Необходимо было еще и убедить суд, что содержание этого признания, те детали, которые в нем имеются, не соответствуют реальным и объективным фактам, сопутствовавшим преступлению.
В тех условиях, в которых оказалась защита, эта задача была не просто трудной, она была почти невыполнимой.
Ведь бесспорными, существующими вне зависимости от показаний Алика и Саши были только следующие обстоятельства:
1. Совместная игра с Мариной в волейбол, время окончания которой не было точно установлено.
2. Тот факт, что после окончания игры подростки разделились на две группы.
3. Что девочки-сестры Акатовы, вместе с Ирой Клеповой и Леной Кабановой, а также трое солдат ушли вперед.
4. Что Алик, Саша и Марина Костоправкина задержались в деревне.
5. Что Алик и Саша пришли через какое-то время без Марины в дом Акатовых.
6. Что Алик, Саша и девочки пошли гулять по Генеральскому шоссе.
7. Что Марина Костоправкина не вернулась домой.
8. Что 19 июня была найдена в овраге ее кофта.
9. Что 23 июня был обнаружен ее труп.
10. Что по заключению экспертизы она попала в воду живой и утонула.
Все остальное, что приводилось в обвинительном заключении как «объективные обстоятельства» гибели Марины, целиком взято из показаний мальчиков.
Если, признавая себя виновными, они говорили правду, то содержание их показаний правильно отображало реальные обстоятельства гибели Марины.
Но если они говорили неправду?
Как доказать суду, что показания Алика и Саши противоречат действительным обстоятельствам гибели Марины, когда эти действительные обстоятельства никому не известны?
Решаем поехать «на место».
Проехали по Генеральскому шоссе, потом свернули к магазину в писательский поселок Переделкино. Спустились к берегу. Вот они, лавы. Длинный, узкий деревянный мост. А прямо от него вверх «главная улица» – дорога к спортивной площадке. Направо от крайнего дома Богачевых, сразу за ним начинается то, что в обвинительном заключении названо фруктовым садом, – несколько рядов далеко стоящих друг от друга яблонь.
Мы увидели, как все там было почти вплотную. Вторая яблоня от края, под которой, по обвинительному заключению, была изнасилована Марина, и дом Богачевых, и дом Акатовых, и главная улица, и пруд, и сад.
Как тут подсчитаешь время, которое надо было затратить, чтобы пройти от санаторского дома до совхозного сада? Мне понадобилось 4 минуты, Леве – 3.
Так и следователь считал, когда доказывал, что у мальчиков было достаточно времени на убийство. От санаторского дома 3–4 минуты, от совхозного сада до пруда – 2 минуты, от пруда до дома Акатовых – 5 минут.
Остается 30 минут. А этого совершенно достаточно, пишет следователь, чтобы за это время по очереди изнасиловать Марину, задушить ее, перетащить ее труп к берегу и, раскачав его держа за руки и за ноги, сбросить с высокого берега в реку.
И действительно, поди знай, достаточно или недостаточно было этих минут для четырнадцатилетних мальчиков, чтобы совершить все это, вернуться к своим подругам и через 30 минут, громко распевая веселую песню, идти гулять по Генеральскому шоссе.
Фактору времени как косвенному доказательству вины мальчиков следователь придавал первостепенное значение. Значит, и мы – адвокаты – должны проанализировать, по крупицам собрать все сведения о времени окончания игры в волейбол до момента возвращения Саши и Алика в дом Акатовых.
Ведь никто в тот день 17 июня по минутам время не фиксировал. Все называли его приблизительно.
«Закончили игру в 22 часа 40 минут». «Закончили игру в 22 часа 35 минут». «Закончили игру в 22 часа 45 минут».
Какое из этих показаний суд возьмет за отправную точку? Если 22 часа 45 минут, – значит, не они. Если 22 часа 35 минут, – у них было совершенно достаточно времени.
Строго по закону суд должен избрать наиболее выгодный для Саши и Алика вариант расчета – ведь всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого. Но мы с Юдовичем прекрасно понимаем, что на это полагаться не можем. В таком деле мы должны искать и найти бесспорное то, что поставило бы суд перед неизбежностью отказа от «признания» как от достоверного доказательства по делу.
Не менее важно объяснить причины, которые заставили даже не одного, а одновременно двух обвиняемых оговорить себя, признаться в том, чего они фактически не делали. Объяснить так, чтобы у суда не оставалось сомнений, что такие причины действительно были, и в том, что они были достаточно серьезны для самооговора.
