Тяжелые, груженные углем телеги начинали двигаться быстрее, а
лошадиные копыта высекали из булыжника искры. Теперь лошади, которых я видел
в детстве, подохли. Да и многие возницы уже, наверное, поумирали. А телеги?
Куда подевались все те телеги, которые я видел на улицах своего детства? У
них были большие колеса на крепких осях, настил из выдержанного вяза,
тяжелый железный каркас. Колеса даже под огромными тяжестями не проседали ни
на миллиметр. Казалось, их, эти телеги, создавали на века, чтобы потом
обнаружить при археологических раскопках, как помпейские, а они уже все
исчезли, рассыпались в прах, сгорели в печках или сгнили на задворках, хотя,
казалось, им жить и жить и дожидаться археологов. Да, все они уже исчезли и
превратились в прах, сгорели в печках или сгнили на задворках.
Я стоял и смотрел на дождь как зачарованный. Интересно, если бы я не
стоял и не смотрел, дождь все равно бы шел? спрашивал я себя. Но сразу же
спохватился: что-то ты слишком много о себе воображаешь. В общем, я стоял и
смотрел на дождь, пока он не перестал. Воздух стал чистым, промытым, небо
прояснилось. Потом поднялся теплый ветер, и над городом - над улицами,
домами, церквами заструился пар Но теплый ветер был сырым. Есть одна вещь, к
которой люди, не родившиеся в этом городе, никогда не привыкнут, - я говорю
о теплом ветре, именуемом сирокко. Сирокко зарождается в воздушных течениях
над знаменитой пустыней Сахара. Благоприятствующая сирокко ситуация
образуется в атмосфере в результате возникновения зоны низкого давления над
Средиземным морем и высокого давления - над Сахарой. Так написано в одной
энциклопедии, но меня лично это мало трогает.
Из-за сырости стены магазина, пол, старые деревянные шкафы, бумаги и
разобранные на кучки марки стали источать запах плесени и гнилых яблок. На
улице вновь началась толкотня: хаос звуков, движения, света, тени, но ничего
особенного не происходило, текли часы - и ничего. Какая-то девушка - худая и
высокая - дважды прошла мимо витрины, но трудно влюбиться в спешащую
девушку, даже если она проходит мимо тебя дважды за один день. Может,
говорил я себе, это иностранка, англичанка например, дочь какого-нибудь
богатого англичанина, из тех, что по два раза на дню звонят в Лондон,
журналиста какого-нибудь, а вполне возможно, что и сотрудника посольства или
обыкновенного коммерсанта, обыкновенного, но крупного коммерсанта, раз уж он
не просто приехал в Рим, а еще и дочку с собой привез. Английские девушки с
трудом сходятся с кем бы то ни было, но уж если сходятся... Конец света. По
крайней мере, так говорят. Да, мне бы хотелось поговорить с этой девушкой,
знала бы она итальянский, я-то по-английски не говорю. Но что я ей скажу?
спрашивал я себя. Я же не из тех, кто легко может вступить в разговор с
девушкой, пусть и англичанкой, которая дважды за один день прошла мимо твоей
витрины. А вдруг она даже и не англичанка, встречаются ведь и итальянские
девушки, больше похожие на англичанок, чем сами англичанки. Они тоже
высокие, худые, белокурые, носят одинаковые - что твоя футбольная команда -
английские макинтоши, и, когда такая идет по улице, всегда найдется
прохожий, который скажет: это англичанка. Девушка между тем исчезла из виду,
и я не знаю, пройдет она мимо моей витрины третий раз или нет. Признаться, я
даже не уверен, что она прошла дважды.
Как я мог подумать, что девушка, прошедшая мимо моей витрины, может
занять место Мириам? Видите, я опять назвал ее имя. Вероятно, это даже и не
девушка была, а замужняя женщина, еще и мужа с собой притащившая в Рим на
каникулы. Даже думать об этом нечего, говорил я себе. И все-таки думал.
Ужасно, когда ничего не случается за целый день, и на следующий день
тоже, и накануне. Ничего. Девушка не прошла больше мимо. Я сидел, часами
смотрел, как идет дождь, и думал, что все-таки мог бы влюбиться в девушку,
дважды прошедшую мимо витрины. Дважды в один и тот же день. Но что с того?
Я вышел на улицу, стал прохаживаться. Почему бы тебе не найти другую
девушку? спрашивал я себя. Мог бы наставить рога Мириам, она того
заслуживает. Но где ее найдешь, эту девушку? В баре? В кино? Где? На улице,
может быть? Так не бывает, чтобы человек сказал: сейчас я найду себе
девушку, и действительно нашел ее. Тут нужна удача. Я несколько лет ездил в
Остию, но никакой девушки там не нашел. И это при том, что в мире столько
девушек, говорил я себе. Вон они, ходят по улице, все идут в какое-то
определенное место, совсем как такси в дождливый день. Легче заставить птиц,
как говорится, летать задом наперед, чем остановить девушку. Я огляделся по
сторонам: все вокруг меня двигались, и я тоже двигался среди остальных.
