— Со штемпелями на конвертах… Если этот твой Умник и аккуратен, то… Он на самом деле умник? Ты его так прозвал?
— Так его звала жена.
— За ней присматриваешь, помнится мне?
Жак кивнул, но Бернанос этого не видел — теперь он совсем закрыл глаза. И внезапно объявил:
— Шеф твой — парень что надо. Мог бросить его к дьяволу, технологию-то он заполучил… — Открыл глаза и добавил деловито:
— Две недели, Жако, две недели. Прикончат этого Умника и возьмутся за вас. Если не прислушаетесь ко второму вежливому предупреждению, Таков мой прогноз, нравится он тебе или нет.
— Совпадает, — снова сказал Мабен. Потом задал вопрос в воздух:
— Что ли теперь шефа в противоатомный бункер прятать?..
Проводив друга Джо, он немедленно, не глядя на то, что за океаном была еще ночь, вызвал по телефону своего немецкого коллегу Ренна.
Господин Ренн оказался при ближнем знакомстве иным, чем представлялось Амалии: этаким накачанным пивом баварцем, краснорожим и лысоватым. Они встретились не у Марты Лионель, как предлагал Ренн, а в маленьком амстердамском кафе, в так называемой «олимпийской деревне», тихом районе, где все улицы названы по именам древнегреческих героев. Здесь было нетрудно убедиться, что за тобой нет «хвоста». Амалия взяла кофе, Ренн, как и следовало ожидать, пива, и он полушепотом изложил то, что ему поручил передать Мабен: в течение двух недель, не более, следует ожидать диверсии со стороны противника, причем действия будут квалифицированными и безжалостными. Что думает фройляйн по этому поводу?
Странно было слышать такие слова — «противник», «диверсия» — от респектабельного господина, говорящего на изысканном «хохдойч», имеющего на пальце дорогое венчальное кольцо, на руке — часы изысканного дизайна и на дородном теле — твидовую тройку. Фройляйн сделала вид, что думает. Если честно, они с Томасом давно обсудили все возможные стратегии и не нашли ни одной удовлетворительной на случай, если атака будет по-настоящему серьезной. Если, скажем, будут прорываться на трех-четырех машинах и, не дай Бог, с гранатометами.
Она рассказала герру Ренну об этом, инстинктивно воздержавшись от тактических деталей: где помещены посты, откуда возможен доступ, откуда — нет. К несчастью, стояла очень сухая погода, так что на джипах можно было прорваться и напрямик, по целине, — насчет этого она тоже ничего не сказала. И добавила, что заиметь гранатометы и противогазы было бы весьма полезно — сказала, отнюдь не надеясь, что просьба будет исполнена. Однако Ренн, к ее удивлению, ответил:
— Пришлю сегодня же. — И спросил:
— Как полагаете, еще люди будут нужны?
По тому, как он спрашивал, Амалия поняла, что с людьми у него неважно, и пришлет он специалистов не первоклассных, и те, скорее всего, окажутся обузой. Поэтому вместо ответа спросила:
— У вас ведь тоже готовность номер один?
— Это так. Может быть, лучше эвакуировать наших подопечных оттуда?
— Да, за рабочих — страшно, — честно ответила она. — Три десятка душ, ни в чем не виноватых… Но эвакуироваться.. Нет, пока не выйдет.
Ренн вежливо улыбнулся и вдруг спросил:
— Вам, дорогая фройляйн, вам не страшно это?
Она пожала плечами. Сказать «не страшно» было бы неумной бравадой, а объяснять ему, что вообще-то ей совсем не страшно, что она об этом не думает, и только очень редко, в какие-то непредсказуемые секунды, чаше всего на закате, ее обливает ужасом смерти, как ледяной водой… Зачем?
Немец посмотрел на нее, вздохнул и сказал, что гранатометы и противогазы доставит его заместитель. О переезде оного через границу фройляйн будет извещена. В высшей степени приятно было познакомиться, он еще побудет здесь — посмотрит, нет ли за нею преследования.
А потом Амалия заехала в магазин — прикупила себе белья; слабость у нее была к бельгийскому кружеву…
Берт выслушал новость с такой непроницаемой рожей, будто уже нацепил противогаз. Проговорил, неприятно пришепетывая:
— Уехать не хочешь, амазонка?
— А я на службе, — мгновенно выпалила Амалия. — Деньги получаю немалые. А ты не хочешь уехать.
Он заходил по спальне туда-сюда, набычившись. Остановился.
— Из-за службы не хочешь или из-за меня? Отвечай!
— Тебе не все равно, буйвол ты этакий?
— Отвечай, кому сказано!
— И то, и другое, наверное. Не знаю.
— За рабочих страшно, — вдруг сказал он совершенно ее словами, словно мысли прочел. — А предупредить нельзя — разбегутся.
