«Скрытая мощь в сорокафутовой игрушке!» – гласило предпродажное рекламное объявление.
Под идеально отполированным передним стеклом помещалось два поднимающихся сиденья, расстояние между которыми составляло порядка десяти футов, а на большом заднем сиденье «Для всей команды» и впрямь могла уместиться вся университетская спортивная команда, двенадцать человек в один ряд, без особого стеснения.
«Купи себе Машину-Кит, Приятель!» – гласили гигантские объявления. «От кормы до носа – квартира в сто футов! Женские линии мужской Машины-Дома!»
О технических свойствах машины умалчивалось. Тем не менее многочисленные трехцветные щиты и плакаты, развешанные по городу, гласили: «Технические свойства? Спроси у своего друга, прячущегося за колесом!» – на плакате было изображено колесо мамонтоообразной машины в натуральную величину, за которым прятался один из знаменитых гонщиков Индианаполиса. Будучи ростом сильно выше среднего, он выглядел невероятным карликом на фоне огромной машины. Его лицо, казавшееся на плакате крошечным, едва видимое над колесом, кривилось в безумной ухмылке – сходным образом обычно рекламируют зубную пасту: дебиловатый смех психически нездорового человека, которого охватил кошмарный приступ веселья. Текст под всем этим был такой:
«Поверь, эта огромная игрушка пощекочет тебе нервы!»
Четыре одинаковые модели были показаны в демонстрационном зале на Пятой авеню. Хотя цена достигала астрономических высот, они были уже проданы. В последний день показа их должны были забрать с выставки и увезти. Маршрут лежал через весь Манхеттен. Машины вывозили как раз в тот час, когда на дорогах творилась невообразимая толкотня, обычная для 5 часов вечера.
Несмотря на вместительность, мощь, хорошую маневренность, огромные машины оказались абсолютно неподходящими для большого города. Занос машины – обычные 90 градусов – был больше, чем расстояние между стоящими на противоположных сторонах улицы зданиями. Так, примерно в пять тридцать, все четыре сияющие Дэвил Рокетс застряли в ужасной пробке на пересечении главных артерий города, вокруг площади Колумба. Каждая из машин блокировала движение во всех четырех направлениях. Чудовищное столпотворение длилось до тех пор, пока с Ист Ривер не пригнали грузовые краны и подъемники. Без их помощи освободить дорогу было невозможно.
Власти города Нью-Йорка быстро среагировали на лавину протестов, выпустив приказ, согласно которому корпорация «Блэк Девил Рокетс» была обязана снять с производства огромные машины.
– Лично я искренне считаю, что эта машина – безобразна, – заявил в неофициальной беседе некий высокопоставленный чиновник, защищая решение суда (некоторыми это решение было воспринято как возмутительное нарушение прав свободного предпринимательства.), – и… и все это не больше, чем показуха. И, как показал нам опыт, она очень – очень неудобна. Держу пари, что обходится такая машина очень дорого.
Гранд, стараясь держаться в тени, продолжал прикладывать все усилия, чтобы выпуск огромных машин не был остановлен.
12
– Ты должна остаться с нами на обед, Джинджер, – сказала Агнесс. – Мы бы угостили нашу Битси нежным филе, – добавила она важно. – Пожалуйста, Джинджер! Я скажу повару, что ты согласна?
– Но, дорогая, мы не можем, – сказала Джинджер, вспыхнув, словно юная девушка, и с детской гордостью оглядела свое огромных размеров платье. – Что ты сказала насчет своих негров?
– Ты имеешь в виду повара и его помощников? – удивилась Агнесс. – Почему ты так говоришь, Джинджер? Что ты по этому поводу думаешь, Гай?
– Извините, не расслышал, – сказал Гай.
– Ох, Джинджер, кажется, думает, что наши повара могут… могут быть…
– Что они совсем рехнулись со своими скотскими желаниями и надо послать их ко всем чертям, ты это хочешь сказать? – резко спросил Гранд. – Хмм, Джинджер, может, и права. В таких делах, знаешь ли, береженого бог бережет, я это всегда говорил.
Гай, безусловно, любил притворяться дурачком, хотя некоторые считали, что в его ужимках не было ничего, кроме желания поиздеваться. Следующим его развлечением стала игра в Великого гурмана в нескольких всемирно известных дорогих ресторанах.
