В силу катастрофических обстоятельств победившая партия была обречена на крайний радикализм со всеми вытекающими отсюда последствиями. Троцкий был гораздо более оптимистичен применительно к русской революции. Можно сравнить нарастающий пессимизм Ленина, особенно в конце жизни, с не менее упрямым и даже нарастающим оптимизмом Троцкого, С точки зрения Троцкого, никакой русской революции как отдельного феномена нет. Есть перманентная революция, мировой революционный процесс. Все зависит от исхода борьбы в других странах. Да, Россия не готова для социализма, да, она, что называется, забежала вперед, но кто-то должен начать! Если Россия забежала вперед для того, чтобы столкнуть с мертвой точки процесс глобальных социальных преобразований, то она свою историческую миссию по отношению к мировому пролетариату выполнила. Осталось только, чтобы мировой пролетариат выполнил свою миссию по отношению к России. А состоит эта миссия в том, чтобы построить передовое общество на Западе и тем самым включить Россию в новый контекст, в новую мировую систему, подтянуть Россию до уровня передовых стран.
Ничего подобного, как известно, не произошло. Но Троцкий был не так уж не прав, сказав, что Россия столкнула с мертвой точки процесс глобальных преобразований. Просто на Западе этот процесс принял не революционный характер, как ожидалось, а реформистский. Государство всеобщего благоденствия (Welfare State), смешанная экономика и другие достижения социал-демократического капитализма 1950-1960-х годов вряд ли были бы возможны без русского 1917 года. Потрясения русской революции дали миру мощный политический импульс. На буржуазию Запада события в Петрограде произвели глубокое и крайне неприятное впечатление. К угрозе переноса революции на Запад приходилось в первой половине XX века относиться серьезно. На эту угрозу надо было найти адекватный ответ в форме социального компромисса. Что и случилось к концу 1940-х годов.
Хотя история социал-демократии подтверждает обоснованность политической гипотезы Троцкого, она не подтверждает его конкретные расчеты. Троцкий исходил из того, что социал-демократия не имеет никаких перспектив, а следовательно, преобразования могут принять только революционную форму. Так думало большинство революционеров начала XX века. Они недооценивали возможности реформизма. Дело не в том, справедливо ли они оценивали реформизм с точки зрения идеологии, а в том, как они его оценивали в плане реальных возможностей. Особенность большинства марксистов начала XX века состояла в том, что они были глубоко убеждены, что реформировать капитализм в принципе невозможно. Потому социал-демократы выглядели просто демагогами, которые в принципе все равно ничего не могут сделать, никогда не выполнят ни одного своего обещания. Это было глубокое заблуждение. Порождено оно было тем, что, понимая природу капиталистического способа производства, марксисты той эпохи плохо понимали природу капитализма как мировой системы. Эти заблуждения типичны даже для Розы Люксембург.
Эксплуатация периферии объясняет, откуда взялись дополнительные ресурсы для прогрессивных реформ в Западной Европе. Ленин пишет о рабочей аристократии, которая формируется за счет сверхприбылей, получаемых от эксплуатации колоний. С его точки зрения, рабочая аристократия - тонкий слой, который полностью подкуплен, коррумпирован и в силу этого он негативно воздействует на рабочее движение в целом. Никакой возможности, чтобы ресурсы, брошенные капиталом на подкуп рабочей аристократии, были использованы на проведение каких-то более глубоких реформ, реально влияющих на положение трудящихся масс, Ленин не видит.
Троцкий верил, что будущее русской революции зависит от революции на Западе. В негативном плане его концепция подтвердилась. Ведь кроме позитивного прогноза мировой революции у Троцкого был и сценарий негативного развития. В случае если на Западе революционные перемены не состоятся, произойдет вырождение русской революции. Дальше будет, как во французской революции, «термидорианский переворот».
Советский термидор
Что такое термидорианский переворот? Это когда часть элит, сформировавшихся в процессе революции, пытается консолидировать свою власть, остановив продолжение революции. Но каким образом? С одной стороны, закрепив свои достижения, закрепив победу, но, с другой стороны, придушив революционный процесс, не давая ему развиваться дальше. Для этого необходимо овладеть массами и контролировать их, не давая им больше быть движущей силой истории.
Происходит консолидация новой элиты, которой уже не нужна никакая революция. Для нее революция уже победоносно закончена, у нее уже все хорошо. О возможности советского термидора писали Ленин, Мартов, другие авторы В 1920 году эта перспектива была уже более или менее явной Но вопрос заключался в том, какой будет термидор. Если к 1918-1920 годах было ясно, что угроза исходит от контрреволюции, от старых элит, от белых, от хаоса, от голода, то и 1920-м году ситуация меняется. Взяли Крым, чуть было не взяли Варшаву, стало ясно, что угрозы извне больше нет. Есть внешние враги, но они не в состоянии ликвидировать советскую власть. Но встает вопрос о дальнейшем курсе развития революции.
Большевики, овладев страной, спасли промышленность, спасли города, но тем самым подорвали собственную социальную базу. Огромная масса людей была готова поддержать большевиков в Гражданской войне просто потому, что другого выхода не было: большевики обеспечивали их продовольствием и защищали от белых, которые явно стремились отобрать у крестьян землю. Когда война закончилась, нужно было налаживать нормальную жизнь. Оказалось, что «военный коммунизм», необходимый во время войны, неприменим в мирное время. Как налаживать управление производством, развитие промышленности и мирную жизнь методами, в основе которых постоянное применение насилия? Это абсолютно непригодный способ управления для нормальной ситуации, что бы мы ни понимали под «нормальностью».
Массы, поддерживавшие большевиков в 1919 году, к концу 1920-го перестали их поддерживать. Они требовали перемен, хотели воспользоваться плодами победы. Что касается крестьянства, то его позиция была крайне двойственна. С одной стороны, оно никак не могло быть в восторге от продразверстки. Надо помнить, что единственным ограничением масштабов конфискаций во время продразверстки было сопротивление самих мужиков, их возможность спрятать зерно. Иначе могли забрать все, даже зерно, которое отложили для собственного проживания и посевов (городские просто не знают, сколько нужно оставить, у них нет никакого представления о том, как живет сельское хозяйство).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150