Какой-то продавец газет кричал, что пало правительство. Ну вот, что-то
случилось, правительство пало. Куда же ты теперь идешь? - спрашивал я себя.
Это было на мосту Гарибальди. А что такое? Брожу себе по городу,
прогуливаюсь. Так я дошел до пьяцца Белли, а потом до пьяцца Санта-Мария ин
Трастевере. Выходит, я двигался к холму Джаниколо. И действительно, я шел к
холму Джаниколо и уже даже стал подниматься в гору. И кого же ты надеешься
встретить там, на холме? Не надо строить иллюзий, говорил я себе.
Признаться честно, я солгал, сказав, что Мириам, выходя из машины на
виа дель Тритоне, мне улыбнулась, нет, она ушла, даже не попрощавшись. Я
хочу знать, что все это значит, сказала она, имея в виду визит к
рентгенологу. Ничего, ответил я, ничего это не значит. Но ты от меня
все-таки что-то скрываешь, мне этот тип, профессор этот, не понравился. В
таком случае, сказал я, мне не понравился тот тип, тот, волосатый, который
заперся с тобой в кабине Курзала на целых двадцать минут - по часам. Это уже
была ссора. Бальдассерони я ни разу не упомянул, но Мириам, должно быть,
догадалась, что я имею в виду его, когда заговорил о том волосатом типе в
Курзале. Того волосатого типа никогда не существовало, я его сам придумал,
потому что не хотел называть Бальдассерони. При чем здесь Курзал? удивилась
Мириам. Еще как причем, подумал я. Уж если я заведусь, пощады не жди. Да,
это была ссора. Шлюха, сказал я. Выпусти меня из машины, сказала Мириам, и я
остановил машину на виа дель Тритоне. Она ушла, даже не оглянувшись. Какая
уж там улыбка. Надеяться, что я увижу ее на холме Джаниколо, было просто
глупо.
На холме все так же возвышался на своем постаменте невозмутимый
Гарибальди. Точно такой, как у меня, цвета морской волны
"Фиат-600"-универсал подкатил к тротуару и остановился напротив здания
Панорамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
лошадиные копыта высекали из булыжника искры. Теперь лошади, которых я видел
в детстве, подохли. Да и многие возницы уже, наверное, поумирали. А телеги?
Куда подевались все те телеги, которые я видел на улицах своего детства? У
них были большие колеса на крепких осях, настил из выдержанного вяза,
тяжелый железный каркас. Колеса даже под огромными тяжестями не проседали ни
на миллиметр. Казалось, их, эти телеги, создавали на века, чтобы потом
обнаружить при археологических раскопках, как помпейские, а они уже все
исчезли, рассыпались в прах, сгорели в печках или сгнили на задворках, хотя,
казалось, им жить и жить и дожидаться археологов. Да, все они уже исчезли и
превратились в прах, сгорели в печках или сгнили на задворках.
Я стоял и смотрел на дождь как зачарованный. Интересно, если бы я не
стоял и не смотрел, дождь все равно бы шел? спрашивал я себя. Но сразу же
спохватился: что-то ты слишком много о себе воображаешь. В общем, я стоял и
смотрел на дождь, пока он не перестал. Воздух стал чистым, промытым, небо
прояснилось. Потом поднялся теплый ветер, и над городом - над улицами,
домами, церквами заструился пар Но теплый ветер был сырым. Есть одна вещь, к
которой люди, не родившиеся в этом городе, никогда не привыкнут, - я говорю
о теплом ветре, именуемом сирокко. Сирокко зарождается в воздушных течениях
над знаменитой пустыней Сахара. Благоприятствующая сирокко ситуация
образуется в атмосфере в результате возникновения зоны низкого давления над
Средиземным морем и высокого давления - над Сахарой. Так написано в одной
энциклопедии, но меня лично это мало трогает.
Из-за сырости стены магазина, пол, старые деревянные шкафы, бумаги и
разобранные на кучки марки стали источать запах плесени и гнилых яблок. На
улице вновь началась толкотня: хаос звуков, движения, света, тени, но ничего
особенного не происходило, текли часы - и ничего. Какая-то девушка - худая и
высокая - дважды прошла мимо витрины, но трудно влюбиться в спешащую
девушку, даже если она проходит мимо тебя дважды за один день. Может,
говорил я себе, это иностранка, англичанка например, дочь какого-нибудь
богатого англичанина, из тех, что по два раза на дню звонят в Лондон,
журналиста какого-нибудь, а вполне возможно, что и сотрудника посольства или
обыкновенного коммерсанта, обыкновенного, но крупного коммерсанта, раз уж он
не просто приехал в Рим, а еще и дочку с собой привез. Английские девушки с
трудом сходятся с кем бы то ни было, но уж если сходятся... Конец света. По
крайней мере, так говорят. Да, мне бы хотелось поговорить с этой девушкой,
знала бы она итальянский, я-то по-английски не говорю. Но что я ей скажу?