В один из обычных, тихих, спокойных вечеров Гай приходил в ресторан со своим бесстрастным камердинером. Камердинер вслед за Гаем вносил в помещение специальный стул для гурмана и огромный саквояж с необходимыми приборами. Стул, специально утяжеленный снизу, чтобы его было трудно повернуть, был также оснащен большим ремнем, который плотно застегивался вокруг пояса Гранда, как только тот усаживался за ужин. После этого камердинер брал из саквояжа огромный резиновый нагрудник и надевал его на шею Гранду. Сам Гранд в это время изучал меню, советуясь при этом с обслуживающим персоналом, состоящим из метрдотеля, старшего официанта, сомелье и как минимум одного из помощников шеф-повара.
Гай Гранд был последним из величайших транжир нашего времени. Именно по этой причине он был желанным и любимым гостем во всех ресторанах. Но из-за его эксцентричного поведения за ужином официанты старались посадить его как можно дальше от центра зала – на край террасы, в слабоосвещенный альков, или, в лучшем случае, за стол, полностью огороженный специальной ширмой. После первого визита Гранда многие рестораны специально держали наготове такую ширму на случай, если Гранд решит заявиться снова.
После долгого обсуждения блюд делался выбор, затягивался ремень, и Гай усаживался на стул, складывал руки домиком и замирал в предвкушении заказанных яств.
Когда приносили первое блюдо, начинался убийственный спектакль. Едва только унюхав аромат кушанья, Гранд, по-прежнему сидя далеко от стола, как фанатичный стоик, начинал экстатично извиваться на стуле, вращать глазами, вертеть головой, истекать и брызгать слюной. Потом внезапно приходил в себя и с крайне деловитым видом провозглашал: «К столу!». После этого резко наклонялся вперед, и, как дикарь, начинал зачерпывать руками все, что лежало на столе, и запихивать себе в рот. В результате всей этой катавасии Гранд оказывался перепачканным едой с ног до головы. Затем его бесстрастный камердинер наклонялся, отстегивал пояс стула, и Гай вываливался из-за стола и в возбуждении бежал на кухню, весь перемазанный едой, протягивал руку, как бы для приветствия, и кричал во все горло:
– Мои поздравления шеф-повару!
Потом он возвращался за стол, его снова пристегивали к стулу, поливали водой из маленького шланга, который камердинер доставал из саквояжа, вытирали большим полотенцем, и – как только приносили следующее блюдо, представление повторялось.
Даже те рестораны, которые прятали Гранда от остальных посетителей за специальной ширмой, тем не менее подвергали себя значительному риску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Под идеально отполированным передним стеклом помещалось два поднимающихся сиденья, расстояние между которыми составляло порядка десяти футов, а на большом заднем сиденье «Для всей команды» и впрямь могла уместиться вся университетская спортивная команда, двенадцать человек в один ряд, без особого стеснения.
«Купи себе Машину-Кит, Приятель!» – гласили гигантские объявления. «От кормы до носа – квартира в сто футов! Женские линии мужской Машины-Дома!»
О технических свойствах машины умалчивалось. Тем не менее многочисленные трехцветные щиты и плакаты, развешанные по городу, гласили: «Технические свойства? Спроси у своего друга, прячущегося за колесом!» – на плакате было изображено колесо мамонтоообразной машины в натуральную величину, за которым прятался один из знаменитых гонщиков Индианаполиса. Будучи ростом сильно выше среднего, он выглядел невероятным карликом на фоне огромной машины. Его лицо, казавшееся на плакате крошечным, едва видимое над колесом, кривилось в безумной ухмылке – сходным образом обычно рекламируют зубную пасту: дебиловатый смех психически нездорового человека, которого охватил кошмарный приступ веселья. Текст под всем этим был такой:
«Поверь, эта огромная игрушка пощекочет тебе нервы!»
Четыре одинаковые модели были показаны в демонстрационном зале на Пятой авеню. Хотя цена достигала астрономических высот, они были уже проданы. В последний день показа их должны были забрать с выставки и увезти. Маршрут лежал через весь Манхеттен. Машины вывозили как раз в тот час, когда на дорогах творилась невообразимая толкотня, обычная для 5 часов вечера.
Несмотря на вместительность, мощь, хорошую маневренность, огромные машины оказались абсолютно неподходящими для большого города. Занос машины – обычные 90 градусов – был больше, чем расстояние между стоящими на противоположных сторонах улицы зданиями. Так, примерно в пять тридцать, все четыре сияющие Дэвил Рокетс застряли в ужасной пробке на пересечении главных артерий города, вокруг площади Колумба. Каждая из машин блокировала движение во всех четырех направлениях. Чудовищное столпотворение длилось до тех пор, пока с Ист Ривер не пригнали грузовые краны и подъемники. Без их помощи освободить дорогу было невозможно.