Все наши беседы с подзащитными посвящены этому поиску.
– Саша, почему 6 сентября, в тот день, когда ты в первый раз признал себя виновным, ты показал, что изнасиловали Марину на противоположном от совхозного сада берегу пруда?
– Я ведь не знал, где ее изнасиловали. Я показал то место, около которого увидел потом ее труп.
– А почему потом стал говорить, что изнасиловали Марину под второй яблоней в совхозном саду?
– Юсов сказал, что так показывает Алик. Он даже показал мне листок, такой небольшой серый лист, написанный рукой Алика. Вот я и подтвердил.
Я достаю скопированный мною из дела план совхозного сада с нанесенными на нем яблонями и пешеходной тропинкой к берегу пруда. Нахожу вторую по счету яблоню (от дома Богачевой) и прошу Сашу показать путь от этой яблони к тому месту, с которого они, по их показаниям, сбросили тело Марины в воду.
Саша смотрит на меня с недоумением.
– Почему от этой яблони? Я ведь указывал на другую.
И уверенно опускает палец на вторую по счету яблоню, но только с другого конца совхозного сада, с того края, который примыкает к небольшому оврагу и забору руслановской дачи.
– Ты уверен, что показал именно эту яблоню? Ты ведь помнишь, что в совхозный сад вместе с тобой приезжали понятые. Суд может их вызвать.
– Я точно помню, что я показал именно эту яблоню.
Еще за два дня до этого разговора, читая первый том следственного дела, я обратила внимание на упущение, которое сделал следователь Юсов при составлении протокола выезда на место преступления вместе с Сашей.
Протокол «выезда на место», как его сокращенно называют, – очень важный следственный документ. В нем следователь фиксирует не только, каким путем обвиняемый шел, около какого предмета остановился, на что показывал следователь, но и расстояние, которое отделяет один ориентир от другого.
В аналогичном протоколе выезда с Аликом Буровым Юсов так и записал:
Дошел до дома Богачева. Повернул налево. Через 13,5 метра показал на вторую от дома Богачевых яблоню, находящуюся в 6 метрах по прямой от пешеходной тропы.
В протоколе же выезда с Сашей написано так:
…дошел до дома Богачевых. Повернул налево. По пешеходной дорожке дошел до второй от края яблони и показал на нее как на место, где они с Буровым изнасиловали Марину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
В тех условиях, в которых оказалась защита, эта задача была не просто трудной, она была почти невыполнимой.
Ведь бесспорными, существующими вне зависимости от показаний Алика и Саши были только следующие обстоятельства:
1. Совместная игра с Мариной в волейбол, время окончания которой не было точно установлено.
2. Тот факт, что после окончания игры подростки разделились на две группы.
3. Что девочки-сестры Акатовы, вместе с Ирой Клеповой и Леной Кабановой, а также трое солдат ушли вперед.
4. Что Алик, Саша и Марина Костоправкина задержались в деревне.
5. Что Алик и Саша пришли через какое-то время без Марины в дом Акатовых.
6. Что Алик, Саша и девочки пошли гулять по Генеральскому шоссе.
7. Что Марина Костоправкина не вернулась домой.
8. Что 19 июня была найдена в овраге ее кофта.
9. Что 23 июня был обнаружен ее труп.
10. Что по заключению экспертизы она попала в воду живой и утонула.
Все остальное, что приводилось в обвинительном заключении как «объективные обстоятельства» гибели Марины, целиком взято из показаний мальчиков.
Если, признавая себя виновными, они говорили правду, то содержание их показаний правильно отображало реальные обстоятельства гибели Марины.
Но если они говорили неправду?
Как доказать суду, что показания Алика и Саши противоречат действительным обстоятельствам гибели Марины, когда эти действительные обстоятельства никому не известны?
Решаем поехать «на место».
Проехали по Генеральскому шоссе, потом свернули к магазину в писательский поселок Переделкино. Спустились к берегу. Вот они, лавы. Длинный, узкий деревянный мост. А прямо от него вверх «главная улица» – дорога к спортивной площадке. Направо от крайнего дома Богачевых, сразу за ним начинается то, что в обвинительном заключении названо фруктовым садом, – несколько рядов далеко стоящих друг от друга яблонь.
Мы увидели, как все там было почти вплотную. Вторая яблоня от края, под которой, по обвинительному заключению, была изнасилована Марина, и дом Богачевых, и дом Акатовых, и главная улица, и пруд, и сад.
