– У тебя старенькие брови, вон они какие лохматые, – заметила она. – И еще, от тебя пахнет табаком. Ты все куришь и куришь свою трубку!
– С кем это ты так разговариваешь? – спросил ее Джек.
– С тобой, – отвечала Линн, покатываясь со смеха.
– Ты много себе позволяешь, Линн Мерсибрайт!
– Гр-р-р, – зарычала она. – Сам себе много позволяешь! Старичок-ворчунок!
– Мама зовет тебя, беги к ней, пока она сама не пришла за тобой. Иначе будет скандал – у тебя ведь назначено свидание с водой и мылом!
Линн всегда была весела, как беззаботная птичка – она радовалась, засыпая, и радовалась, просыпаясь. Когда она бодрствовала, у нее была масса развлечений.
Но были у Линн и минуты грусти. Например, морозным утром в середине апреля 1900 года, когда умер старик Шайнер.
Было воскресенье. Джек разводил огонь в очаге, а Ненна готовила приборы к завтраку. Они встали рано, было еще темно. Проснувшись, Линн подбежала к окну, чтобы посмотреть, как падает снег на покрытые белой пеленой сад и огород. И вдруг Линн увидела там Шайнера. Лошадь лежала на боку – темно-серая масса на припорошенной снегом траве. И снег постепенно заносил его.
Линн сбежала вниз, рыдая, бросилась в объятиях Джека.
Тот никак не мог понять, что случилось.
– Что такое? В чем дело? – растерянно повторял Джек. Он никогда прежде не видел, чтобы его дочка так горько плакала.
– Ты ушиблась? Или тебе приснился страшный сон?
– Это Шайнер! Шайнер! – плакала она, прижимаясь к нему. – Шайнер умер! Он там, лежит на снегу!
Джек подошел к окну, взяв дочку на руки. – Нет, только не он! Не наш старичок Шайнер!
Но Линн оказалась права. Голова мертвой лошади была откинута назад, пасть открыта.
– Бедный старичок, – грустно сказал Джек. – Бедный старенький Шайнер. Да, он умер. Мы только вчера говорили о нем, он прожил долгую жизнь!
Девочка не ела целый день, бродила, как потерянная, сторонилась родителей. Когда Джек взял ее на улицу, чтобы попрощаться с Шайнером, она хотела смести с него снег, чтобы отец попробовал оживить лошадь.
Вечером перед сном она все еще плакала, и даже Ненна потеряла терпение.
– Поднимись к ней, – попросила она Джека. – Я никак не могу ее успокоить. Она не засыпает. И если не перестанет рыдать, то просто заболеет.
Джек поднялся наверх и присел у кроватки Линн. У нее было бледное, измученное личико.
– Почему умер Шайнер?
– Он умер потому, что был уже старенький. Он устал от работы и ослаб, и поэтому ему захотелось надолго заснуть. Ты ведь не обижаешься, что он спит?
– А когда он проснется?
– Мне кажется, он будет спать очень долго. Но если потом когда-нибудь проснется, то это уже будет другая лошадь.
– Мама сказала, что он теперь на небесах.
– Правильно, на небесах, – подтвердил Джек. – И там останется даже тогда, когда проснется. У него снова будут хорошие зубы, и каждое утро и вечер он станет получать по целому ведру овса.
Но Линн не могла понять, почему старенький Шайнер умер на снегу.
– Зачем он вышел на улицу?
– Я не знаю. Может, он решил, что ему лучше умереть на свежем воздухе. Его не устраивал навес, который я соорудил для него. Ему только нравилось чесаться об его столбы. Шайнер всегда любил бродить под открытым небом между деревьями – зимой или летом, в дождь или когда светило солнце.
Джеку не удалось успокоить ребенка, но пока он тихонько разговаривал с ней, глаза ее начали закрываться, и она заснула.
Утром он принес корзинку с семью маленькими цыплятами и поставил ее в тепло у камина. Когда Линн спустилась вниз, ее внимание сразу же привлек их писк. Днем Ненна увела ее на чай к Эми Гонлет, чтобы девочка не видела, как заберут Шайнера. На следующий день они ходили с тетушкой Филиппой посмотреть телят на ферме Споутс Холл.
Время излечило ее. Ребенку было всего три с половиной года. Ей предстояло еще многое увидеть и сделать. Горе с Шайнером отступило в прошлое и осталось где-то позади.
Весной 1900 года, когда в газетах много писали о войне в Южной Африке, работники приходили к Джеку, чтобы обсудить с ним текущие события.
Они постоянно спрашивали, ожидая, что он знает ответы на все их вопросы.
– Здесь речь идет о Моддер Ривер, – говорил Питер Льюппитт – Где находится эта река?
– Понятия не имею. Я там никогда не был, как и ты!
– Ты же вроде там был в тысяча восемьсот восемьдесят первом году, не так ли?
– Это огромная страна, – ответил ему Джек.
– Мне кажется, что ты только зря тратил время, когда там оказался, – заметил Джо Стреттон, – дела настолько плохи, что нам наверняка там придется все начинать сначала.
– Почему ты, когда был там, не прикончил раз и навсегда этих буров? – спросил его Оливер Лейси. – Мне кажется, что вы их там оставили, чтобы они размножались!
– Это они почти покончили с нами, а не мы с ними.
– Ну мы же не проиграли войну, правда?
– Однако мы ее и не выиграли! Это точно!
– Сколько человек ты убил? – спросил его Перси Рагг.
– Ни одного, – таков был ответ Джека.
– Что, ты не убил ни одного бура? Ты же так метко стреляешь!
– Нет и нет. Я даже не убил ни одного бурского кролика.
– Клянусь, я бы прикончил хотя бы парочку, если бы оказался там, – сказал Харви Стреттон, сверкая глазами.
– Ты-ы-ы, – насмешливо заметил его отец, – им не нужны недомерки вроде тебя.
– Я все равно отправляюсь туда, как только мне исполнится девятнадцать лет!
– Дурачок, к тому времени уже все закончится. Еще месяц, и мы расправимся с бурами.
– Ты тоже так считаешь, Джек? – спросил его Харви.
– Не знаю. Малыш, ты лучше напиши лорду Робертсу и спроси его об этом.
В июне в Ниддап приехали вербовщики и часа два агитировали, пытаясь завербовать волонтеров. Харви сказал, что ему девятнадцать лет, и его взяли на военную службу. Вместе с ним записались еще девять парней из Ниддапа. Спустя несколько недель Харви уже расхаживал в форме, хвалясь перед отцом и остальными работниками.
– Вот это шляпа, – сказал Джонатан Кирби, барабаня пальцами по плоской шляпе Харви, которая была без полей.
– Но она же не защитит твою морду от солнца, не правда ли?
– Что это за полоски на брюках? – приставал к нему Питер Льюппитт. – Чтобы бурам было легче приметить тебя?
– Там мне выдадут тропический шлем, – ответил ему Харви, – и униформу цвета хаки с обмотками.
– Я надеюсь, они не забудут вручить тебе ружье, – заметил его отец. – Не надейся получить мое старое ружье, чтобы забрать с собой на войну. Даже и не мечтай об этом.
– В воскресенье я отправляюсь в казармы, а в понедельник утром у нас начнется обучение.
– Лево-право, лево-право, лево-право, лево! – вдруг завопил Перси Рагг. – Смиррна! На пер-второй рассчитайсь!!
– Я бы ни за что не записался! – сказал Вилл Гонлет, – только подумай, ты ведь покинул своего папашу и младших братьев!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46