— Ну и пусть себе… Не предупреждать, просто распустить, а?
— Рас-пус-тить.. А что… Ладно, обезьяна, посоветуюсь с Роном.
С Томасом разговор состоялся уже поздним вечером, когда были доставлены два ящика — с гранатометами, двенадцать одноразовых, и противогазами. Амалия еще раз с удовольствием отметила аккуратность немецких коллег: помощник Ренна словом не обмолвился о тревожной ситуации — похлопал своих парней по плечам и спинам, поужинал с аборигенами и отбыл в темноту. Так что дружочек Томас испытал шок, когда распечатал первый ящик с надписью «Осторожно! Фарфор!» и надлежащими фабричными наклейками.
— Оа-ля-а-ля-я! — пропел Томас тирольским голосом. — Маманя, какие игрушки, как мы пели в детстве. Что-то ожидается, Амми?
Выслушав ее рассказ, заметил: «Небогатая информация У тебя есть план?» Узнав, что план будет завтра, сунул в карман инструкцию к гранатомету и отправился на мельницу, где вахту нес Баум.
Штука в том, что работы над невредимками оставалось минимум на неделю, и до тех пор отпускать рабочих было нельзя Поэтому ограничились тем, что на мельницу и чердак затащили изготовленные к бою гранатометы. И Умник снова погнал Петера на утиный завод с категорическим требованием: доставить колеса в течение недели. Заплатить любые деньги, но доставить. А сам принялся возиться с «мерседесом», готовя крепление для Невредимки.
У них были два «мерседеса» последней модели — полноприводные и с корпусом повышенной жесткости.
Амалия пока не разобралась, почему такая спешка с подготовкой этих машин. Понимала, конечно, что с Невре-димкой автомобиль должен стать настоящим танком — но как его применять? Наезжать, что ли, на противника? Эффект «стальной перчатки» она помнила очень хорошо, и с третьим законом Ньютона все понятно, но… Впрочем, у нее хватало сиюминутных забот. Теперь они наблюдали за дорогой в две пары глаз, днем и ночью; ночи, слава Богу, стали не такие длинные. И ей все время хотелось спать: весенний авитаминоз. Амалия велела парням есть фрукты — в приказном порядке, фрукты и салаты, — и чтобы никто не воротил нос. Парни посмеивались и ели. Трое из них, как она заметила, стали мрачноваты.
Они нанимались охранять, а не умирать за каких-то американцев, вот ведь какая штука. Поняв это, Амалия сделала то, что следовало сделать давно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Так его звала жена.
— За ней присматриваешь, помнится мне?
Жак кивнул, но Бернанос этого не видел — теперь он совсем закрыл глаза. И внезапно объявил:
— Шеф твой — парень что надо. Мог бросить его к дьяволу, технологию-то он заполучил… — Открыл глаза и добавил деловито:
— Две недели, Жако, две недели. Прикончат этого Умника и возьмутся за вас. Если не прислушаетесь ко второму вежливому предупреждению, Таков мой прогноз, нравится он тебе или нет.
— Совпадает, — снова сказал Мабен. Потом задал вопрос в воздух:
— Что ли теперь шефа в противоатомный бункер прятать?..
Проводив друга Джо, он немедленно, не глядя на то, что за океаном была еще ночь, вызвал по телефону своего немецкого коллегу Ренна.
Господин Ренн оказался при ближнем знакомстве иным, чем представлялось Амалии: этаким накачанным пивом баварцем, краснорожим и лысоватым. Они встретились не у Марты Лионель, как предлагал Ренн, а в маленьком амстердамском кафе, в так называемой «олимпийской деревне», тихом районе, где все улицы названы по именам древнегреческих героев. Здесь было нетрудно убедиться, что за тобой нет «хвоста». Амалия взяла кофе, Ренн, как и следовало ожидать, пива, и он полушепотом изложил то, что ему поручил передать Мабен: в течение двух недель, не более, следует ожидать диверсии со стороны противника, причем действия будут квалифицированными и безжалостными. Что думает фройляйн по этому поводу?
Странно было слышать такие слова — «противник», «диверсия» — от респектабельного господина, говорящего на изысканном «хохдойч», имеющего на пальце дорогое венчальное кольцо, на руке — часы изысканного дизайна и на дородном теле — твидовую тройку. Фройляйн сделала вид, что думает. Если честно, они с Томасом давно обсудили все возможные стратегии и не нашли ни одной удовлетворительной на случай, если атака будет по-настоящему серьезной. Если, скажем, будут прорываться на трех-четырех машинах и, не дай Бог, с гранатометами.
