Смеясь, она сняла туфли и пошла по набережной босиком. Вы купили пластиковый шар, который светился, как китайский фонарик, и продавец крикнул ей: «Эй, американка!» – и свистнул, сунув в рот большой и указательный пальцы. Она крикнула ему в ответ: «Твоя сестра американка!» Затем сунула в рот мизинец, и раздался сильный, оглушительный свист. У церкви Сан-Джованни-Баттиста она пару раз взбежала по лестнице и сбежала вниз. Быстро-быстро. Затем вы сели в баре на набережной, и ты выпил еще пару джин-тоников. В четыре утра вы пошли на рыбный рынок, и ты купил тунца. С завернутым в бумагу тунцом под мышкой ты вывернул правый карман на ресепшене гостиницы, чтобы достать удостоверение личности. Гостиница называлась, естественно, «Одиссея». В номере она, все так же улыбаясь, пошла в ванную. А ты развалился на кровати и через мгновение уже дрых, внезапно отключившись.
Ты проснулся, когда она еще спала, лежа на спине. На ней была белая рубашка, задравшаяся на животе, и были видны трусики, тоже белые, с высокой резинкой. Она спала, сжав ноги. У нее была изумительная белая кожа и такая крутая попка, что поясница не касалась простыни. Ты сунул левую руку между ее бедер и услышал, как она всхлипнула, и только. Мизинцем и безымянным пальцем ты поднял резинку трусиков и опустил руку ниже. Она открыла глаза, еще сильнее сжала ноги и повернулась к тебе.
– На Сицилии, Лу, наступает минута, когда ты не можешь думать ни о чем другом, как только о любви, твой мозг целиком перемещается в член, а всего остального просто не существует. Понимаешь?
Утром солнце ворвалось в комнату внезапно, как пощечина. Когда раздался звонок телефона, ты подумал, что уже полдень, и тип с ресепшена хочет предупредить, что официант везет тебе завтрак. Но нет, тип понес какую-то чепуху на италглише.
– Sir, один синьор… Вы меня извините… Один синьор… is waiting for you.
– Где он? – спросил ты.
– В холле, sir.
Минди еще спала, когда ты быстро сбежал по лестнице вниз, на ходу заправляя рубашку в джинсы. С последней ступеньки ты увидел Агатино, одетого во все черное: черный костюм, черная рубашка. Только бирюзовый браслет охватывал его правое запястье.
Агатино увидел тебя, зажмурился, сложил руки на яйцах и, поведя плечами, сказал:
– Синьор Тони ждет вас в машине.
В номере ты разбудил Минди и сказал, что вы уезжаете. Пока ты складывал в сумку вещи, красный пиджак, нижнее белье, ты спросил ее, не разговаривала ли она с кем-нибудь в эти дни.
– Ни с кем, – заверила она тебя.
И в это мгновение до тебя впервые дошло, что тебя хотят захомутать, что это подстава, имитация похищения с изнасилованием! Что это a fucking way of getting married, используемая в этой гребаной стране!
Тони стоял рядом с оранжевым 127-м «фиатом». Тоже во всем черном.
– Садитесь, – сказал он, широко распахивая дверцу машины. Ты устроился на заднем сиденье. Рядом уселась Минди. Она молчала, склонив голову тебе на плечо. У тебя вспотели руки.
– Where are we going? – спросил ты строго.
– К дяде Салу, – ответил Тони, заводя машину. – Нас ждут в церкви.
Fuck you, гребаные благородные доны! взорвалось в тебе. Fuck you, гребаные ублюдки, не произносящие ни словечка в простоте! Fuck you, ножи и черные волосы! Fuck you, ты, дед! Fuck you, опера марионеток, сельтерская с лимоном и солью, миндальные пирожные и целование рук боссам! Fuck you, гребаное солнце! Fuck you, достоинство и уважение! Fuck you, вся эта гребаная Италия!
– Что скажешь, Агатино, – сказал Тони спустя пару минут после того, как они отъехали, – правильно я сделал, что не надел тот красный пиджак?
Сидя рядом с Тони на переднем сиденье, Агатино выбирал для него диск.
– Английская королева-мать на похоронах своего конюха была в красном платье.
– Но я не королева-мать! Красное на мужчине не подходит к похоронам!
– К похоронам?! Каким похоронам?! – спросил ты.
Тони обернулся. С улыбкой на губах.
– Похороны дяди Сала, – ответил он. – Его убили в «Миндальной пасте», пока мы веселились на барбекю. Застрелили из арбалета. И Нуччо тоже умер! – Из скромности Тони умолчал о том, как умер Нуччо.
Твою мать, подумал ты. Это Пиппино угрохал всех из арбалета дяди Миммо!
Прошла ровно минута. Минди засмеялась. Сначала чуть слышно, затем громко и безудержно. Почти сразу же к ней присоединился Агатино. Он смеялся, повторяя без конца:
– Это ж надо… Из арбалета!.. – Странным смехом, напоминавшим скорее хрип, смеялся и Тони.
