Поэтому он избрал пусть неудобный, но самый кратчайший путь к горной крепости. На большем своем протяжении это была узкая тропинка, на которой с трудом могли разминуться два путника; она петляла по крутым отрогам покрытых девственным лесом гор и лишь изредка спускалась в узкие долины. На ней, обычно безлюдной, можно было встретить разве что одинокого пастуха в грязной овечьей шкуре, с длинной суковатой палкой, которой он погонял покрытых репейником овец и коз, или же повстречаться ненароком со сборщиком меда диких пчел. Толстоствольные вековые древья, могучие дубы и грабы подступали к самой тропинке, и всадникам нередко приходилось склоняться к самой холке коня, чтобы проехать под раскидистыми ветвями деревьев, дарящих живительную тень, но способных также укрыть в своей буйной листве и дикую кошку, грозу одинокого путника.
Цокот подкованных копыт разносился далеко окрест, отражаясь от пологих отрогов гор, но, несмотря на это, лес по-прежнему жил своей жизнью, не обращая внимания на вторгнувшихся в его пределы пришельцев. Где-то внизу продирался сквозь густой кустарник дикий кабан со своим ненасытным семейством, внезапно за спиной всадников раздался ни с чем не сравнимый трубный рев лесного оленя, призывающего отставшую подругу полакомиться сочной травой, и весь путь Губара и его спутников услаждало непрерывное пение юрких пташек, притаившихся в густой листве.
Прошло уже несколько часов, как всадники покинули Сузы. На бронзовых от загара лицах воинов, облаченных в плотные доспехи, блестели капельки пота, но они не упоминали об усталости даже в разговоре друг с другом. Глаза их были полны молодого задора и того легкого опьянения, которое неминуемо появляется у каждого восприимчивого человека при виде первозданной природы, буйных красок развернувшейся перед ним панорамы и налитого густой синевой бездонного неба. Только Губар, погруженный в свои невеселые мысли, не замечал ничего вокруг. Лишь изредка вскидывал он голову и смотрел вперед, выискивая взглядом поваленное грозою дерево, неподалеку от которого выбивался из-под земли родник с холодной, хрустально чистой водой. Гортань Губара, не привыкшего к ограничениям, давно уже пересохла, а от однообразного и монотонного покачивания вельможе нестерпимо хотелось спать.
Вода родника, от которой ломило зубы и сводило челюсти, освежила всех, но все-таки следовало отдохнуть и людям, и лошадям. Губар знал одну неширокую, но пологую полянку, расположенную чуть выше по склону; взяв за узду своего скакуна, он стал взбираться вверх, приказав воинам следовать за ним. Подъем в этом месте не был крутым, и скакуны легко преодолели его, ведь недаром мидийцы называли этих животных "ослами гор".
Добравшись до полянки, воина стреножили коней, достали запасы провизии, захваченной в дорогу, уселись прямо на траву и стали есть, негромко переговариваясь. Губар не последовал их примеру, но не из чванливости, а из боязни, что цветочная пыльца может пристать к одежде и оставить на ней невыводимые пятна. Он снял со спины своего скакуна розовый чепрак, расстелил его на траве и с удовольствием улегся, подложив влажные еще от родниковой воды руки под голову. Некоторое время он прислушивался к стрекоту кузнечиков и прозрачнокрылых стрекоз, мирному жужжанию диких пчел и желтых он с длинным брюшком. Здесь, на высоте, трава не успела выгореть и пряно пахла, одурманивая сознание; в тени многолетних деревьев было прохладно, дышалось легко, и он не заметил, как погрузился в сладостный сон.
Разбудил его еле слышимый, заглушенный листвой деревьев цокот копыт. Еще находясь а полусне, но уже насторожившись, Губар решил, что это копьеносцы покинули его, спящего. Насколько ни была дикой эта мысль, в данном случае она была наиболее правдоподобной: этой дорогой никогда не пользовались караваны тамкаров, да и отряды царских воинов или местного сатрапа также избегали ее. Второй мыслью в голове Губара, когда, приподнявшись с чепрака, он убедился, что молодые воины спят, была мысль о том, что по глухой горной тропинке идет отряд бежавших от своего хозяина рабов; похитив где-то лошадей, они пытаются тайком перебраться из пределов Мидии в Персию, и далее, опять-таки избегая обжитых мест, к себе на родину.
Другого объяснения Гудар найти не мог.
Встреча с беглыми рабами всегда опасна, не поднимающие глаз дорого продают приобретенную после побега свободу. Но Губар никогда не был трусом, к тому же кровь рабовладельца вскипела в нем и ударила в голову. Если эта догадка соответствовала истине, следовало послать одного из сопровождавших его воинов в ближайший гарнизон, чтобы там организовали погоню за непожелавшими смириться со своей участью. И он стал тихо, стараясь не издавать лишнего шума, спускаться вниз. Он выбрал себе такое место для наблюдения, откуда часть тропинки от родника до очередного поворота открылась перед ним, словно на ладони, в то время как самого его увидеть снизу, было почти невозможно.
Всадников еще не было видно, но, судя по звукам, они приближались с той стороны, куда направлялся Губар со своим небольшим отрядом. Вот из-за поворота показался первый всадник, за ним второй, третий... Один за другим выезжали всадники на узкую тропинку, растянувшись в цепочку, и Губар без труда определил по их приплюснутым сверху шапочкам и желтому оперению стрел, торчащих из высоких колчанов, что перед ним сарангии. Только передний всадник отличался своим одеянием. Он был в простом шерстяном хитоне, с сутулых плеч ниспадал короткий дорожный плащ. Он почти что не был вооружен, только акинак с блестящей на солнце рукоятью висел у него на поясе.
Еще не разглядев самого всадника, Губар узнал его коня. Это был благородный нисейский скакун Прексаспа. Оросанг Камбиза недаром гордился отменной выездкой и торчащими кверху ушами скакуна, - конь стоил целого стада баранов!
"Прексасп? Что делает в этом забытом богами и людьми ущелье знатный вельможа, который, как мне известно, направился в поход на египтян?" удивился Губар. Он забыл, кому именно, если верить письму из курьерской сумки, поручил необузданный Камбиз убить своего брата. Но тут же ровные строчки письма, прочитанные утром, всплыли в его памяти, и он, уже собиравшийся окликнуть Прексаспа и выйти из своего укрытия, вновь притаился, как охотник в ожидании дичи, а затем лег в траву, чтобы кто-нибудь из всегда бдительных сарангиев не обнаружил его.
"Но Прексасп возвращается из Сикайтавати! - молнией сверкнуло в его голове. - Значит, он уже успел выполнить приказ нашего владыки и теперь торопится в Мемфис, чтобы обрадовать Камбиза! Прексасп избирает необжитые места, где никто из случайных встречных не сможет узнать его, чтобы в дальнейшем, некоторое время спустя, сопоставить убийство царевича с появлением на границе Персии с Мидией знатного вельможи, того, кто обязан находится сейчас в далеком Египте, на берегу Пиравы, и разделять все опасности с царем персов и мидян!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47