Я не видела его с прошлой ночи!
Завопил кто-то из детей. «Мама, я хочу cioccolato!» – «Cioccolato!» – подхватил другой. И в одно мгновение у меня на глазах разразилась форменная буря: все – кроме старшей девочки, которая чинно сидела на стуле, – вопили что есть мочи, требуя шоколадку, и младенец на руках у Поппи тоже присоединился к ним – он проснулся в испуге, сразу сделался малиновый и заорал. Всю жизнь от детского крика на меня находит оторопь; я вынул сигарету, закурил и загородился от них облаком дыма.
– Прекратите! – взвизгнула Поппи. – Прекратите, дети! Чтоб вам! – Грудь у нее вздымалась, она чуть не плакала. – Прошу вас, прекратите, – взмолилась она, и дети притихли. – Не могу я вам дать шоколад. Нету его. Негу его у нас, я же вам говорила. Ну ложитесь спать. – Маленький продолжал плакать, и, укачивая его, она сама захныкала. – Вы не видели Касса? – Она обернулась ко мне, но в голосе у нее был не вопрос, а просьба, как будто она не верила, что я его не видел.
– Нет, не видел. Можно у вас…
– Вы слышали, что сегодня случилось? – сказала она с испуганным видом. – Какой ужас. Вы слыхали когда-нибудь такой ужас?
– Мама, что случилось? – спросил Тимоти. Он возил пальцами в банке из-под сардин и слизывал с них загустевшее прованское масло; вид у него был такой голодный, что я не мог его осудить. – Мама, скажи, что случилось. – повторил он простодушно и без всякого интереса.
– А я знаю, что случилось, – сказала Пегги, которая сидела на стуле, не доставая ногами до пола. Она вздернула бровь и с видом превосходства опустила уголки губ: ангельское дитя, с лучистыми глазами и ярко-золотыми волосами. – Противный Флагг прыгнул…
– Taci! – прикрикнула Поппи. – Сейчас же замолчи, Пегги Кинсолвинг! За это вы сейчас же отправитесь спать, слышите! Вниз, живо! – Одним пальцем она стала зондировать пеленку малыша. – Ой-ой-ой, опять полные штаны. Только что тебя переодела, Ники, – проворковала она мальчику, – и готово дело, опять напрудил. Пирожочек мой. – Улыбаясь, с тихим квохтаньем она приставила нос к носу младенца. Голос ее был полон нежности и восторга. – Только что, только что тебя переодела, – ворковала она, обтирая палец о юбку; горести утонули в приливе материнской любви. Потом она согнала детей в кучу и с младенцем, который сонно мигал мне, свесив розовые щеки над ее плечом, повела весь выводок вниз, нежно приговаривая что-то, словно позабыв свою тревогу.
Но когда она вернулась минут через десять, на лице у нее опять было отчаяние. Она заходила по комнате, говоря на ходу и то и дело тихонько всхлипывая.
– Утром, когда мне рассказали, я просто не поверила. Не поверила своим ушам! Но оказалось – правда. А утро началось так смешно. И тут еще вы, мистер Леверетт…
– Зовите меня Питером, – сказал я. – Вы о чем?
– Вы меня не слышали? Когда я вошла в комнату и стала вас будить? Я думала, это Касс. Иногда он ночует там – если поздно ложится и не хочет меня будить. Я потрясла вас за плечо, а вы перевернулись и застонали. Надо сказать, я опешила. – Она помолчала, комкая мокрый носовой платок, потом вежливо добавила: – Мы, конечно, очень рады, что вы у нас остались.
– Где это произошло? – перебил я.
– Вы про… Ах, да что же я… – Она покраснела, и лицо ее омрачилось. – Ох, это такой ужас. Я ничего не могла выяснить. Но потом увидела Алонзо Крипса, он как раз собирался уезжать. Он сказал, что это произошло возле самого города, на тропинке, которая ведет в Трамонти. Там есть верхняя тропинка и нижняя тропинка, и, кажется, он сказал, что это было на верхней… или нет, на нижней. В общем, утром ее нашли на этой тропинке крестьяне, подняли и перенесли бедняжку в ближайший дом; – Голос у нее прервался, она вздрогнула, и по щекам медленно проползли две слезинки. – Ох, это такой ужас! Прямо какие-то средние века. Я про Мейсона. Ну да, он был жестоким, злым человеком, он помыкал Кассом, он пользовался его состоянием, и не знаю, что еще, но правда, мистер… Питер… просто не верится. Он, наверно, рехнулся. – Тут она не выдержала и беспомощно заплакала в свой крохотный носовой платок.
– Поппи, а что с девушкой? – сказал я. – С Франческой. Что с ней? Вам известно?
– Она умрет, – всхлипывая, ответила Поппи. – В городе все так говорят. Почему я не могу найти Касса!
