Вмешалась логика с ее твердыми нормами, ясными и простыми принципами. «Мы до сих пор искали заразное начало у песчанки в крови, – подумал он, – но пендинская язва заболевание кожное, отнюдь не всего организма. А разве у человека, больного пендинкой, можно выделить из крови паразита? Кто не знает, что в этом случае микроб остается на месте укуса и в ток крови не поступает. Надо искать возбудителя в пораженной коже песчанки…»
Он поспешил к норам песчанок, пристрелил двух зверьков и убедился, что на теле у них нет поражений и не могло быть. Где уж крошечному москиту добраться до кожи сквозь густую, длинную шерсть!
Латышев стал осторожным и менее решительным в своих заключениях. Он подолгу оставался в лаборатории, охотно засиживаясь за тригонометрией, за чтением Диккенса на английском языке и штудированием греческой грамматики. Иногда мысль, внезапно мелькнувшая, приводила его к сопкам, где он долго разглядывал снующих зверьков. За этим делом проходил день, другой, и Латышев вновь возвращался к своим развлечениям.
Радость удачи пришла, когда сердцем и чувствами исследователь был далек от москитов. Его мысленному взору представилась песчанка на задних лапках, с расставленными ушками, закрытыми глазами, словно спала. «Вообразим себе теперь, – подумал Латышев, – стаю москитов, жаждущих крови зверька. Куда им устремиться за поживой? Тушка защищена густой шерстью, то же самое ноги, хвост, голова… Разве только ушки и веки зверька? Они действительно оголены, и именно тут возможны укусы и поражения. Как это мне раньше в голову не пришло?…»
– Возьмите ружье, – предложил он жене, – будем с вами отстреливать песчанок. От ваших стараний теперь многое зависит. Нам нужны сотни этих зверьков.
Латышев нашел то, что искал: на веках и ушах отстрелянных песчанок были пендинские язвы. Болезнь, однако, не отражалась на самочувствии зверьков: они резвились возле нор, ходили за кормом и, завидев человека, притопывали задними ногами, как бы желая его отпугнуть.
Число убитых песчанок превысило тысячу, а исследователь продолжал вылавливать их.
– Будет вам мучить зверьков и гоняться за ними, – не сдержавшись, наконец сказала жена. – Право, довольно.
– Мы обязаны проверить наши предположения на большом материале, – спокойно ответил он. – Сейчас мы должны убивать песчанок, заниматься только этим и ничем другим. Рекомендую вам это запомнить. В четырнадцатом веке англичане забыли, что древние в пору чумы выдавали награду за каждую убитую крысу, забыли и стали гоняться не за крысой, а за собакой – ее врагом. Забывчивость эта стоила Англии двенадцати миллионов человеческих жизней…
– Вы слишком жестоки, – настаивала Александра Петровна, – у вас нет жалости к зверькам.
Она была неправа: Латышев любил животных и птиц. Когда помощница, увидев однажды бакланов, вознамерилась застрелить одного из них, он отобрал у нее винтовку.
– И вам не жаль этих прекрасных птиц? Стыдились бы без нужды животных убивать.
– Не вам говорить о чувстве, – сказала она. – Я видела, как вы жалеете песчанок.
– Опомнитесь, бог с вами, – обиделся Латышев, – ведь это нужно для целей науки!
Когда она по неведению пристрелила большую, но безобидную змею, он с укоризной заметил:
– Напрасно вы убили эту невинную тварь, она вам ничуть не мешала…
Песчанки болеют пендинкой – таков был результат исследований. С каждым месяцем в течение лета росла эпизоотия среди песчанок и нарастала эпидемия среди людей. И те и другие одинаково страдали от крошечного москита папатачи.
Опыты продолжались и в следующем году. На этот раз с экспедицией прибыла еще одна сотрудница – санитарка лет двадцати.
– Вы не болели пендинкой, – предупредил ее Латышев, когда она достигла обетованных мест, – давайте я вам ее привью.
– Нет, спасибо, не надо, – отклонила она это предложение.
Назавтра исследователь повторил свой совет:
– Время уходит, торопитесь. Охота вам искушать судьбу.
Девушка как могла сопротивлялась; он пугал ее язвами,
сулил ей уродство и скорбный конец. Ему хотелось обязательно привить санитарке пендинку, это было важно для нее и в то же время давало возможность ему проделать интересный опыт. Сам он не был подвержен этой болезни, а жена лишь недавно переболела и приобрела иммунитет. Уступи ему сотрудница, он мог бы доказать, что болезнь песчанок есть та же пендинка, которой страдают люди. И картина болезни и возбудитель страдания одинаковы у тех и других. Все готово для эксперимента: и удивительный план, и чудесная идея. Привив девушке гной больного зверька и вызвав у нее заболевание, он содержимым язвы лаборантки заразил бы песчанку пендинкой.
Это открыло бы простор для наблюдений и дало возможность увидеть различие или тождество возбудителя болезни у человека и зверька.
– Вы должны согласиться, – упрашивал он санитарку, – вы не можете рисковать своей молодостью, вернуться домой обезображенной. Рубец на руке не будет заметен, даю вам честное слово, его прикроют ручные часы. Многие вам позавидуют. В Туркмении говорят: «Я счастлива уже тем, что моя пожизненная печать не на лице у меня».
Санитарка уступила и позволила заразить себя пендинкой. Две недели спустя у нее появилась характерная папула, а еще через месяц – обширная язва. Гноем из ее раны исследователь заразил шесть песчанок и убедился, что течение болезни у них и у девушки не отличается ничем.
Второй год изысканий приближался к концу. Далеко позади остались первые опыты, блуждания от догадки к догадке. Померкла память о нише-пещере вблизи границы, в районе, богатом «природными данными» – поголовной пендинкой и необычайным обилием москитов. Теперь супруги ютились у самого Мургаба в совхозе. Вначале их поселили в пустой школе, а когда каникулы миновали, экспедиции предложили заброшенный барак.
Невзгод и лишений тут было не меньше, чем в прочих местах. Удивительно, до чего Латышев легко их сносил. Ни жажда, ни долгие ночи, которые он проводил без сна, не влияли на его самочувствие. Без аффектации и жалоб он вымоет полы, встанет за стирку или начнет варить обед. «Я что угодно состряпаю, – говорил он, – но что именно состряпал, сказать затрудняюсь».
Второе лето подходило к концу, когда Латышев однажды обратился к жене:
– Вам придется, Александра Петровна, выслушать меня. Будьте внимательны, мне хочется узнать ваше мнение. Мы нашли, что песчанка болеет пендинкой, нашли также паразита у москита. Как вы полагаете, кто кого заражает: песчанка москита или наоборот?
– Вы хотите сказать, – переспросила жена, – кого из них считать резервуаром?
– Хотя бы и так.
Вопрос показался ей праздным.
– Конечно, песчанку. Насекомые к зиме погибают, а заразное начало сохраняется в зверьках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53