– Кто же здесь неряшка-замарашка?
На следующее утро он опять пошел в Мур, ветер переносил пепел с места на место. Нужен был дождь. И ночью, действительно, прошел сильный ливень – он остудил землю и прибил пепел.
Как только на поле начала прорастать трава, Джек с двумя помощниками перепахал все шестнадцать акров. Эта изматывающая работа заняла шесть дней. Через месяц, когда вновь зазеленели сорняки, Джек, разбросав по почве навоз, занялся поперечной вспашкой.
– Ты никогда ее не расчистишь, – сказал Джо Стреттон.
– Расчищу, дайте только срок.
– Год растут сорняки – семь лет борьба с их семенами. Так говорят старики. Тебе придется трудиться здесь многие годы!
Всю весну и лето, как только появлялось свободное время, Джек возвращался сюда и перепахивал землю, уничтожая упрямые сорняки. Для этого он использовал новый культиватор, позволявший уничтожать длинные корни осота и одуванчиков. Потом собирал сорняки в огромные кучи, поджигал их, и они долго тлели и дымились.
– Где Джек? – спрашивал кто-нибудь.
– Наверное, опять пашет свой участок. При таком уходе земля скоро уже придет в норму.
И вот наконец пришел день, когда шестнадцать акров перестали называть Мур – болотистое место. Теперь этот участок именовали «участком Джека». Кто-то даже написал это название на карте земельных угодий, висевшей в конторе мисс Филиппы.
– Наверное, это так же приятно, как если в твою честь назвали новый сорт яблок, – сказал Джеку Питер Льюппитт, – или, скажем, картофеля, да и новый сорт вьющейся розы неплохо бы.
– Ну, насчет награды – он ничего не получил, – заметил Джо Стреттон. – Мисс Филиппа даже не поблагодарила его.
Джек любил работать. И всегда трудился усердно. Ему не нравилось, когда земля была заброшенной и пропадала. Вильям Гонлет, который пас овец на высоких холмах Тутл Борроу, откуда открывался лучший вид на всю округу, первым заметил изменения, происходившие на старых истощенных землях Мерихоуп. В них как бы вложили новое сердце и дыхание, вдохнули душу.
– Как хорошо человеку ощущать свою силу и наблюдать, как земля снова начинает улыбаться.
Что бы ни говорил Джо Стреттон, мисс Филиппа тоже была довольна тем, как продвигаются дела. Как-то в Хотчеме, на рынке, она попросила Джека подождать, пока зайдет в банк. Вернулась довольная, лицо светилось радостью, глаза блестели.
– Та закладная, которую я оформила, когда покупала ферму Мерихоуп, уже полностью выплачена, – сказала мисс Филиппа. – Хорошие новости, не правда ли?
– Это просто здорово, – сказал Джек. – Может, теперь мы сможем сделать новые калитки и ворота в изгороди на полях.
– И не только это. Мы приступим к ремонту. Купим новые инструменты, отремонтируем сараи, амбары и коровники… Может, даже построим новый коровник…
Она просто искрилась энергией, в ее голове роились новые планы и задумки. Ей даже хотелось поделиться ими с Джеком, чего она никогда себе не позволяла.
Когда они выходили с рынка, Филиппа взяла его под руку. Казалось, некоторое время они были на равных. Они понимали друг друга, возникла взаимная симпатия, они были воодушевлены успехами. И этот ее дружелюбный жест казался совершенно естественным, им приятно было идти рука об руку.
– Кроме того, – продолжала она, – нужно заняться коттеджами для работников. Я знаю, что их давно пора отремонтировать, и лучше это сделать до наступления зимы.
Часто после занятий в школе, в теплые летние дни, Сисси Гонлет приводила Линн в поле, где работал Джек. Во время сенокоса малышка часто вместе с отцом сидела на сенокосилке. Он держал ее на коленях, обхватив руками.
– Шевелитесь! Шевелитесь! – кричала Линн лошадям, теснее прижимаясь к Джеку. – Эй, эй! Пошел, пошел! – подгоняла она лошадей, подражая отцу.
Во время жатвы Линн вместе с другими детьми – Гонлетами, Льюппиттами, малышами Риггами – помогала делать жгуты из соломы, которыми потом взрослые работники перевязывали снопы. Детские руки быстро уставали, и тогда она принималась бродить от одного снопа к другому, собирая в маленькие букеты вьюнки, темно-красный клевер и вику. Когда наступало время обеда, Линн с Джеком устраивались в тени, падавшей от живой изгороди, ели сыр с хлебом, запивая сидром.
– Сколько колосков на этом поле?
– Ну-у-у, я этого не знаю, их слишком много, – сказала Линн.
– Тебе и не нужно их считать. Просто подумай о каком-нибудь большом числе и все.
– Сотни, и тысячи, и миллионы, и биллионы.
– Да, пожалуй, ты права.
– Почему у ячменя усики?
– Ты мне задаешь трудные вопросы, – заметил отец. – Мне бы и самому хотелось это знать. Они такие колючие, забравшись в рубашку, щекочут так, что просто иногда изводят меня. Наверное, усики растут на колосках для того, чтобы злить нас и заставлять ругаться.
– Ты не должен ругаться, это нехорошо, – сказала Линн.
– О, и кто же так говорит?
– Мисс Дженкинс.
Мисс Дженкинс была учительницей в классе Линн. Она казалась человеком из другого мира, словно была не из плоти и крови. Нет, она была гласом Божьим, в меховом жакете и с черной сеточкой для волос на голове.
– Она что, никогда не ругается, твоя мисс Дженкинс?
– Нет, – ответила Линн испуганным тихим голоском.
Она даже представить себе не могла, чтобы мисс Дженкинс ругалась.
– Неужели она никогда не говорит: «Да провались ты пропадом!» и «Хватит болтать чепуху!»
– Нет, никогда!
– Тогда, значит, мисс Дженкинс никогда не донимали усики от ячменя. Я это знаю точно!
– Мисс Дженкинс говорит…
– Да? Ну и что она говорит?
– Мисс Дженкинс говорит…
– Так, мы сейчас услышим что-то интересное. Я просто чувствую это.
– Мисс Дженкинс говорит: «Господи Боже мой, силы небесные!»
– Правда? Это ее слова? Я просто не могу этому поверить!
– А иногда она говорит: «Черт возьми!»
– Вот так-так. Как я и говорил тебе, она иногда тоже ругается, как все мы.
Время от времени Джек и Линн обедали по воскресеньям в большом господском доме. Там они должны были вести себя прилично… А мисс Филиппа хотела, чтобы они обедали у нее каждый день. Она была уверена, что мужчина не мог готовить нормальную и вкусную пищу для себя и для маленького ребенка. Но Джек старался бывать у нее как можно реже – ни ему, ни Линн не нравились эти визиты.
– Тетушка Филиппа, – как-то спросила Линн, – почему в яблочном пудинге совсем нет сахара? Он несладкий.
– Линн, ты плохо выговариваешь слова, тебе лучше следить за своей речью.
– Почему все-таки пудинг несладкий?
– Я сама готовила этот пудинг, и в нем достаточно сахара.
– Но я его не чувствую.
– Значит, что-то не в порядке с твоим языком. Вот все, что я могу сказать вам, маленькая девочка.
– А может, что-то не в порядке с твоим сахаром?
– Ты плохо себя ведешь, – строго заметила мисс Филиппа и нахмурилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46