Она успела переодеться в джинсы, на руке блестел золотой браслет; худенькая, узкобедрая, в сползших носках, с грязной щекой, она была похожа сейчас на девочку-подростка, которая упала с велосипеда и горько переживает свое унижение. У меня сжалось сердце от жалости. Я еще раз окинул взглядом этот саморазвивающийся кавардак в комнате, с которым она, наверно, пыталась совладать: то, что она мать четверых детей, внушало мне благоговейный страх. Я положил руку ей на плечо:
– Не волнуйтесь, Поппи, он скоро вернется.
Она подняла залитое слезами лицо:
– Но где он может быть? Я его всюду искала. На площади, у виллы Констанца, на рынке, всюду! Он никогда так не уходил! Никогда. Ах… – Лицо ее вдруг осветилось. – Ах да, забыла. Я знаю, где он может быть! Он мог поехать с Луиджи в Салерно. Они часто…
– Луиджи я видел. Он говорит, что не видел Касса, – пришлось признаться мне.
Поппи изменилась в лице.
– Что же делать? – проговорила она упавшим голосом. – Слушайте, Питер, я знаю, он в этом как-то участвовал.
– Что вы хотите сказать?
Лицо у нее стало землистого цвета, и, когда она медленно поднялась со стула, мне показалось, что зубы у нее стучат.
– Да если бы я знала! Понимаете, он такой больной. Алкоголик, вы сами прекрасно понимаете, а у него язва, ему нельзя пить, и потом, у него головокружения. Я хочу сказать…
– Поппи, что вы говорите! Как он мог в этом участвовать…
– Не знаю! – плачущим голосом выкрикнула она. – Нет, знаю! – Она подошла к стене, сдернула желтый дождевик, который был велик ей размера на три, и завернулась в него (дождя на улице не было). – У женщин бывает предчувствие, вот. Я хочу… – губы у нее дрожали, – я хочу сказать, я знаю Касса! Его это очень потрясло, ведь он знал Мейсона, знал Франческу, она у нас работала, и вообще. Я знаю Касса, он, конечно, напился и разбушевался, сказал что-то обидное carabinieri насчет того, как они ведут дело, и они посадили его в тюрьму! Он ненавидит сержанта Паринелло! Фу! – Она топнула ногой и поправила косынку. – До чего он безответственный, этот Касс Кинсолвинг. Может быть, – добавила она, вытерев слезы и глядя на меня с надменным видом человека, терпение которого истощилось, – знаете, может быть, его пора сдать «Анонимным алкоголикам» или еще куда-нибудь. – Она пошла к двери. – Если дети закричат, я буду fra venti minuti. Пойду попробую вызволить Касса из тюрьмы. Если проголодались, посмотрите, нет ли чего в леднике. Чао! – И изо всех небольших своих сил захлопнула за собой Дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Завопил кто-то из детей. «Мама, я хочу cioccolato!» – «Cioccolato!» – подхватил другой. И в одно мгновение у меня на глазах разразилась форменная буря: все – кроме старшей девочки, которая чинно сидела на стуле, – вопили что есть мочи, требуя шоколадку, и младенец на руках у Поппи тоже присоединился к ним – он проснулся в испуге, сразу сделался малиновый и заорал. Всю жизнь от детского крика на меня находит оторопь; я вынул сигарету, закурил и загородился от них облаком дыма.
– Прекратите! – взвизгнула Поппи. – Прекратите, дети! Чтоб вам! – Грудь у нее вздымалась, она чуть не плакала. – Прошу вас, прекратите, – взмолилась она, и дети притихли. – Не могу я вам дать шоколад. Нету его. Негу его у нас, я же вам говорила. Ну ложитесь спать. – Маленький продолжал плакать, и, укачивая его, она сама захныкала. – Вы не видели Касса? – Она обернулась ко мне, но в голосе у нее был не вопрос, а просьба, как будто она не верила, что я его не видел.
– Нет, не видел. Можно у вас…
– Вы слышали, что сегодня случилось? – сказала она с испуганным видом. – Какой ужас. Вы слыхали когда-нибудь такой ужас?
– Мама, что случилось? – спросил Тимоти. Он возил пальцами в банке из-под сардин и слизывал с них загустевшее прованское масло; вид у него был такой голодный, что я не мог его осудить. – Мама, скажи, что случилось. – повторил он простодушно и без всякого интереса.
– А я знаю, что случилось, – сказала Пегги, которая сидела на стуле, не доставая ногами до пола. Она вздернула бровь и с видом превосходства опустила уголки губ: ангельское дитя, с лучистыми глазами и ярко-золотыми волосами. – Противный Флагг прыгнул…
– Taci! – прикрикнула Поппи. – Сейчас же замолчи, Пегги Кинсолвинг! За это вы сейчас же отправитесь спать, слышите! Вниз, живо! – Одним пальцем она стала зондировать пеленку малыша. – Ой-ой-ой, опять полные штаны. Только что тебя переодела, Ники, – проворковала она мальчику, – и готово дело, опять напрудил. Пирожочек мой. – Улыбаясь, с тихим квохтаньем она приставила нос к носу младенца. Голос ее был полон нежности и восторга. – Только что, только что тебя переодела, – ворковала она, обтирая палец о юбку; горести утонули в приливе материнской любви. Потом она согнала детей в кучу и с младенцем, который сонно мигал мне, свесив розовые щеки над ее плечом, повела весь выводок вниз, нежно приговаривая что-то, словно позабыв свою тревогу.
