроба, спрятал отвертку в карман и покинул трюм.
Мне показалось, что ветер немного утих, а дождь, вне всякого сомнения, разошелся еще сильнее. Крупные, тяжелые капли отскакивали брызгами от мокрой палубы, и даже в непроглядной тьме ночи вокруг моих босых ног мерцал загадочный белесый нимб.
Я неторопливо двинулся вперед. Теперь, когда самое страшное было позади, испортить все ненужной спешкой было совершенно ни к чему. Я превратился в черную тень, под стать мраку ночи. Никакое привидение не могло сравниться со мной бесшумностью. Однажды рядом со мной прошли двое направлявшихся к носу часовых, в другой раз я сам прошел мимо еще одной парочки, пытавшейся спрятаться от холодного дождя за надстройкой. Никто из них меня не заметил, никто и не подозревал о моем присутствии. Впрочем, так и должно было быть. Именно по этой причине собака никогда не поймает зайца: жизнь ценится дороже, чем завтрак.
Не поручусь за точность, но во всяком случае не меньше двадцати минут прошло, прежде чем я снова оказался около радиорубки. Мне показалось естественным именно здесь вынуть из рукава свой последний козырь.
Висячий замок был заперт. Внутри, следовательно, никого не было. Я спрятался за ближайшей шлюпкой и принялся ждать. Тот факт, что внутри никого не было, совсем не означал, что там никто не появится в ближайшем будущем. Тони Каррерас как-то обмолвился, что их подставные радисты на "Тикондероге" сообщают курс и положение каждый час. Судя по всему, Карлос, убитый мною радист, как раз ожидал такого сообщения. Через некоторое время должна поступить очередная радиограмма, и Каррерас, несомненно, должен прислать другого радиста, чтобы ее принять. Игра близилась к концу - теперь он уж точно ничего не оставит на волю случая. Но в ту же игру играл и я, причем надеялся на выигрыш. Мне вовсе не улыбалось быть застигнутым в радиорубке у работающего передатчика.
Дождь безжалостно барабанил по сгорбленной спине. Сильнее намокнуть я уже не мог, но замерзнуть мог вполне. Я и замерз, здорово замерз, и через пятнадцать минут уже стучал зубами без остановки. Дважды мимо меня проходили часовые. Каррерас действительно не полагался на случай в эту ночь. Оба раза я был уверен, что они меня обнаружат. Зубы стучали так интенсивно, что приходилось совать в рот рукав, дабы этот лязг меня не выдал. Но в обоих случаях часовые не проявили должной бдительности. Лязг зубов постепенно набирал силу. Неужели этот чертов радист так и не придет? Или я перехитрил сам себя, и все мои хитрые теоретические построения - полная ерунда? Может, радист вообще не собирался приходить?
До сих пор я сидел на свернутом в бухту фале спасательной шлюпки, но тут в нерешительности поднялся. Сколько еще мне тут ждать, пока не буду убежден окончательно, что он не придет? В каком случае опасность больше - рискнуть войти в радиорубку, несмотря на все еще существующую возможность быть Там застигнутым, или ждать еще час, а то и два, прежде чем трогаться? К этому времени почти наверняка будет уже слишком поздно. Раскинув мозгами, я пришел к выводу, что какой-то шанс на неудачу все-таки лучше, чем гарантия на нее. Кроме того, теперь, когда я выбрался из трюма номер четыре, от моих ошибок зависела только моя собственная жизнь. Пора, теперь самое время. Я тихо сделал шаг, другой, третий и этим ограничился. Радист пришел. Пришлось так же тихо сделать три шага в обратном направлении.
Скрежет поворачивающегося в замке ключа, скрип открывающейся, затем щелчок захлопнувшейся двери, тусклый свет в зашторенных иллюминаторах. Наш приятель готовится к приему. Он надолго не задержится - это предположение было достаточно очевидным. Ровно столько, сколько нужно, чтобы принять сообщение о курсе и скорости "Тикондероги" - вряд ли по такой погоде они сумеют этой ночью определиться - и отнести его Каррерасу на мостик. Я предполагал, что Каррерас по-прежнему находится там. Характер человека так запросто не меняется. Как и раньше в критических случаях, в эти решающие часы он не мог быть где-либо, кроме мостика, не мог не взять на себя личную ответственность за судьбу им самим задуманной операции. У меня прямо перед глазами встала картина, как он берет листок с цифрами - свидетелями неизбежности роковой встречи, улыбается удовлетворенно и делает вычисления по карте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73