Они представляют собой воплощенное противоречие: современное национальное государство в центре, традиционное, многонациональное, «имперское» государственное образование на периферии. В Европе существовала демократия, а в колониях действовала авторитарная власть.
Колониализм конца XIX века был тесно связан с империализмом - новой фазой развития капитализма. Крупные корпорации, сконцентрировавшие в своих руках огромные финансовые ресурсы, использовали политическую экспансию европейских держав для овладения новыми рынками, причем, как отмечал позднее Ленин, вывоз капитала становился важнее, чем вывоз товаров.
Колониальные завоевания радикально отличались от захватов на территории Европы. Германия, овладев Эльзасом и Лотарингией в 1870 году, прилагала огромные усилия, чтобы превратить их жителей в настоящих немцев. Напротив, колонии в рамках империалистической системы никто не собирался интегрировать. Образ жизни центра и периферии должен был оставаться разным, чтобы сохранялись различия в цене и способах эксплуатации рабочей силы. Таким образом, сверхэксплуатация ресурсов в колониях позволяла смягчать социальные противоречия в Европе.
Закономерно, что национальное угнетение в колониях принимало совершенно иные формы, чем в Европе. Так, например, колонизаторы никогда не пытались запретить или подавить местные языки, ассимилировать туземцев. Связано это было в первую очередь с тем, что туземное население было многочисленным, как правило многократно превышая по численности европейских переселенцев вместе с колониальной администрацией и войсками. Однако была и другая причина. Колониальная администрация сознательно поддерживала дистанцию между европейским и туземным обществом. Поскольку у туземцев существует собственная культура, традиции и общественный порядок, колонизаторы не обязаны предоставлять им демократические свободы и прочие права, которые местными традициями не предусмотрены. Так, британская колониальная администрация постоянно объясняла неравноправие местного населения именно уважением к культуре и нравам туземцев.
Высказывания Энгельса по колониальному вопросу нередко смущали позднейших марксистов. Учитывая огромную разницу в уровне развития между колониями и европейскими метрополиями, он считал необходимым их совместное существование на протяжении целой исторической эпохи. Сначала пролетариат Запада должен будет, по его мнению, взять власть в свои руки, а затем, постепенно развивая колонии, вести их народы к независимости. Маркс, который умер раньше, чем сложился империализм, тоже оценивал британский колониализм как явление далеко не во всем негативное. Осуждая завоевательную политику с нравственной точки зрения, он доказывал, что британское владычество будет способствовать не только экономическому развитию Индии, но и ее будущему становлению в качестве независимого национального государства.
И в самом деле, большая часть институтов, созданных британцами в Индии, благополучно перешла по наследству к независимой республике. Больше того, уже при королеве Виктории Индия обладала всеми формальными атрибутами независимой державы: собственная армия и военно-морской флот, собственная валюта, почтовая служба, своя налоговая система (ни одной рупии из индийского бюджета не перечислялось в Лондон), собственное законодательство. Даже название Индийская империя говорило как бы о самостоятельном государстве. Но принципиальное отличие состояло в том, что это было государство сугубо авторитарное, управляемое чиновниками и военными, присланными из Лондона. Причем британцы возводили свою имперскую систему в Индии к порядкам, установленным до них Великими Моголами, а борцы против колониальной администрации ссылались на принципы английского парламентаризма. Борьба против колонизаторов на первых порах была не столько направлена на завоевание независимости, сколько на установление демократического режима.
