Читателю надо знать, что скорость, с которой Рон выполнил чертежи по эскизам Умника, была просто невероятной, хотя они и делались на специально приспособленном компьютере. Так что не напрасно Умник считал Рона волшебником. Правда, — и это надо знать читателю-инженеру — чертежи все-таки были эскизные, рассчитанные на рабочих высокой квалификации, которым не надо все класть в рот уже разжеванным.
Петер Земан по ощущению Рона был ужасно медлителен, но Рон привык к тому, что на производстве думают медленно — он только задремывал, пока Петер вникал в суть, и просыпался при первом же вопросе и подробно, даже словоохотливо давал объяснения. Старший мастер временами выписывал на бумажку необходимые материалы, приговаривая, что в основном все есть, но надо проверить по ведомостям. Так они в мире и согласии провели два часа, а затем принялись составлять некий перечень, называемый технологической картой, — Умнику незачем было в этом участвовать, да он и не понимал ничего в технологических тонкостях: вот изготовить самому — другое дело. И Эйвон побрел по светлому, чистенькому помещению; заглянул в одну дверь, другую. Стало скучно. Тогда он перешел в деревянный дом, совсем почти пустой. Только в просторной кухне-столовой помещался старинный обеденный стол из сфугованных толстых досок да старинные же скамьи с точеными ножками. Пахло пыльным деревом, какими-то пряностями и, пожалуй, рыбой. Он помнил этот запах и огромную кафельную плиту с бронзовым бачком для воды, но стол и скамьи не помнил Возможно, Петер распорядился, чтобы их перенесли сюда из сарая. Плиту, по-видимому, регулярно топили — здесь было тепло и сухо, и у стены лежали дрова.
Умник заглянул в кладовку, убедился, что там установлена колонка центрального отопления, уселся на скамью и скоро задремал. Ему тоже не удалось выспаться, и еще сказывалась разница во времени — в Хоуэлле сейчас было раннее утро, около пяти часов. Казалось, он проспал несколько минут, когда его разбудил голосок Марты:
— О, господин хозяин спит! А мы привезли мебель! И посуду!
— Спасибо, Марта, я спрячусь наверху, в угловой спальне, — быстро сказал он. — Пришлите, пожалуйста, ко мне Амми.
Он не хотел, чтобы его видели лишние люди.
Стараясь ступать тихо, он взобрался по почти вертикальной скрипучей лестнице. В угловой спальне тоже было чисто и сухо, но, пожалуй, холодновато. Ступени снова заскрипели, и вошла Амалия — она весело улыбалась. Эйвон вдруг подумал, какую козью морду скроила бы Нелл, если бы ее заставили ни свет ни заря тащиться в Амстердам за покупками, а потом — в эту унылую дыру, где ей предстояло бы жить. Свинская это была мысль, Умник оправдывался перед собой — бросил бабу, а потом стал вспоминать ее грехи и дурной характер… Но — надо заметить — он ничуть не раскаивался. Нет-нет, господа мои, чего не водилось за Умником, того не водилось.
— Ты зачем забрался в угол? — весело спросила Амми. — Боишься посмотреть в лицо порядочным людям? А?
— Не-а. Желаю тебя поцеловать, а если повезет, снять с тебя штанишки.
— Поцелуй, — сказала Амалия. Потом прошептала:
— Не надо сейчас, слышишь — уже ходят…
— А я запру дверь, — сказал Умник. Внизу стучали ногами и гортанно переговаривались грузчики.
…Когда Умник отпустил Амалию, она проговорила:
— Какие мы безнравственные, просто ужас! — Поправила одежду, платочек на голове и добавила:
— А надо бы мне пойти помочь Марте…
— Сиди здесь, — ответил Умник,
Они сели на пол под окном. Амми взяла Берта за руку. Несколько секунд они сидели тихо, и оба думали, откуда это у них взялось такое сентиментальное поведение. Вдруг Берт надул щеки и прошептал:
— Как хорошие маленькие детки, а? — и захохотал, прикрывая ладонью рот.
Грузчики отбыли, оставив дом уже жилым: четыре кровати, почти не возвышающиеся над полом, четыре столика, стулья, табуреты, кухонная посуда. Мешок с одеялами, простынями и прочим. Сверх того заботница Марта привезла большую коробку разной еды и теперь деятельно распоряжалась на кухне, затопив зачем-то огромную печку — электрическая плита здесь, оказывается, была. Петер объяснил, что приобрел сразу две плиты — одну сюда, другую в цех, чтобы кормить рабочих; приезжает одна достойная дама и готовит еду. После обеда он повез Марту домой, Рон вернулся к компьютеру, так что Амалия и Берт снова остались наедине. Теперь оба почему-то ощутили неловкость — или стесненность, словно бы не зная, как друг с другом обходиться. Ощутив это, Амми решительно вздернула нос и заявила:
— Займемся делом, сэр. Надо разобрать вещи, подвигать мебель кое-где, вы не против?
