Надя сделала усилие, чтобы не расплакаться, и отрицательно покачала головой.
– Вы с ним поссорились?
– Он сказал мне, что между нами все кончено, – вот и все.
– Может быть, его жена про вас узнала?
– Да, кто-то ей сообщил.
– Почему же ей сообщили именно теперь, а не раньше?
– Чтобы спасти Колю.
– Спасти? От тебя?
– Скажешь тоже! Ты что, не знаешь, что сейчас происходит в Советском Союзе?
– Почему не знаю – вроде бы Хрущев идет в гору.
– И ты ничего не слышал о речи, которую он произнес в феврале на двадцатом съезде партии?
– Нет. – Это было правдой – о речи Хрущева мы узнали много позже.
– Хрущев разругал Сталина, обвинил его в репрессиях, в культе личности и во всяких других вещах. Это Микоян надоумил его произнести такую речь. Теперь люди считают, что Сталин делал только плохое.
– А ты как считаешь? Тебе Сталин нравится?
Надя не спеша закурила.
– Я считала так, как Коля.
– И как же считал Коля?
– Он считал, что Сталин был холодным и жестоким человеком, – и именно такой человек был нужен стране. Коля говорил, что было бы, конечно, неплохо, если бы Россия могла позволить себе иметь доброго вождя. На Западе такое возможно и, может быть, когда-нибудь будет возможно и в России, но только не сейчас. Россия слишком отстала. Коля говорил, что Фридрих Великий в свое время сокрушался о том, что немцы отсталые и ленивые, и поэтому насаждал в Германии военные порядки. Но немцы в конце концов сравнялись с другими странами. А кто правил Россией, когда она добивалась наибольших успехов? Иван Грозный, Петр Великий и Сталин – самые жестокие правители в ее истории. С русскими, чтобы они работали, надо обращаться жестоко. Когда русские станут жить так же хорошо, как американцы, – тогда, может быть, и появятся у нас добрые вожди.
– Он говорил кому-нибудь об этом?
– Да, кое-кому. В том-то вся и беда.
– В чем именно?
– В том, что стали известны его истинные взгляды.
– И что же это за взгляды?
– Коля думает, что Маленков и Булганин – ничтожества, а Хрущев и того хуже – невежа и хам. Что Берия, несмотря на все свои недостатки, был единственным, кто обладал достаточной силой, чтобы управлять Россией. Что КГБ должен помогать руководить страной. Что в КГБ есть офицеры, которые способны править Россией лучше, чем все эти кретины, сидящие в Кремле.
– А как к этому относятся военные?
– По-разному. Военные не любят КГБ, но они хотят, чтобы в стране была сильная рука. Коля беседовал со своими знакомыми и в армии, и в КГБ – он ведь имеет дело и с теми, и с другими.
– А кто рассказал Колиной жене о вашем романе?
– Какие-то его московские друзья.
– И как они думали его спасти?
– Коля рассказал о своих взглядах слишком многим людям. Он считал, что может им доверять, но ошибся. Сейчас готовится проверка всех сотрудников УГБ и ГРУ, работающих в Берлине. Но для Коли еще не все потеряно. Московские друзья сказали его жене, что если она переедет жить в Берлин, а Коля избавится от меня и не будет болтать, с ним ничего не случится.
– Но ты-то здесь при чем? Наверняка у многих сотрудников органов есть любовницы.
– Но ни у одной из них отец не был человеком Берии.
– Наверняка многие сотрудники органов невысокого мнения о Хрущеве и прочих правителях.
– Да, но у них нет тех возможностей, которые есть у Коли. Он связан и с армией, и с КГБ.
– Ну и что в этом плохого?
Надя вздохнула.
– У тебя что, совсем нет воображения? Неужели тебе надо все разжевывать?
– Не понимаю.
– А что бы ты сделал на Колином месте, с его взглядами?
– Не знаю. Наверно, попытался бы найти какой-нибудь способ изменить руководство.
– Нет, не сменить руководство, а взять его в свои руки – вот о чем они говорили. Они выработали план действий. Отряды КГБ в Москве захватывают Кремль, радио, редакцию «Правды» и другие объекты, а армия не вмешивается.
– И Надя еще добрых четверть часа рассказывала мне, кто что должен был сделать по этому плану. Память у нее была хорошая. – Теперь понимаешь, почему Коле так важно быть осторожным? Или он будет вести себя осмотрительно, или попадет под расстрел. Когда Коля мне все это сообщил, я даже не стала устраивать ему сцену – просто плакала и согласно кивала. Но оставаться с ним в Берлине я больше не могла, а домой ехать боялась – ведь Колины друзья все обо мне знали, а это были его друзья, а не мои.
Ну вот, мы своего и добились. Я сделал все, как велел капитан Мак-Минз, и, действительно, этот план сработал. Сперва я сыграл роль сраженного любовью миллионера, а потом – недоумка, которому все нужно растолковывать. Оставалось только надеяться, что Надя ни о чем не догадалась. По идее, ей полагалось бы сейчас наброситься на меня, расцарапать мне когтями лицо, а она только взяла со столика фотографии моей мифической семьи и снова принялась перебирать их.
– Надеюсь, я ответила на твой вопрос, – сказала она.
– Да, и я прекрасно понимаю, как это было тебе тяжело. Спасибо.
– Не за что, – сказала Надя сдержанно.
– Наверно, ты до сих пор любишь Колю.
– Ты говоришь, что мы должны быть искренними друг с другом. Ладно, я тебе скажу. Да, я его люблю. Но с этим все покончено. Сейчас не время смотреть в прошлое. Я должна смотреть в будущее – туда, где вот эти фотографии, где ты, где Америка. Или, может, ты уже передумал? А что, вполне возможно – зачем тебе нужна женщина, которую бросил полковник КГБ?
– Да что ты, Надя, разве я могу передумать!
Каким-то чудом мне удалось продержаться до вечера. Я громоздил одну ложь на другую, причем каждая последующая была еще более бессовестная, чем предыдущая, и все время спрашивал себя: когда же наконец Надя сообразит, что дело тут нечисто. Надя так и не сообразила. Ей так хотелось верить, что все это правда, что она ни единым словом не возразила мне – ни во время любовных забав, ни за ужином в "Гансе Арнольде". Вернувшись в лагерь, мы еще некоторое время целовались в машине, и я пообещал ей, что завтра в шесть буду в ресторане. По пути в казарму я увидел, что в кабинете капитана Мак-Минза горит свет. Я зашел. Капитан сидел за столом. Перед ним стоял стакан с виски.
– Поздравляю, – сказал капитан Мак-Минз и пожал мне руку. – Ты раздобыл аккурат то, что нужно. Теперь иди отоспись. Ты это заслужил.
Скотт Вудфилд, мой товарищ по комнате, услышав, что я вошел, спросил:
– Слушай, где это тебя косит?
– Трахаюсь во имя Бога и Отечества, – ответил я.
– А помощник тебе не нужен?
Выспаться мне так и не удалось. В шесть часов утра кто-то промчался по коридору, истошно крича: «Тревога!» Такое случалось два-три раза в год – будто бы приближаются русские и нам следует как можно быстрее подготовиться к переправе через Рейн. На этот раз, как только мы собрались, нас отвезли на грузовиках в какой-то лес возле Франкфурта, где до самой ночи мы играли в войну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125