Колеблющиеся предусмотрели, казалось, все, но внезапная смерть Камбиза смешала из расчеты. Бардия, и только Бардия мог царить сейчас над народами Персиды, а они недвусмысленно игнорировали его призыв, по сути, призыв о помощи!
Страх и неуверенность в ближайшем будущем завладели их сердцами, и они со всею поспешностью собирались в дорогу, беря с собою самое необходимое. Передвигаясь и днем и ночью, позволяя себе и сопровождающим самые короткие привалы, они торопились в Сузы, понося и себя, и своих богов, не надоумивших их выступить раньше, страшась даже вообразить, какому наказанию подвергнет их Бардия за пахнущую предательством медлительность. Изнемогающие от усталости, чуть ли не падая с чепрака, въезжали они в открытые настежь ворота Суз, наскоро приводили себя в порядок, и, отмыв дорожную пыль, переодевались в новые одежды, еще раз просматривали дары, предназначенные сыну Кира, и с душевным трепетом и учащенным сердцебиением направлялись в царский дворец.
Из дворца они возвращались словно заново рожденные.
Сверх всяких ожиданий, Бардия принимал их милостиво и благосклонно, одаривая каждого по давно заведенному обычаю своей верхней одеждой или богато украшенной конской сбруей. Он охотно и благожелательно принимал преподнесенные дары, с благодушным выражением лица расспрашивал о состоянии дел в их сатрапиях или городах. Забыв лишающие сна переживания и сокращающие жизнь тревоги, покидали они милостивого владыку, преисполненные уважения к его величию, доверия к нему и уверенностью в своем завтрашнем дне. Но, покинув дворец, они не торопили покинуть Сузы. Вся столица жила ожиданием скорой свадьбы Бардии и Атоссы, и обретшие душевное равновесие знатные вельможи, уже приглушенные владыкой намеривались непременно учавствовать в шумных памятных торжествах.
Губар ликовал: все шло лучше, чем он мог предполагать заранее, и о чем он даже боялся мечтать. Оставалось только поредевшее в сражениях войско Камбиза, которое приближалось сейчас к исконным границам Персии, руководимое опытным и решительным Гобрием. Но и оно уже перестало беспокоить магов: соглядатаи, внедрившиеся в ряды персидских воинов, утверждали в один голос, что никто из сподвижников Камбиза не поверил в его слова, произнесенные на смертном ложе, и никто из побывавших на берегах Пиравы не сомневается в истинности нового владыки.
Так оно и оказалось в действительности.
Встреченные в двух переходах от столицы отборными мидийскими, персидскими и бактрийскими отрядами возвратившиеся из похода воины тут же принесли торжественную клятву, сдали своим военачальникам боевое оружие и с легким сердцем расходились по своим городам и селениям. Даже "бессмертные", бывшие телохранители Камбиза, не избежали общей участи и вернулись к своим очагам. Предлог был прост и надежен - все воины заслужили за три долгих года бесконечных лишений краткий отдых и радостную встречу с родными и близкими. К тому же их не мог не тяготить груз богатой добычи, которой они были непрочь похвастаться перед своими сверстниками, не участвовавшими в походе.
Губар зорко следил за всем, что происходит в огромном государстве. По-прежнему считаясь смотрителем царского дворца, он сохранил за собою должность распорядителя почты, и перечитывал за день сотни и сотни строк из стекающихся в его руки со всех концов Персиды и из-за ее пределов донесений, важных и пустячных, от опытных и ловких соглядатаев. Все они утвеждали, что никто из персов не смеет не то что предпринять, но даже и помыслить худое о царствующем владыке. Губар был уверен, что никто из персидских вельмож, участвовавших в походе к илистым берегам Пиравы, не вспоминал о предсмертном признании Камбиза - радость возвращения на родину, радость встречи с родными и близкими, бесконечные пиры и многодневная охота с легкостью затушевали все остальные, не казавшиеся значительными, впечатления. Раскрепощенный внутренне, он развил бурную деятельность, пытаясь раз и навсегда оградить себя и Гаумату от всякой мыслимой и немыслимой опасности. По собственному усмотрению менял он личный состав гарнизонов, направлял персидских воинов в самые дальние города Персии, стягивая к жизненно важным центрам страны мидийские и бактрийские отряды. Он приближал ко двору тех великих Мидии, которые прежде избегали окружения Камбиза, ссылаясь на всевозможные, порою далеко не уважительные причины, и не усердствовали в проявлении своих верноподданнических чувств. Он создал особый отряд из знатных молодых мидийцев, из тех, кто еще не успел надломиться духовно, угождая персам; под руководством опытных, состарившихся в сражениях военачальников они обучались неподалеку от Экбатан всевозможным воинским командам, которые звучали на их родном языке, перестроениям и владению всеми видами боевого оружия. Гаумата уже распорядился вооружить их на манер "бессмертных", приказав выделить для этого соответствующие средства из своей сокровищницы, и собирался в недалеком будущем довести число этих воинов до десяти тысяч, как это было при Киаксаре, Астиаге, Кире и Камбизе. На этой основе он намеревался создать в будущем постоянное, закованное в латы, мидийское войско, возродить его былую мощь, утерянную за двадцать три года персидского гнета.
Все свои обещания, данные при воцарении народам Персиды, сдержал новый владыка, только мидяне обманулись в своих надеждах; словно забыв посулы сына Кира отменить все воинские повинности сроком на три года, уполномоченные царем сотники объезжали со своими отрядами всю Мидию вдоль и поперек, забирали в поселениях всех юношей в возрасте до четырнадцати лет, переправляли их в специально организованные лагеря, где обучали подростков стрельбе из лука и владению акинаком, перестраиваться в походные колонны и ходить в атаку под звуки грохочущих барабанов и флейт, сотрясая воздух своими пронзительными, еще по-детски звонкими голосами. Воспитатели доводили их, тоскующих по отцовскому крову, до изнеможения, но усиленное питание и непосредственно общение с ветеранами Астиага и благочестивого Кира сглаживало подросткам их долгое пребывание в лагерях.
Но и этим не ограничивалась деятельность братьев.
Никто и ничто не угрожало им ни внутри, ни вне страны. Единственное, что омрачало порою чело Гауматы, это необходимость действовать под именем Бардии, притворяться персом. Там, где он пытался творить добро для Мидии и ее племен, сами мидийцы видели зло, и только зло. Но уверенность, что рано или поздно соотечественники осознают свою выгоду, вливала в него новые и новые силы. А тогда, когда он сможет, наконец, опереться на хорошо обученную и многочисленную пехоту, не имеющую себе равных мидийскую конницу, Гаумата сам заявит во всеуслышанье, что он мидиец родом, и о благе родной Мидии, о ее возрождении заботился до сих пор и днем и ночью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47