– Да. И я несколько раз ходила туда. Я просмотрела все старые церковные книги за 60–70 лет, – не найду ли записи о моем крещении. Но такого имени не оказалось.
– А приходило ли вам в голову, как и мне, что сеньора, быть может, говорила о старой миссионерской церкви в Сан-Франциско? Ведь и здесь есть такая, насколько я знаю.
По всему было видно, что Кент искренне хотел помочь девушке. Горячий румянец вспыхнул на ее щеках, глаза заблестели. Она так и впилась в лицо собеседника. Сквозь маску беспечного равнодушия в этом лице, казалось ей, сквозил ум, доброта, – она внезапно почувствовала, как все в ней тянется к нему, как страстно ей хочется понять его, стать чем-то в его жизни. Она, не отвечая, неподвижно стояла возле него.
– Пожалуй, стоит попытаться, – бросил он небрежно.
– Стоит попытаться, – как эхо повторила Жуанита. – Но как мне это устроить?
– Вы можете попросить миссис Чэттертон отпустить вас как-нибудь в город. Она часто уезжает в Санта-Барбара и в Сан-Франциско, может быть, она даже захватит вас с собой туда. И… я хотел бы так устроить, чтобы побывать там вместе с вами, – прибавил он озабоченно, словно вспомнив что-то неприятное. – Постараюсь это сделать после праздников… Да, кстати… – он отвернулся, – вы идете сегодня в Сан-Матео?
– Да, по четвергам мне разрешается отлучаться по своим делам. И я хочу сегодня закупить кое-что к рождеству.
– Вы пешком? – спросил Кент, словно не придавая значения ответу.
– Я еще об этом не думала… Но ведь это всего лишь в двух милях отсюда, а я так мало гуляю… – рассуждала вслух Жуанита. – Пожалуй, правда, пойду пешком – это идея!
– Часа в три?
– Да, я думаю, после завтрака. – Жуаниту удивил его тон, но еще больше удивилась она, когда Кент сказал:
– Подождите меня. Я пойду с вами.
И они отправились вдвоем, когда солнечное утро сменилось прохладным тихим днем. Дороги были чисто выметены ветром, только у заборов собирались в кучи опавшие листья. В некоторых окнах уже висели зеленые гирлянды, а когда Кент и его спутница вошли в деревню, то в окне почти каждой лавки они видели маленькие елочки, корзины фруктов, весело пестреющие украшения. Повсюду толпились дети, болтая и глазея в окна, пока старшие закупали все необходимое к празднику.
Жуанита с воодушевлением принялась за свои скромные покупки. Кент наблюдал за ее оживлением с удовольствием и легкой завистью. Она казалась такой юной в своем простеньком, наглухо застегнутом черном жакете, такой миловидной с этими весело блестевшими голубыми огоньками глаз и непослушными вьющимися локонами, словно ангел с рождественской открытки.
Для Лолиты, Долорес и Луизы были приобретены носовые платки, для ребятишек – целая гора игрушек и сладостей, для старой Лолы – эффектный чемоданчик из блестящей коричневой кожи «под крокодила» ценой в два доллара.
– Она часто ездит навещать родню, – объяснила Жуанита, – и таскает с собою свертки просто в газетной бумаге. Она будет в восторге от этого чемоданчика!
Кент смеялся, вникал во все подробности, то обращая ее внимание на какую-нибудь вещь в лавке, то споря с ней:
– Я не дарил бы этого мальчугану, – ему надо купить что-нибудь такое, что он не сможет ни проглотить, ни сломать.
Когда все было закуплено, короткий день уже перешел в сумерки, и Жуанита порядком устала. Кент предложил зайти выпить чаю.
– Чаю! – обрадовалась она. – А куда же мы пойдем?
– В «Дейзи Чейн». Там хорошо.
Она пошла за ним по темной улице мимо светящихся в синеватом сумраке окон. В маленькой уютной чайной, где пахло свежим печеньем, Жуанита с блаженным ощущением опустилась на стул.
Когда чай был подан и девушка пересчитала свои пакеты и свертки и проверила, все ли закуплено, она спросила, вдруг став серьезной:
– Надеюсь, в этом нет ничего нехорошего?
– В чем? В том, что вы зашли со мной выпить чаю? – спросил Кент с легкой насмешкой. – Это одна из привилегий самостоятельных женщин!
Он внезапно впал в мрачное настроение. Это смутило Жуаниту, и она сказала с неуверенной улыбкой:
– Но одной из этих привилегий является и право платить за себя.
Вместо ответа он посмотрел на нее так хмуро, что сердце у нее упало: он обижен, это ясно.
– Терпеть не могу этого рода заявлений! Все мужчины их терпеть не могут, – сказал он резко.
Жуанита была утомлена. Кроме того, близость рождества, вопреки ее мужественным стараниям быть веселой, больно напоминала ей о ее одиночестве. Она сидела, опустив глаза на голубую тарелочку с мармеладом, и тарелочка расплывалась в тумане набегавших на глаза слез. Жуанита уже жалела, зачем посвятила Кента в свой план, пошла с ним вместе, зачем согласилась зайти выпить чаю.
Они оба молчали, и Жуанита, борясь со слезами, медленно ела свой бутерброд и пила чай из бледно-зеленой чашки.
Маленькая лампа на столе освещала ее пылающее, опечаленное лицо и гладкое черное платье на тяжело дышавшей от волнения груди.
Когда она немного успокоилась и решилась поднять глаза на Кента, она увидела, что он, опершись локтем о стол и склонив подбородок на руку, наблюдает за ней. Щеки ее еще ярче заалели, но опасность уступить слезам миновала, и она спросила с участием:
– Что это с вами, отчего вы такой?
Он поспешно занялся своей чашкой и, отпивая из нее, сказал:
– Простите, я разозлился из-за пустяка. Но не такой уж я бедняк, чтобы маленькая… чтобы такая девушка, как вы, не могла выпить со мною чаю, не жалея меня.
– Честное слово, мне и в голову не приходило жалеть вас, – с негодованием оправдывалась Жуанита. – Мне только захотелось во всем быть независимой, вот и все. Я пошутила. Я знаю, что чай здесь стоит тридцать пять центов, и не стала бы спорить из-за такой мелочи.
– Да, я знаю, – сказал Кент. – Но если бы… если бы вы пили здесь чай хотя бы… хотя бы с Билли Чэттертоном, я не думаю, чтобы вам пришло в голову сказать это… – Он сделал паузу и закончил уже другим, легким тоном с живым интересом в глазах: – А славный мальчик, не правда ли?
– Он, кажется, очень милый, – сказала Жуанита тепло.
– А знаете ли, что и вы тоже – очень милая? – спросил Кент с такой неожиданно ясной улыбкой, что радость вернулась в сердце Жуаниты, и она почувствовала, что может и говорить с ним, и смеяться, как раньше.
– Вы так непозволительно юны, – принялся объяснять Кент нежно и вместе с тем немного насмешливо, – такая золотая и розовая, и прелестная, и добрая. – И, не дав Жуаните опомниться, он продолжал болтать так, как в тот день на скале, дружелюбно и увлекательно.
Всю его мрачность и равнодушие как рукой сняло.
Затем, когда они окончили свой чай, оказалось, что Джонсон, один из шоферов Чэттертона, уже ожидал их в маленьком закрытом автомобиле. Жуанита, растроганная этим новым доказательством внимания со стороны Кента, была благополучно доставлена домой со всеми своими свертками и сохранила об этом вечере приятное воспоминание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66