Все то время, что я приближался к центру города, суеты и шума вокруг меня становилось больше: какие-то люди тянули за собой тележки, полные овощей, магазины выставляли в витринах покрытое мухами мясо, женщины несли мешки с хлебом и мукой… Всадников стало тоже больше. Они были в чулках (как у моей матери), в одежде с оборками и в повязках из белой материи вокруг шеи, носили мечи и обычно держались с некоторым самодовольством, а их кони не уступали хозяевам в великолепии и высокомерии. Другие лондонцы – одетые в лохмотья, покрытые вшами – протягивали сложенные горстью ладони, прося милостыни. Один или двое играли на мандолинах, как принято у попрошаек в Ланарке.
Вскоре я шел вдоль узких улиц, среди которых попадалось множество трактиров; здесь сновали туда-сюда торговцы, мелькали повозки с бочками, древесиной, тюками шерсти и прочими товарами. На холме стояла огромная квадратная башня, на четырех углах которой имелись свои башенки, и на каждой из них развевалось по флагу. Однако не сама башня привлекла мое внимание. Рядом стояла виселица, на которой покачивались тела трех казненных. Дальше я увидел огромную арку, неподалеку от нее какие-то шесты, а на них – кормовая репа, что ли… Приблизившись, я с ужасом разглядел, что это человеческие головы. Они уже высохли и потеряли цвет, рты с отвисшими нижними челюстями были широко открыты, и в них, а также в ушах и глазных впадинах, жужжали мухи.
Вниз по шестам растекались темные пятна. Какое варварство! Я не верил собственным глазам! Что бы эти люди ни сделали, разве не были они христианами, разве не заслуживали погребения по христианскому обычаю? Борясь с тошнотой, я шагнул под арку. Похоже, никто в окружавшей меня толпе не замечал этих мерзких шестов.
Ближе к вечеру небо потемнело, вроде собиралась гроза. Я шел вдоль широкой реки, называвшейся Темзой. Вверх и вниз по полоске воды сновали маленькие корабли, многие из них с грузом. Прежде я видел такие только на картинках. Они очаровали меня, и я почти забыл страшные головы, под которыми проходил раньше. На набережной стояла деревянная лебедка, с помощью которой грузили бочонки – судя по всему, с французским вином. Наконец я дошел до моста. Уже почти стемнело, а у меня не было ни денег, ни места для ночлега. Кроме того, я ужасно устал, так как в тот день отшагал четыре лиги.
Здесь, к югу от реки, резала глаза нищета. Но и веселья тут было больше – так мне показалось. По улицам толпами бродили пьяницы. Совсем не молодая женщина (лет, возможно, сорока) с ярко накрашенными губами и усыпанным белым порошком лицом как-то странно улыбнулась. Мне стало неприятно. Я не обратил на нее внимания и прошел мимо. От женщины пахло цветами и потом. Шагов через пятьдесят, а то и меньше, путь мне преградили четверо юношей, выглядевших старше меня на несколько лет. На них были плоские шапки с перьями, а на поясе у каждого висело по длинному узкому мечу. Их поведение совсем мне не понравилось.
Самый старший из них, с тупым лицом, в тускло-красном плаще и тонких бриджах, остановил меня, подняв ладонь.
– Откуда ты приполз, деревенщина? Из Шотландии?
Его друзья, стоявшие вокруг меня, хрипло расхохотались.
– А где ты украл свою одежду? Вынул из задницы у овцы?
Опять смех. Я попытался оттолкнуть его и пройти, но он пихнул меня в грудь и сказал:
– Разговор еще не окончен, парень!
Его лицо находилось в футе от моего, изо рта у него отвратительно пахло портвейном.
– Ты мне тоже не нравишься! – ответил я.
Он уставился на меня в сердитом изумлении и ударил наотмашь по лицу. Удар был сильным и неожиданным – я отшатнулся и чуть не упал. Юноша наступил на выроненное мною копье. Устояв на ногах, я внезапно, „со всей яростью и отвагой“, выхватил из рукава кинжал и метнулся к горлу моего противника. Он замер с широко раскрытыми от ужаса глазами. Я только проколол кожу у него на горле, и из ранки потекла кровь, а я громко, не сдерживая гнева, спросил:
– Я действительно из Шотландии, сэр. Вы хотите что-то сказать по этому поводу?
Все еще бледный, он тряс головой и отступал, но тут я краем глаза заметил, что один из его товарищей потянулся за мечом. Меч мне показался не длиннее руки.
Он был короче моего копья раза в два.
Защититься от удара копьем в живот, когда его вскинули от уровня колена, невозможно. Бросив кинжал, я схватил копье и ударил всем своим весом: я чувствовал смертельную опасность, а кроме того, очень разозлился. Железный наконечник погрузился в живот моего врага на целый палец. Он рухнул и начал кататься по земле, закрыв рану ладонями и вопя от боли. Между пальцев струилась кровь. Его товарищи с криками разбежались – ох и отважные же парни! – оставив раненого выть в одиночестве. Женщина, улыбнувшаяся мне мгновением раньше, куда-то исчезла.
Я подобрал кинжал и пошел своей дорогой, слушая крики и стараясь ожесточить свое сердце.
Не прошагал я и сотни шагов, как был опять остановлен – на этот раз ровесником, одетым чуть ли не в лохмотья.
– Я видел! – сказал он с акцентом, который я разбирал с большим трудом. – Ты чужак в здешних местах?
– Чужак! И что?
Недавнее волнение заставило мой охрипший голос дрожать.
– Это Саутворк, и с наступлением темноты здесь становится опасно. Тут бродит немало жуликов и охотников за кошельками.
– Да! И ты, возможно, один из них!
Мой кинжал опять был в рукаве и мог в единый миг оказаться у его глотки. Незнакомец рассмеялся.
– Меня зовут Майкл, – представился он. – Клянусь всем, что есть самого святого: чужаки подвергают себя большой опасности, приходя сюда!
– Ты видел, как я расправляюсь с ее величеством Опасностью.
– Еще бы!
Раненый человек все метался по земле и выл. Прохожие обходили его стороной, почти не обращая внимания. В голосе Майкла слышалось восхищение, хотя чем тут было восхищаться – я не понимал.
– Где ты собираешься ночевать? – спросил он.
Я замешкался с ответом, не зная, стоит ли доверяться незнакомцу, но потом решил, что немедленной опасности тот не представляет.
– Мне негде ночевать, а если ты решил сыграть со мною шутку и избавить меня от кошелька, то не трудись понапрасну. Денег у меня нет.
– А как насчет еды?
– Я ел вчера.
– Иди за мной.
Я решил, что остаться одному в этих недружелюбных краях опасней, чем отправиться вслед за своим ровесником. Не ослабляя внимания ни на минуту, я пошел за ним. Запах нечистот мешался с ароматом еды, доносившимся из многочисленных кабаков. Вскоре мы вошли в один из них. Там было шумно и светло, а над выходом я заметил нарисованный галеон – похожие мне попадались в книгах Динвуди. Такого шума я не припомню даже в гостиницах, в которых доводилось останавливаться по пути на юг. От множества тел и полыхающего у входа огня было жарко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73