История не оправдала надежды Энгельса на то, что победивший пролетариат поведет колониальные народы к демократии и независимости. И все же подобные настроения невозможно приписать только влиянию буржуазной идеологии, от которого не оказался свободен даже один из основоположников марксизма. Они просто не обладали всей полнотой исторического опыта, который стал доступен лишь следующим поколениям марксистских мыслителей, сформировавшихся уже в эпоху империализма. Впрочем, революция в России показала, что Энгельс был не так уж наивен. Большевики смогли преобразовать колониальный режим, установленный царизмом в Средней Азии. Пришедший ему на смену порядок оказался весьма далек от марксистских представлений о социализме, но колониальным режимом в классическом смысле слова он уже не был: Узбекистан, Туркмения, Таджикистан, Казахстан и Киргизия развивались в рамках Советского Союза как равноправные части федерации, а не как колонии. Они страдали от многочисленных пороков советской системы, но от этих пороков в равной степени страдали все. Объектами сверхэксплуатации они не были.
Права наций
Марксисты, жившие в эпоху империализма, вынуждены были анализировать национальный вопрос по-новому. Колониальные народы мечтали о независимости, и отказывать им в этом праве значило бы поддерживать империалистическую систему. В то же время соперничество великих держав - межимпериалистические противоречия - породили новые конфликты. Назревала большая война, всем было понятно, что европейские границы, относительно стабильные на протяжении большей части XIX века, не являются окончательными. Тем временем романтическая идеология национального возрождения овладела Восточной и Центральной Европой. Мелкая и средняя буржуазия, принадлежащая к «неимперским» нациям, видела в национальной идее знамя, под которым можно будет отстаивать свои интересы против крупной буржуазии и централизованной бюрократии, принадлежащей к «имперским» народам. Наконец, нерешенными оставались старые вопросы - польский и ирландский. Рабочее движение не могло игнорировать все эти проблемы. Становясь серьезной политической силой, оно должно было формулировать собственные позиции по всему комплексу тем, волновавших общество.
Марксизм начала XX века предложил три различных подхода к национально-колониальному вопросу. Причем по-своему закономерно, что эти три ответа были сформулированы в трех соседних странах.
Первыми озаботились решением национального вопроса социал-демократы в Австро-Венгрии. Это неудивительно, ведь на протяжении последних двух десятилетий истории габсбургской империи в ее пределах постоянно обсуждались проекты государственной реформы, направленной на удовлетворение конфликтующих амбиций национальных и региональных элит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
Колониализм конца XIX века был тесно связан с империализмом - новой фазой развития капитализма. Крупные корпорации, сконцентрировавшие в своих руках огромные финансовые ресурсы, использовали политическую экспансию европейских держав для овладения новыми рынками, причем, как отмечал позднее Ленин, вывоз капитала становился важнее, чем вывоз товаров.
Колониальные завоевания радикально отличались от захватов на территории Европы. Германия, овладев Эльзасом и Лотарингией в 1870 году, прилагала огромные усилия, чтобы превратить их жителей в настоящих немцев. Напротив, колонии в рамках империалистической системы никто не собирался интегрировать. Образ жизни центра и периферии должен был оставаться разным, чтобы сохранялись различия в цене и способах эксплуатации рабочей силы. Таким образом, сверхэксплуатация ресурсов в колониях позволяла смягчать социальные противоречия в Европе.
Закономерно, что национальное угнетение в колониях принимало совершенно иные формы, чем в Европе. Так, например, колонизаторы никогда не пытались запретить или подавить местные языки, ассимилировать туземцев. Связано это было в первую очередь с тем, что туземное население было многочисленным, как правило многократно превышая по численности европейских переселенцев вместе с колониальной администрацией и войсками. Однако была и другая причина. Колониальная администрация сознательно поддерживала дистанцию между европейским и туземным обществом. Поскольку у туземцев существует собственная культура, традиции и общественный порядок, колонизаторы не обязаны предоставлять им демократические свободы и прочие права, которые местными традициями не предусмотрены. Так, британская колониальная администрация постоянно объясняла неравноправие местного населения именно уважением к культуре и нравам туземцев.
