Я не знаю, какое поведение покажется суду предпочтительнее. Но я думаю, что поведение неравнодушного более гражданственно.
Золотухину ставили в вину, что он не только не отмежевался, не только не осудил «преступные действия» Гинзбурга, но и в определенной мере солидаризировался с ним.
13 июня решением президиума Московской городской коллегии адвокатов Борис Золотухин был исключен из коллегии.
А что сделали мы, когда бледный, но абсолютно спокойный Борис первым вышел в коридор и сказал:
– Я уже больше не адвокат.
Мы пошли к нему домой, чтобы выпить за его здоровье.
Ведь этот день – 13 июня – день его рождения.
Глава шестая. Как это случилось
В ночь на 16 ноября 1977 года мне приснился странный сон. Мне снилось, что я проснулась, но еще лежу в постели. Перед моими глазами застекленная двустворчатая дверь, которая ведет в другую комнату. Там, на диване, положив руки на небольшой овальный стол, сидит совершенно незнакомый мне мужчина. На нем темное пальто, на голове меховая шапка.
«Наверное, это мне снится», – подумала я и закрыла глаза.
А когда я их открыла вновь, передо мной была та же застекленная дверь, за ней овальный стол и диван. На диване сидели двое. Оба в темных пальто и меховых шапках. Они сидели молча и внимательно смотрели на меня.
«Значит, не снится, – подумала я. – Надо спросить, кто они». И уже слышу свой голос:
– Раз вы пришли ко мне в дом, то скажите хотя бы, кто вы?
И ответ:
– Мы пришли по государственному делу.
Я проснулась. Было раннее утро. Я лежала в комнате, где прямо перед моей кроватью была большая застекленная двустворчатая дверь, отделявшая спальню от гостиной. Я встала и раздвинула занавеску, которой всегда на ночь затягивала стекло, и посмотрела в гостиную. Там было темно и пусто. Небольшой овальный стол, который всегда стоял перед диваном, был отодвинут к стене. На его месте – длинный стол с неубранной еще со вчерашнего дня посудой.
Эту ночь мы провели на даче, которую вместе с нашими друзьями Юлием Даниэлем и его женой Ириной снимали на весь сезон с осени и до весны. Накануне – 15 ноября – был день рождения Юлия, и мы приехали на дачу, чтобы его поздравить. Еще за завтраком я рассказала мужу этот странный сон, который не уходил из памяти, а потом преследовал меня всю дорогу до Москвы, не теряя четкости и полного ощущения реальности, обычно исчезающей после пробуждения.
В Москве мы с мужем расстались. Я поехала домой, он – на работу. Необычно четко запомнилась каждая мелочь короткого пути от троллейбусной остановки до дома. Помню, как шла по своей улице не как всегда, а по противоположной от дома – левой – стороне и удивлялась, что изменила годами выработанной привычке переходить дорогу всегда в одном и том же месте. Помню, что внимательно смотрела на окна своей квартиры, как будто надеялась там что-то увидеть. Окна были темными, такими, какими им положено быть в пустой квартире. В подъезде было пусто и тихо. Я поднялась на лифте на пятый этаж, открыла дверь, чтобы выйти на лестничную площадку, и сразу:
– Здравствуйте, Дина Исааковна. А мы вас уже давно ждем.
Перед дверью стояли двое мужчин. Один помоложе, другой – средних лет. Оба в темных пальто и в меховых шапках.
Мне не нужно было спрашивать, кто они и зачем пришли. Я думала только о том, что там, в квартире, куда я должна буду войти вместе с ними, на письменном столе мужа и рядом на радиоприемнике лежит аккуратно сложенная, отпечатанная и отредактированная рукопись книги, над которой он работал более года и которую у нас должны были на следующий день забрать, чтобы отправить в Америку для публикации под псевдонимом.
А тем временем я уже окружена плотным кольцом сразу спустившихся сверху мужчин. Уже держу в руках небольшой лист бумаги с хорошо знакомым мне словом «Ордер». Это ордер на обыск для изъятия литературы клеветнического и антисоветского содержания.
Ордер датирован 15 ноября и утвержден заместителем прокурора Москвы Юрием Стасенковым.
– Юрочка подписал, – механически произнесла я, назвав Стасенкова тем именем, каким по праву старшей называла его много лет назад. Тогда он только окончил юридический факультет и пришел работать в прокуратуру того же Ленинградского района, в юридической консультации которого я работала.
Мы долго стояли на лестничной площадке, так как я отказалась впустить их в квартиру, пока не придет мой муж. Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Но, главное, мне нужно было увидеть мужа. Узнать, что с ним, что он будет говорить следователям о своей рукописи, антисоветское содержание которой (с точки зрения советского закона) для меня было очевидным.
А потом привезли мужа. Он вышел из лифта в сопровождении двоих мужчин. Лицо одного из них было мне знакомо.
– Что вы, Дина Исааковна, – сказал он в ответ на мои слова, что встречались с ним раньше. – Я вас вижу впервые.
Но я точно знала, что это неправда. Как-то, гуляя на даче с женой Юлия Ириной, мы встретили его и я сказала:
– По-моему, это наблюдение.
А она ответила:
– Господи, до чего мы все пугливые. Гуляет себе человек, дышит свежим воздухом, а мы сразу же – наблюдение. Это я не только тебе говорю. Я и себя уговариваю. Мне этот человек тоже не нравится.
Муж был спокоен, только бледнее обычного. Когда вошли в квартиру, он успел шепнуть мне одно слово:
– Прости.
«Прости» потому, что, когда уезжали на дачу, я просила его спрятать рукопись, не оставлять ее так, на самом видном месте. Он не сделал этого. Считал, что никто без нас в квартиру не придет, что остался всего один день до отправки рукописи и что беспокоиться нечего.
Обыск длился 6 или 7 часов. Уже сняты и сложены на пол книги «клеветнического и антисоветского» содержания: Солженицына «Архипелаг ГУЛаг», Пастернака «Доктор Живаго», Синявского «В тени Гоголя», много художественной литературы и стихов, отобранных только по одному признаку – изданы за границей (Набоков, Ахматова, Мандельштам). Всего сейчас не помню.
На столе груда взятых из альбомов фотографий. Оставили только наши и детские фотографии сына, фотографии наших покойных родителей.
Все остальное, вместе с подаренным мне на день рождения фотоаппаратом, забрали. Отдельно, уже связанная и опечатанная сургучной печатью, лежит рукопись книги мужа.
Вечером, когда обыск кончился, мне и мужу предложили одеться и следовать за ними.
– Это арест? – спросил муж. – Я должен знать, как одеться.
– Можете одеваться как всегда, – уклончиво ответил следователь.
Мы вышли на улицу. Впереди муж с сопровождающим, сзади, с небольшим интервалом – я. Тоже, конечно, с сопровождающим.
У подъезда несколько машин. Когда мужа сажали в первую из них, он успел мне крикнуть:
– Меня везут на дачу.
И вот я, плотно зажатая между двумя следователями, сижу на заднем сиденье машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132