Но когда она вернулась минут через десять, на лице у нее опять было отчаяние. Она заходила по комнате, говоря на ходу и то и дело тихонько всхлипывая.
– Утром, когда мне рассказали, я просто не поверила. Не поверила своим ушам! Но оказалось – правда. А утро началось так смешно. И тут еще вы, мистер Леверетт…
– Зовите меня Питером, – сказал я. – Вы о чем?
– Вы меня не слышали? Когда я вошла в комнату и стала вас будить? Я думала, это Касс. Иногда он ночует там – если поздно ложится и не хочет меня будить. Я потрясла вас за плечо, а вы перевернулись и застонали. Надо сказать, я опешила. – Она помолчала, комкая мокрый носовой платок, потом вежливо добавила: – Мы, конечно, очень рады, что вы у нас остались.
– Где это произошло? – перебил я.
– Вы про… Ах, да что же я… – Она покраснела, и лицо ее омрачилось. – Ох, это такой ужас. Я ничего не могла выяснить. Но потом увидела Алонзо Крипса, он как раз собирался уезжать. Он сказал, что это произошло возле самого города, на тропинке, которая ведет в Трамонти. Там есть верхняя тропинка и нижняя тропинка, и, кажется, он сказал, что это было на верхней… или нет, на нижней. В общем, утром ее нашли на этой тропинке крестьяне, подняли и перенесли бедняжку в ближайший дом; – Голос у нее прервался, она вздрогнула, и по щекам медленно проползли две слезинки. – Ох, это такой ужас! Прямо какие-то средние века. Я про Мейсона. Ну да, он был жестоким, злым человеком, он помыкал Кассом, он пользовался его состоянием, и не знаю, что еще, но правда, мистер… Питер… просто не верится. Он, наверно, рехнулся. – Тут она не выдержала и беспомощно заплакала в свой крохотный носовой платок.
– Поппи, а что с девушкой? – сказал я. – С Франческой. Что с ней? Вам известно?
– Она умрет, – всхлипывая, ответила Поппи. – В городе все так говорят. Почему я не могу найти Касса!
Она успела переодеться в джинсы, на руке блестел золотой браслет; худенькая, узкобедрая, в сползших носках, с грязной щекой, она была похожа сейчас на девочку-подростка, которая упала с велосипеда и горько переживает свое унижение. У меня сжалось сердце от жалости. Я еще раз окинул взглядом этот саморазвивающийся кавардак в комнате, с которым она, наверно, пыталась совладать: то, что она мать четверых детей, внушало мне благоговейный страх. Я положил руку ей на плечо:
– Не волнуйтесь, Поппи, он скоро вернется.
Она подняла залитое слезами лицо:
– Но где он может быть? Я его всюду искала. На площади, у виллы Констанца, на рынке, всюду! Он никогда так не уходил! Никогда. Ах… – Лицо ее вдруг осветилось. – Ах да, забыла. Я знаю, где он может быть! Он мог поехать с Луиджи в Салерно. Они часто…
– Луиджи я видел. Он говорит, что не видел Касса, – пришлось признаться мне.
Поппи изменилась в лице.
– Что же делать? – проговорила она упавшим голосом. – Слушайте, Питер, я знаю, он в этом как-то участвовал.
– Что вы хотите сказать?
Лицо у нее стало землистого цвета, и, когда она медленно поднялась со стула, мне показалось, что зубы у нее стучат.
– Да если бы я знала! Понимаете, он такой больной. Алкоголик, вы сами прекрасно понимаете, а у него язва, ему нельзя пить, и потом, у него головокружения. Я хочу сказать…
– Поппи, что вы говорите! Как он мог в этом участвовать…
– Не знаю! – плачущим голосом выкрикнула она. – Нет, знаю! – Она подошла к стене, сдернула желтый дождевик, который был велик ей размера на три, и завернулась в него (дождя на улице не было). – У женщин бывает предчувствие, вот. Я хочу… – губы у нее дрожали, – я хочу сказать, я знаю Касса! Его это очень потрясло, ведь он знал Мейсона, знал Франческу, она у нас работала, и вообще. Я знаю Касса, он, конечно, напился и разбушевался, сказал что-то обидное carabinieri насчет того, как они ведут дело, и они посадили его в тюрьму! Он ненавидит сержанта Паринелло! Фу! – Она топнула ногой и поправила косынку. – До чего он безответственный, этот Касс Кинсолвинг. Может быть, – добавила она, вытерев слезы и глядя на меня с надменным видом человека, терпение которого истощилось, – знаете, может быть, его пора сдать «Анонимным алкоголикам» или еще куда-нибудь. – Она пошла к двери. – Если дети закричат, я буду fra venti minuti. Пойду попробую вызволить Касса из тюрьмы. Если проголодались, посмотрите, нет ли чего в леднике. Чао! – И изо всех небольших своих сил захлопнула за собой Дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160