Умник удивился. Не этому вопросу-приказу: женщины, по его мнению, просто обязаны помыкать мужчинами, — удивился своей реакции. Он был готов подчиниться, и двигать мебель, и стелить постели. И он сказал весело:
— Чур, моя спальня — большая, что над лестницей!
Они расставили вещи, Амалия застелила три кровати. Потом стали составлять список недостающих вещей. «Как это я забыла про зеркало?» — пробормотала она, а Берт сказал, что забыл в Занстадте бритву, и это будет похуже забытого зеркала, потому что щетина у него как проволока, а она сказала, что щетина — даже хорошо, а вот без зеркала она не может никак, но электронный бинокль класса люкс она купила. А как он относится к купальным халатам? Он кивнул, занес их в список и вдруг пробасил
— Слушай, Амми, а если я пойду к Рону?
Она не огорчилась, она неплохо изучила Берта, пока блюла его безопасность, — а теперь стала и чувствовать, Она была умная девочка — не устаю это повторять — и понимала, что человек, привыкший по двенадцать часов в сутки торчать за рабочим столом или в мастерской, не может долго бездельничать — даже в обществе женщины, в которую влюблен. Амалия добавила к списку еще несколько пунктов, потянулась и подошла к окну. «Господи Иисусе, — подумала она, — что за унылая местность. Разве подумаешь, что в такой стране могут быть уютные города, подобные Амстердаму, и деревни-конфетки вроде Закстадта… Там — уютная милота; вроде спальни, отделан-ной с большим вкусом, а здесь…»
Она встряхнулась, взяла бинокль и приступила к своей работе. То есть полезла на чердак, чтобы определить, как там с обзором. Эта пустынная равнина была в своем роде хороша: никто не подберется незамеченным — даже ночью, если у вас есть прибор ночного видения, а таким прибором Амми уже обзавелась. Но мельницу неплохо бы взорвать или снести как-нибудь еще — она закрывала изрядную часть горизонта. Грустное зрелище являла собою эта ветряная мельница без крыльев… хорошо хоть, что не закрывает подъездную дорогу. Шоссе, по которому она приехали, темной полоской прочеркивало равнину под самой линией горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Петер Земан по ощущению Рона был ужасно медлителен, но Рон привык к тому, что на производстве думают медленно — он только задремывал, пока Петер вникал в суть, и просыпался при первом же вопросе и подробно, даже словоохотливо давал объяснения. Старший мастер временами выписывал на бумажку необходимые материалы, приговаривая, что в основном все есть, но надо проверить по ведомостям. Так они в мире и согласии провели два часа, а затем принялись составлять некий перечень, называемый технологической картой, — Умнику незачем было в этом участвовать, да он и не понимал ничего в технологических тонкостях: вот изготовить самому — другое дело. И Эйвон побрел по светлому, чистенькому помещению; заглянул в одну дверь, другую. Стало скучно. Тогда он перешел в деревянный дом, совсем почти пустой. Только в просторной кухне-столовой помещался старинный обеденный стол из сфугованных толстых досок да старинные же скамьи с точеными ножками. Пахло пыльным деревом, какими-то пряностями и, пожалуй, рыбой. Он помнил этот запах и огромную кафельную плиту с бронзовым бачком для воды, но стол и скамьи не помнил Возможно, Петер распорядился, чтобы их перенесли сюда из сарая. Плиту, по-видимому, регулярно топили — здесь было тепло и сухо, и у стены лежали дрова.
Умник заглянул в кладовку, убедился, что там установлена колонка центрального отопления, уселся на скамью и скоро задремал. Ему тоже не удалось выспаться, и еще сказывалась разница во времени — в Хоуэлле сейчас было раннее утро, около пяти часов. Казалось, он проспал несколько минут, когда его разбудил голосок Марты:
— О, господин хозяин спит! А мы привезли мебель! И посуду!
— Спасибо, Марта, я спрячусь наверху, в угловой спальне, — быстро сказал он. — Пришлите, пожалуйста, ко мне Амми.
Он не хотел, чтобы его видели лишние люди.