Отдышавшись, он стукнул кулаком по рулю и просипел:
– Твою мать, Агатино, поставь наконец диск! Жизнь продолжается!
Агатино не надо было просить дважды. Диск с мелодиями 60-х уже был у него в руке, он сунул его в магнитолу и задергался всем телом еще до первых тактов музыки.
Теперь уже все в машине орали во всю глотку: She's got it, yeah baby, she's got it. I'm your Venus, I'm your fire at your desire!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Ты проснулся, когда она еще спала, лежа на спине. На ней была белая рубашка, задравшаяся на животе, и были видны трусики, тоже белые, с высокой резинкой. Она спала, сжав ноги. У нее была изумительная белая кожа и такая крутая попка, что поясница не касалась простыни. Ты сунул левую руку между ее бедер и услышал, как она всхлипнула, и только. Мизинцем и безымянным пальцем ты поднял резинку трусиков и опустил руку ниже. Она открыла глаза, еще сильнее сжала ноги и повернулась к тебе.
– На Сицилии, Лу, наступает минута, когда ты не можешь думать ни о чем другом, как только о любви, твой мозг целиком перемещается в член, а всего остального просто не существует. Понимаешь?
Утром солнце ворвалось в комнату внезапно, как пощечина. Когда раздался звонок телефона, ты подумал, что уже полдень, и тип с ресепшена хочет предупредить, что официант везет тебе завтрак. Но нет, тип понес какую-то чепуху на италглише.
– Sir, один синьор… Вы меня извините… Один синьор… is waiting for you.
– Где он? – спросил ты.
– В холле, sir.
Минди еще спала, когда ты быстро сбежал по лестнице вниз, на ходу заправляя рубашку в джинсы. С последней ступеньки ты увидел Агатино, одетого во все черное: черный костюм, черная рубашка. Только бирюзовый браслет охватывал его правое запястье.
Агатино увидел тебя, зажмурился, сложил руки на яйцах и, поведя плечами, сказал:
– Синьор Тони ждет вас в машине.
В номере ты разбудил Минди и сказал, что вы уезжаете. Пока ты складывал в сумку вещи, красный пиджак, нижнее белье, ты спросил ее, не разговаривала ли она с кем-нибудь в эти дни.
– Ни с кем, – заверила она тебя.
И в это мгновение до тебя впервые дошло, что тебя хотят захомутать, что это подстава, имитация похищения с изнасилованием! Что это a fucking way of getting married, используемая в этой гребаной стране!
Тони стоял рядом с оранжевым 127-м «фиатом». Тоже во всем черном.
– Садитесь, – сказал он, широко распахивая дверцу машины. Ты устроился на заднем сиденье. Рядом уселась Минди. Она молчала, склонив голову тебе на плечо. У тебя вспотели руки.
– Where are we going? – спросил ты строго.
– К дяде Салу, – ответил Тони, заводя машину. – Нас ждут в церкви.
Fuck you, гребаные благородные доны! взорвалось в тебе. Fuck you, гребаные ублюдки, не произносящие ни словечка в простоте! Fuck you, ножи и черные волосы! Fuck you, ты, дед! Fuck you, опера марионеток, сельтерская с лимоном и солью, миндальные пирожные и целование рук боссам! Fuck you, гребаное солнце! Fuck you, достоинство и уважение! Fuck you, вся эта гребаная Италия!
– Что скажешь, Агатино, – сказал Тони спустя пару минут после того, как они отъехали, – правильно я сделал, что не надел тот красный пиджак?
Сидя рядом с Тони на переднем сиденье, Агатино выбирал для него диск.
– Английская королева-мать на похоронах своего конюха была в красном платье.
– Но я не королева-мать! Красное на мужчине не подходит к похоронам!
– К похоронам?! Каким похоронам?! – спросил ты.
Тони обернулся. С улыбкой на губах.
– Похороны дяди Сала, – ответил он. – Его убили в «Миндальной пасте», пока мы веселились на барбекю. Застрелили из арбалета. И Нуччо тоже умер! – Из скромности Тони умолчал о том, как умер Нуччо.
Твою мать, подумал ты. Это Пиппино угрохал всех из арбалета дяди Миммо!
Прошла ровно минута. Минди засмеялась. Сначала чуть слышно, затем громко и безудержно. Почти сразу же к ней присоединился Агатино. Он смеялся, повторяя без конца:
– Это ж надо… Из арбалета!.. – Странным смехом, напоминавшим скорее хрип, смеялся и Тони.
Отдышавшись, он стукнул кулаком по рулю и просипел:
– Твою мать, Агатино, поставь наконец диск! Жизнь продолжается!
Агатино не надо было просить дважды. Диск с мелодиями 60-х уже был у него в руке, он сунул его в магнитолу и задергался всем телом еще до первых тактов музыки.
Теперь уже все в машине орали во всю глотку: She's got it, yeah baby, she's got it. I'm your Venus, I'm your fire at your desire!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51