Как тут подсчитаешь время, которое надо было затратить, чтобы пройти от санаторского дома до совхозного сада? Мне понадобилось 4 минуты, Леве – 3.
Так и следователь считал, когда доказывал, что у мальчиков было достаточно времени на убийство. От санаторского дома 3–4 минуты, от совхозного сада до пруда – 2 минуты, от пруда до дома Акатовых – 5 минут.
Остается 30 минут. А этого совершенно достаточно, пишет следователь, чтобы за это время по очереди изнасиловать Марину, задушить ее, перетащить ее труп к берегу и, раскачав его держа за руки и за ноги, сбросить с высокого берега в реку.
И действительно, поди знай, достаточно или недостаточно было этих минут для четырнадцатилетних мальчиков, чтобы совершить все это, вернуться к своим подругам и через 30 минут, громко распевая веселую песню, идти гулять по Генеральскому шоссе.
Фактору времени как косвенному доказательству вины мальчиков следователь придавал первостепенное значение. Значит, и мы – адвокаты – должны проанализировать, по крупицам собрать все сведения о времени окончания игры в волейбол до момента возвращения Саши и Алика в дом Акатовых.
Ведь никто в тот день 17 июня по минутам время не фиксировал. Все называли его приблизительно.
«Закончили игру в 22 часа 40 минут». «Закончили игру в 22 часа 35 минут». «Закончили игру в 22 часа 45 минут».
Какое из этих показаний суд возьмет за отправную точку? Если 22 часа 45 минут, – значит, не они. Если 22 часа 35 минут, – у них было совершенно достаточно времени.
Строго по закону суд должен избрать наиболее выгодный для Саши и Алика вариант расчета – ведь всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого. Но мы с Юдовичем прекрасно понимаем, что на это полагаться не можем. В таком деле мы должны искать и найти бесспорное то, что поставило бы суд перед неизбежностью отказа от «признания» как от достоверного доказательства по делу.
Не менее важно объяснить причины, которые заставили даже не одного, а одновременно двух обвиняемых оговорить себя, признаться в том, чего они фактически не делали. Объяснить так, чтобы у суда не оставалось сомнений, что такие причины действительно были, и в том, что они были достаточно серьезны для самооговора.
Все наши беседы с подзащитными посвящены этому поиску.
– Саша, почему 6 сентября, в тот день, когда ты в первый раз признал себя виновным, ты показал, что изнасиловали Марину на противоположном от совхозного сада берегу пруда?
– Я ведь не знал, где ее изнасиловали. Я показал то место, около которого увидел потом ее труп.
– А почему потом стал говорить, что изнасиловали Марину под второй яблоней в совхозном саду?
– Юсов сказал, что так показывает Алик. Он даже показал мне листок, такой небольшой серый лист, написанный рукой Алика. Вот я и подтвердил.
Я достаю скопированный мною из дела план совхозного сада с нанесенными на нем яблонями и пешеходной тропинкой к берегу пруда. Нахожу вторую по счету яблоню (от дома Богачевой) и прошу Сашу показать путь от этой яблони к тому месту, с которого они, по их показаниям, сбросили тело Марины в воду.
Саша смотрит на меня с недоумением.
– Почему от этой яблони? Я ведь указывал на другую.
И уверенно опускает палец на вторую по счету яблоню, но только с другого конца совхозного сада, с того края, который примыкает к небольшому оврагу и забору руслановской дачи.
– Ты уверен, что показал именно эту яблоню? Ты ведь помнишь, что в совхозный сад вместе с тобой приезжали понятые. Суд может их вызвать.
– Я точно помню, что я показал именно эту яблоню.
Еще за два дня до этого разговора, читая первый том следственного дела, я обратила внимание на упущение, которое сделал следователь Юсов при составлении протокола выезда на место преступления вместе с Сашей.
Протокол «выезда на место», как его сокращенно называют, – очень важный следственный документ. В нем следователь фиксирует не только, каким путем обвиняемый шел, около какого предмета остановился, на что показывал следователь, но и расстояние, которое отделяет один ориентир от другого.
В аналогичном протоколе выезда с Аликом Буровым Юсов так и записал:
Дошел до дома Богачева. Повернул налево. Через 13,5 метра показал на вторую от дома Богачевых яблоню, находящуюся в 6 метрах по прямой от пешеходной тропы.
В протоколе же выезда с Сашей написано так:
…дошел до дома Богачевых. Повернул налево. По пешеходной дорожке дошел до второй от края яблони и показал на нее как на место, где они с Буровым изнасиловали Марину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132