Она рассказала герру Ренну об этом, инстинктивно воздержавшись от тактических деталей: где помещены посты, откуда возможен доступ, откуда — нет. К несчастью, стояла очень сухая погода, так что на джипах можно было прорваться и напрямик, по целине, — насчет этого она тоже ничего не сказала. И добавила, что заиметь гранатометы и противогазы было бы весьма полезно — сказала, отнюдь не надеясь, что просьба будет исполнена. Однако Ренн, к ее удивлению, ответил:
— Пришлю сегодня же. — И спросил:
— Как полагаете, еще люди будут нужны?
По тому, как он спрашивал, Амалия поняла, что с людьми у него неважно, и пришлет он специалистов не первоклассных, и те, скорее всего, окажутся обузой. Поэтому вместо ответа спросила:
— У вас ведь тоже готовность номер один?
— Это так. Может быть, лучше эвакуировать наших подопечных оттуда?
— Да, за рабочих — страшно, — честно ответила она. — Три десятка душ, ни в чем не виноватых… Но эвакуироваться.. Нет, пока не выйдет.
Ренн вежливо улыбнулся и вдруг спросил:
— Вам, дорогая фройляйн, вам не страшно это?
Она пожала плечами. Сказать «не страшно» было бы неумной бравадой, а объяснять ему, что вообще-то ей совсем не страшно, что она об этом не думает, и только очень редко, в какие-то непредсказуемые секунды, чаше всего на закате, ее обливает ужасом смерти, как ледяной водой… Зачем?
Немец посмотрел на нее, вздохнул и сказал, что гранатометы и противогазы доставит его заместитель. О переезде оного через границу фройляйн будет извещена. В высшей степени приятно было познакомиться, он еще побудет здесь — посмотрит, нет ли за нею преследования.
А потом Амалия заехала в магазин — прикупила себе белья; слабость у нее была к бельгийскому кружеву…
Берт выслушал новость с такой непроницаемой рожей, будто уже нацепил противогаз. Проговорил, неприятно пришепетывая:
— Уехать не хочешь, амазонка?
— А я на службе, — мгновенно выпалила Амалия. — Деньги получаю немалые. А ты не хочешь уехать.
Он заходил по спальне туда-сюда, набычившись. Остановился.
— Из-за службы не хочешь или из-за меня? Отвечай!
— Тебе не все равно, буйвол ты этакий?
— Отвечай, кому сказано!
— И то, и другое, наверное. Не знаю.
— За рабочих страшно, — вдруг сказал он совершенно ее словами, словно мысли прочел. — А предупредить нельзя — разбегутся.
— Ну и пусть себе… Не предупреждать, просто распустить, а?
— Рас-пус-тить.. А что… Ладно, обезьяна, посоветуюсь с Роном.
С Томасом разговор состоялся уже поздним вечером, когда были доставлены два ящика — с гранатометами, двенадцать одноразовых, и противогазами. Амалия еще раз с удовольствием отметила аккуратность немецких коллег: помощник Ренна словом не обмолвился о тревожной ситуации — похлопал своих парней по плечам и спинам, поужинал с аборигенами и отбыл в темноту. Так что дружочек Томас испытал шок, когда распечатал первый ящик с надписью «Осторожно! Фарфор!» и надлежащими фабричными наклейками.
— Оа-ля-а-ля-я! — пропел Томас тирольским голосом. — Маманя, какие игрушки, как мы пели в детстве. Что-то ожидается, Амми?
Выслушав ее рассказ, заметил: «Небогатая информация У тебя есть план?» Узнав, что план будет завтра, сунул в карман инструкцию к гранатомету и отправился на мельницу, где вахту нес Баум.
Штука в том, что работы над невредимками оставалось минимум на неделю, и до тех пор отпускать рабочих было нельзя Поэтому ограничились тем, что на мельницу и чердак затащили изготовленные к бою гранатометы. И Умник снова погнал Петера на утиный завод с категорическим требованием: доставить колеса в течение недели. Заплатить любые деньги, но доставить. А сам принялся возиться с «мерседесом», готовя крепление для Невредимки.
У них были два «мерседеса» последней модели — полноприводные и с корпусом повышенной жесткости.
Амалия пока не разобралась, почему такая спешка с подготовкой этих машин. Понимала, конечно, что с Невре-димкой автомобиль должен стать настоящим танком — но как его применять? Наезжать, что ли, на противника? Эффект «стальной перчатки» она помнила очень хорошо, и с третьим законом Ньютона все понятно, но… Впрочем, у нее хватало сиюминутных забот. Теперь они наблюдали за дорогой в две пары глаз, днем и ночью; ночи, слава Богу, стали не такие длинные. И ей все время хотелось спать: весенний авитаминоз. Амалия велела парням есть фрукты — в приказном порядке, фрукты и салаты, — и чтобы никто не воротил нос. Парни посмеивались и ели. Трое из них, как она заметила, стали мрачноваты.
Они нанимались охранять, а не умирать за каких-то американцев, вот ведь какая штука. Поняв это, Амалия сделала то, что следовало сделать давно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91