Войдя в великолепную, аккуратно убранную столовую, она сделала удивленное лицо. – Только два прибора? Ах, да! Мистер Чэттертон и Билли в клубе.
Шторы были до половины спущены, в комнате царил мерцающий полусвет, солнечные лучи, пробиваясь, играли на серебре и хрустале, отражаясь в больших зеркалах. В низкой серебряной вазе нежно благоухали фиалки. Над столом, искрясь и покачиваясь, позванивали подвески венецианской люстры, словно отзвуки давно умолкнувшего смеха.
Кент сидел на том же месте, где обычно, когда его приглашали к завтраку, – направо от нее и так близко, что, когда был подан десерт и они остались вдвоем, они могли разговаривать самым конфиденциальным образом. И тут-то Джейн получила первый из ударов, предназначавшихся ей в тот день.
Ее разговоры с Кентом были всегда коротки и как-то странны. Во время тенниса она ограничивалась односложными замечаниями, сопровождаемыми пристальными взглядами без улыбки, а иногда, когда ей хотелось подразнить его или, наоборот, когда у нее появлялось серьезное настроение, касалась при этом его руки, или вставляла слова «дорогой», «милый».
Кент же, быть может, считал эти прикосновения случайными. Быть может, думал, что и они, и это ласковое «милый», вкрадывавшееся в минуту усталости или воодушевления в ее речи, она не замечает сама.
К чему были Джейн слова? Она и без того видела, что тлеет в печальных глазах Кента, когда она сходит со своим супругом вниз, изысканная, благоухающая, жизнерадостная и позволяет ему подать ей шубу. Она ловила на себе его взгляд, как бы ненароком поднимая глаза от карт или книги. Она угадывала, что кроется под его почти грубым утвердительным бормотанием, когда она говорила мужу: – Не беспокойся, мой друг, меня отвезет Кент. Это вас не затруднит, Кент?
Смех в ее красивых глазах, шутливая ласка в глубоком голосе должны были напоминать ему, что все это только забавно, смешно, не более. Ведь он это понимает? Он коротко отвечал, что да, конечно. «И ради Бога», – добавлял он нелюбезно, – «не лучше ли поговорить о чем-нибудь другом».
– Кент, милый, – сказала она однажды. – Мне – за сорок, а вам – тридцать два.
– Совершенно верно, Джейн.
– Так не нелепо ли с вашей стороны разыгрывать драму?
– Согласен с вами, – только и сказал он.
Он никогда ей не надоедал, никогда не касался даже ее руки. Но Джейн знала, что трепетало в них обоих, почему его лицо так хмуро, почему он ходит по дому, как дикое, молчаливое, неприрученное животное.
– Не лучше было бы для вас, Кент, если бы… если бы вы оставили свою работу у мистера Чэттертона и стали снова сотрудничать в газете, и не видели бы… одной особы? – спросила она его как-то.
– Да, это было бы гораздо лучше, – ответил он тоном, не поощрявшим к дальнейшему разговору. – Так что же из этого?
– Вы хотите сказать (они в это время гуляли по тропинке в высокой части парка за домом. Дело было осенью, за несколько дней до ее отъезда в Вашингтон). Вы хотите сказать, что не сделаете этого?
– Не могу! – ответил он, насупясь. И хотя Джейн вздохнула, пожала плечами и неодобрительно покачала головой, какое-то бурное ощущение счастья, что-то жуткое и сладостное затрепетало в ней. И никакие удовольствия, новые впечатления, фимиам лести, возбуждение не могли изгнать из ее памяти эту осеннюю прогулку.
В день отъезда Жуаниты, за завтраком, в их разговоре не проскользнуло ни единой интимной ноты. Да и Кенту это было не нужно: ему было достаточно того, что он наедине с нею, в том была уже сладкая и волнующая интимность. Мягкий свет, мелодичное позвякивание люстры, отблески солнца в зеркалах, аромат фиалок сливались в одно впечатление, которое производила на него эта женщина – впечатление чудесной, напряженной, трепетной жизни.
Ее белые руки двигались так близко, ее ясные карие глаза, каждую минуту готовые зажечься смехом, то смущенно, то вопросительно смотрели в его глаза, и ему казалось, что только в эти опасные и сладкие часы он жил полной жизнью.
– Вы уже одеты для поездки? – спросила она.
– Да, я собрался наскоро. Самый неподходящий час для поездки. Но мне надо говорить всю дорогу о делах с одним субъектом.
– Ужас! – повела плечами Джейн. – А какого рода дела?
– Да насчет нового помещения для «Солнца».
– Ах, эта громада на Мишн-стрит! Что же, разве она еще не куплена мистером Чэттертоном?
– Да, теперь она – его собственность. Только кое-какие пункты еще не ясны. Кстати – Билли говорит, что если он окончит в июне университет, он тоже начнет работать в «Солнце», – добавил с интересом Кент.
– Я хочу, чтобы он сначала попутешествовал по свету. Я думаю, решение будет зависеть от его отца.
Имя Билли напомнило Кенту о другом, и он сказал:
– Да, между прочим, Билли говорил мне, что мисс Эспиноза от вас уходит?
Земля вдруг заколебалась под ногами Джейн Чэттертон.
– Да, – ответила она просто, но сердце у нее упало. «Да что, что такое произошло?» – спрашивала она себя.
– Билли спрашивал ее об этом, – продолжал Кент. – Он, мне кажется, немного огорчен.
Зимнее солнце по-прежнему смотрело в окна, часы тикали, в зеркалах отражалась сверкающая люстра. Но все качалось вверх и вниз, медленно качалось перед глазами Джейн.
– А у вас нет никакого основания, – Кент спрашивал спокойно и медленно, – оставить эту девушку здесь?
– Основания? – пробормотала она, заикаясь, смачивая языком губы, глядя на него, словно слепыми глазами.
Лакей предложил ей что-то – кажется, это был фруктовый компот, – но она отказалась жестом и встала, опершись одной рукой на стол.
– Пойдемте в библиотеку, мне надо поговорить с вами, – сказала она, неровно дыша, делая страшное усилие казаться спокойной.
– Нет, не надо кофе, скажите ему, что не надо! Она прошла вперед, Кент, встревоженный, за нею.
– В чем дело, Джейн, – спросил он с беспокойством, когда она опустилась в кресло и, беззвучно пошевелив губами, указала ему на место напротив. – Я чем-нибудь огорчил вас?
– Почему вы спросили меня, – сказала она обычным любезным тоном, но почти шепотом и хрипло. – Почему вы спросили, нет ли у меня оснований оставить эту девушку здесь?
– Я вам объясню. Вы знаете, Джейн, – успокаивающе сказал Кент, – что у вас во всем мире нет более преданного друга, чем я.
– Да, я знаю. Милый, милый мой мальчик, разумеется, я знаю это!
Она лихорадочным жестом сплела вместе тонкие пальцы и уставилась в огонь.
– Мне казалось, что вы знали ее мать.
Ее быстрый, подозрительный взгляд напоминал взгляд дикого зверька в капкане.
– Это она вам сказала? – спросила она резко. – Так я и знала! В таком случае… она все время лгала, притворялась передо мной.
– Нет, она мне ничего не говорила. Она вообще никогда об этом со мной не говорила.
Джейн облегченно перевела дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66