Стараясь ступать тихо, он взобрался по почти вертикальной скрипучей лестнице. В угловой спальне тоже было чисто и сухо, но, пожалуй, холодновато. Ступени снова заскрипели, и вошла Амалия — она весело улыбалась. Эйвон вдруг подумал, какую козью морду скроила бы Нелл, если бы ее заставили ни свет ни заря тащиться в Амстердам за покупками, а потом — в эту унылую дыру, где ей предстояло бы жить. Свинская это была мысль, Умник оправдывался перед собой — бросил бабу, а потом стал вспоминать ее грехи и дурной характер… Но — надо заметить — он ничуть не раскаивался. Нет-нет, господа мои, чего не водилось за Умником, того не водилось.
— Ты зачем забрался в угол? — весело спросила Амми. — Боишься посмотреть в лицо порядочным людям? А?
— Не-а. Желаю тебя поцеловать, а если повезет, снять с тебя штанишки.
— Поцелуй, — сказала Амалия. Потом прошептала:
— Не надо сейчас, слышишь — уже ходят…
— А я запру дверь, — сказал Умник. Внизу стучали ногами и гортанно переговаривались грузчики.
…Когда Умник отпустил Амалию, она проговорила:
— Какие мы безнравственные, просто ужас! — Поправила одежду, платочек на голове и добавила:
— А надо бы мне пойти помочь Марте…
— Сиди здесь, — ответил Умник,
Они сели на пол под окном. Амми взяла Берта за руку. Несколько секунд они сидели тихо, и оба думали, откуда это у них взялось такое сентиментальное поведение. Вдруг Берт надул щеки и прошептал:
— Как хорошие маленькие детки, а? — и захохотал, прикрывая ладонью рот.
Грузчики отбыли, оставив дом уже жилым: четыре кровати, почти не возвышающиеся над полом, четыре столика, стулья, табуреты, кухонная посуда. Мешок с одеялами, простынями и прочим. Сверх того заботница Марта привезла большую коробку разной еды и теперь деятельно распоряжалась на кухне, затопив зачем-то огромную печку — электрическая плита здесь, оказывается, была. Петер объяснил, что приобрел сразу две плиты — одну сюда, другую в цех, чтобы кормить рабочих; приезжает одна достойная дама и готовит еду. После обеда он повез Марту домой, Рон вернулся к компьютеру, так что Амалия и Берт снова остались наедине. Теперь оба почему-то ощутили неловкость — или стесненность, словно бы не зная, как друг с другом обходиться. Ощутив это, Амми решительно вздернула нос и заявила:
— Займемся делом, сэр. Надо разобрать вещи, подвигать мебель кое-где, вы не против?
Умник удивился. Не этому вопросу-приказу: женщины, по его мнению, просто обязаны помыкать мужчинами, — удивился своей реакции. Он был готов подчиниться, и двигать мебель, и стелить постели. И он сказал весело:
— Чур, моя спальня — большая, что над лестницей!
Они расставили вещи, Амалия застелила три кровати. Потом стали составлять список недостающих вещей. «Как это я забыла про зеркало?» — пробормотала она, а Берт сказал, что забыл в Занстадте бритву, и это будет похуже забытого зеркала, потому что щетина у него как проволока, а она сказала, что щетина — даже хорошо, а вот без зеркала она не может никак, но электронный бинокль класса люкс она купила. А как он относится к купальным халатам? Он кивнул, занес их в список и вдруг пробасил
— Слушай, Амми, а если я пойду к Рону?
Она не огорчилась, она неплохо изучила Берта, пока блюла его безопасность, — а теперь стала и чувствовать, Она была умная девочка — не устаю это повторять — и понимала, что человек, привыкший по двенадцать часов в сутки торчать за рабочим столом или в мастерской, не может долго бездельничать — даже в обществе женщины, в которую влюблен. Амалия добавила к списку еще несколько пунктов, потянулась и подошла к окну. «Господи Иисусе, — подумала она, — что за унылая местность. Разве подумаешь, что в такой стране могут быть уютные города, подобные Амстердаму, и деревни-конфетки вроде Закстадта… Там — уютная милота; вроде спальни, отделан-ной с большим вкусом, а здесь…»
Она встряхнулась, взяла бинокль и приступила к своей работе. То есть полезла на чердак, чтобы определить, как там с обзором. Эта пустынная равнина была в своем роде хороша: никто не подберется незамеченным — даже ночью, если у вас есть прибор ночного видения, а таким прибором Амми уже обзавелась. Но мельницу неплохо бы взорвать или снести как-нибудь еще — она закрывала изрядную часть горизонта. Грустное зрелище являла собою эта ветряная мельница без крыльев… хорошо хоть, что не закрывает подъездную дорогу. Шоссе, по которому она приехали, темной полоской прочеркивало равнину под самой линией горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91