Высказывания Энгельса по колониальному вопросу нередко смущали позднейших марксистов. Учитывая огромную разницу в уровне развития между колониями и европейскими метрополиями, он считал необходимым их совместное существование на протяжении целой исторической эпохи. Сначала пролетариат Запада должен будет, по его мнению, взять власть в свои руки, а затем, постепенно развивая колонии, вести их народы к независимости. Маркс, который умер раньше, чем сложился империализм, тоже оценивал британский колониализм как явление далеко не во всем негативное. Осуждая завоевательную политику с нравственной точки зрения, он доказывал, что британское владычество будет способствовать не только экономическому развитию Индии, но и ее будущему становлению в качестве независимого национального государства.
И в самом деле, большая часть институтов, созданных британцами в Индии, благополучно перешла по наследству к независимой республике. Больше того, уже при королеве Виктории Индия обладала всеми формальными атрибутами независимой державы: собственная армия и военно-морской флот, собственная валюта, почтовая служба, своя налоговая система (ни одной рупии из индийского бюджета не перечислялось в Лондон), собственное законодательство. Даже название Индийская империя говорило как бы о самостоятельном государстве. Но принципиальное отличие состояло в том, что это было государство сугубо авторитарное, управляемое чиновниками и военными, присланными из Лондона. Причем британцы возводили свою имперскую систему в Индии к порядкам, установленным до них Великими Моголами, а борцы против колониальной администрации ссылались на принципы английского парламентаризма. Борьба против колонизаторов на первых порах была не столько направлена на завоевание независимости, сколько на установление демократического режима.
История не оправдала надежды Энгельса на то, что победивший пролетариат поведет колониальные народы к демократии и независимости. И все же подобные настроения невозможно приписать только влиянию буржуазной идеологии, от которого не оказался свободен даже один из основоположников марксизма. Они просто не обладали всей полнотой исторического опыта, который стал доступен лишь следующим поколениям марксистских мыслителей, сформировавшихся уже в эпоху империализма. Впрочем, революция в России показала, что Энгельс был не так уж наивен. Большевики смогли преобразовать колониальный режим, установленный царизмом в Средней Азии. Пришедший ему на смену порядок оказался весьма далек от марксистских представлений о социализме, но колониальным режимом в классическом смысле слова он уже не был: Узбекистан, Туркмения, Таджикистан, Казахстан и Киргизия развивались в рамках Советского Союза как равноправные части федерации, а не как колонии. Они страдали от многочисленных пороков советской системы, но от этих пороков в равной степени страдали все. Объектами сверхэксплуатации они не были.
Права наций
Марксисты, жившие в эпоху империализма, вынуждены были анализировать национальный вопрос по-новому. Колониальные народы мечтали о независимости, и отказывать им в этом праве значило бы поддерживать империалистическую систему. В то же время соперничество великих держав - межимпериалистические противоречия - породили новые конфликты. Назревала большая война, всем было понятно, что европейские границы, относительно стабильные на протяжении большей части XIX века, не являются окончательными. Тем временем романтическая идеология национального возрождения овладела Восточной и Центральной Европой. Мелкая и средняя буржуазия, принадлежащая к «неимперским» нациям, видела в национальной идее знамя, под которым можно будет отстаивать свои интересы против крупной буржуазии и централизованной бюрократии, принадлежащей к «имперским» народам. Наконец, нерешенными оставались старые вопросы - польский и ирландский. Рабочее движение не могло игнорировать все эти проблемы. Становясь серьезной политической силой, оно должно было формулировать собственные позиции по всему комплексу тем, волновавших общество.
Марксизм начала XX века предложил три различных подхода к национально-колониальному вопросу. Причем по-своему закономерно, что эти три ответа были сформулированы в трех соседних странах.
Первыми озаботились решением национального вопроса социал-демократы в Австро-Венгрии. Это неудивительно, ведь на протяжении последних двух десятилетий истории габсбургской империи в ее пределах постоянно обсуждались проекты государственной реформы, направленной на удовлетворение конфликтующих амбиций национальных и региональных элит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150