спрашивал я себя. Я же не из тех, кто легко может вступить в разговор с
девушкой, пусть и англичанкой, которая дважды за один день прошла мимо твоей
витрины. А вдруг она даже и не англичанка, встречаются ведь и итальянские
девушки, больше похожие на англичанок, чем сами англичанки. Они тоже
высокие, худые, белокурые, носят одинаковые - что твоя футбольная команда -
английские макинтоши, и, когда такая идет по улице, всегда найдется
прохожий, который скажет: это англичанка. Девушка между тем исчезла из виду,
и я не знаю, пройдет она мимо моей витрины третий раз или нет. Признаться, я
даже не уверен, что она прошла дважды.
Как я мог подумать, что девушка, прошедшая мимо моей витрины, может
занять место Мириам? Видите, я опять назвал ее имя. Вероятно, это даже и не
девушка была, а замужняя женщина, еще и мужа с собой притащившая в Рим на
каникулы. Даже думать об этом нечего, говорил я себе. И все-таки думал.
Ужасно, когда ничего не случается за целый день, и на следующий день
тоже, и накануне. Ничего. Девушка не прошла больше мимо. Я сидел, часами
смотрел, как идет дождь, и думал, что все-таки мог бы влюбиться в девушку,
дважды прошедшую мимо витрины. Дважды в один и тот же день. Но что с того?
Я вышел на улицу, стал прохаживаться. Почему бы тебе не найти другую
девушку? спрашивал я себя. Мог бы наставить рога Мириам, она того
заслуживает. Но где ее найдешь, эту девушку? В баре? В кино? Где? На улице,
может быть? Так не бывает, чтобы человек сказал: сейчас я найду себе
девушку, и действительно нашел ее. Тут нужна удача. Я несколько лет ездил в
Остию, но никакой девушки там не нашел. И это при том, что в мире столько
девушек, говорил я себе. Вон они, ходят по улице, все идут в какое-то
определенное место, совсем как такси в дождливый день. Легче заставить птиц,
как говорится, летать задом наперед, чем остановить девушку. Я огляделся по
сторонам: все вокруг меня двигались, и я тоже двигался среди остальных.
Какой-то продавец газет кричал, что пало правительство. Ну вот, что-то
случилось, правительство пало. Куда же ты теперь идешь? - спрашивал я себя.
Это было на мосту Гарибальди. А что такое? Брожу себе по городу,
прогуливаюсь. Так я дошел до пьяцца Белли, а потом до пьяцца Санта-Мария ин
Трастевере. Выходит, я двигался к холму Джаниколо. И действительно, я шел к
холму Джаниколо и уже даже стал подниматься в гору. И кого же ты надеешься
встретить там, на холме? Не надо строить иллюзий, говорил я себе.
Признаться честно, я солгал, сказав, что Мириам, выходя из машины на
виа дель Тритоне, мне улыбнулась, нет, она ушла, даже не попрощавшись. Я
хочу знать, что все это значит, сказала она, имея в виду визит к
рентгенологу. Ничего, ответил я, ничего это не значит. Но ты от меня
все-таки что-то скрываешь, мне этот тип, профессор этот, не понравился. В
таком случае, сказал я, мне не понравился тот тип, тот, волосатый, который
заперся с тобой в кабине Курзала на целых двадцать минут - по часам. Это уже
была ссора. Бальдассерони я ни разу не упомянул, но Мириам, должно быть,
догадалась, что я имею в виду его, когда заговорил о том волосатом типе в
Курзале. Того волосатого типа никогда не существовало, я его сам придумал,
потому что не хотел называть Бальдассерони. При чем здесь Курзал? удивилась
Мириам. Еще как причем, подумал я. Уж если я заведусь, пощады не жди. Да,
это была ссора. Шлюха, сказал я. Выпусти меня из машины, сказала Мириам, и я
остановил машину на виа дель Тритоне. Она ушла, даже не оглянувшись. Какая
уж там улыбка. Надеяться, что я увижу ее на холме Джаниколо, было просто
глупо.
На холме все так же возвышался на своем постаменте невозмутимый
Гарибальди. Точно такой, как у меня, цвета морской волны
"Фиат-600"-универсал подкатил к тротуару и остановился напротив здания
Панорамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46