Власти города Нью-Йорка быстро среагировали на лавину протестов, выпустив приказ, согласно которому корпорация «Блэк Девил Рокетс» была обязана снять с производства огромные машины.
– Лично я искренне считаю, что эта машина – безобразна, – заявил в неофициальной беседе некий высокопоставленный чиновник, защищая решение суда (некоторыми это решение было воспринято как возмутительное нарушение прав свободного предпринимательства.), – и… и все это не больше, чем показуха. И, как показал нам опыт, она очень – очень неудобна. Держу пари, что обходится такая машина очень дорого.
Гранд, стараясь держаться в тени, продолжал прикладывать все усилия, чтобы выпуск огромных машин не был остановлен.
12
– Ты должна остаться с нами на обед, Джинджер, – сказала Агнесс. – Мы бы угостили нашу Битси нежным филе, – добавила она важно. – Пожалуйста, Джинджер! Я скажу повару, что ты согласна?
– Но, дорогая, мы не можем, – сказала Джинджер, вспыхнув, словно юная девушка, и с детской гордостью оглядела свое огромных размеров платье. – Что ты сказала насчет своих негров?
– Ты имеешь в виду повара и его помощников? – удивилась Агнесс. – Почему ты так говоришь, Джинджер? Что ты по этому поводу думаешь, Гай?
– Извините, не расслышал, – сказал Гай.
– Ох, Джинджер, кажется, думает, что наши повара могут… могут быть…
– Что они совсем рехнулись со своими скотскими желаниями и надо послать их ко всем чертям, ты это хочешь сказать? – резко спросил Гранд. – Хмм, Джинджер, может, и права. В таких делах, знаешь ли, береженого бог бережет, я это всегда говорил.
Гай, безусловно, любил притворяться дурачком, хотя некоторые считали, что в его ужимках не было ничего, кроме желания поиздеваться. Следующим его развлечением стала игра в Великого гурмана в нескольких всемирно известных дорогих ресторанах.
В один из обычных, тихих, спокойных вечеров Гай приходил в ресторан со своим бесстрастным камердинером. Камердинер вслед за Гаем вносил в помещение специальный стул для гурмана и огромный саквояж с необходимыми приборами. Стул, специально утяжеленный снизу, чтобы его было трудно повернуть, был также оснащен большим ремнем, который плотно застегивался вокруг пояса Гранда, как только тот усаживался за ужин. После этого камердинер брал из саквояжа огромный резиновый нагрудник и надевал его на шею Гранду. Сам Гранд в это время изучал меню, советуясь при этом с обслуживающим персоналом, состоящим из метрдотеля, старшего официанта, сомелье и как минимум одного из помощников шеф-повара.
Гай Гранд был последним из величайших транжир нашего времени. Именно по этой причине он был желанным и любимым гостем во всех ресторанах. Но из-за его эксцентричного поведения за ужином официанты старались посадить его как можно дальше от центра зала – на край террасы, в слабоосвещенный альков, или, в лучшем случае, за стол, полностью огороженный специальной ширмой. После первого визита Гранда многие рестораны специально держали наготове такую ширму на случай, если Гранд решит заявиться снова.
После долгого обсуждения блюд делался выбор, затягивался ремень, и Гай усаживался на стул, складывал руки домиком и замирал в предвкушении заказанных яств.
Когда приносили первое блюдо, начинался убийственный спектакль. Едва только унюхав аромат кушанья, Гранд, по-прежнему сидя далеко от стола, как фанатичный стоик, начинал экстатично извиваться на стуле, вращать глазами, вертеть головой, истекать и брызгать слюной. Потом внезапно приходил в себя и с крайне деловитым видом провозглашал: «К столу!». После этого резко наклонялся вперед, и, как дикарь, начинал зачерпывать руками все, что лежало на столе, и запихивать себе в рот. В результате всей этой катавасии Гранд оказывался перепачканным едой с ног до головы. Затем его бесстрастный камердинер наклонялся, отстегивал пояс стула, и Гай вываливался из-за стола и в возбуждении бежал на кухню, весь перемазанный едой, протягивал руку, как бы для приветствия, и кричал во все горло:
– Мои поздравления шеф-повару!
Потом он возвращался за стол, его снова пристегивали к стулу, поливали водой из маленького шланга, который камердинер доставал из саквояжа, вытирали большим полотенцем, и – как только приносили следующее блюдо, представление повторялось.
Даже те рестораны, которые прятали Гранда от остальных посетителей за специальной ширмой, тем не менее подвергали себя значительному риску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23