Эра, когда секс мог быть грязным, но все еще не утратил свою загадку, когда элегантность и непристойные связи шли рука об руку. Я роняла слезу над этими книгами. Правда.
Поскольку я приобрела определенную репутацию, то внезапно мне пришлось и вести себя подобающим образом. Поскольку я могла флиртовать с кем-то молодым и симпатичным, я понимала, что мнение окружающих обо мне будет зависеть и от того, с кем я сплю. Очень похоже на увещевания моей матери, только наоборот. Из ее уст это звучало «не спи ни с кем, что скажут люди?», а теперь – «спи только с правильными людьми, а не то, что скажут люди?».
Небольшое изменение в восприятии, не более того.
Но я рада сообщить, что это изменение скорее предписывало мне не спать с определенными людьми, а не расширять список своих сексуальных партнеров. Другими словами, я не выходила в свет и не решала переспать с тем или с этим только потому, что это модно. Господи, да я с трудом заставляла себя надеть вещи, которые кто-то навязывал как модные, не говоря уж о том, чтобы мода диктовала что-то еще в моей жизни. Напротив, мне нравилось думать, что я сама законодательница моды в подобных вопросах.
Нет, я хочу сказать, что в прошлом объясняла свое наплевательское отношение к тому, с кем я проснусь на следующее утром, слишком частыми походами на всевозможные вечеринки. А теперь поняла, что это все равно что питаться фаст-фудом: сначала вас это вполне устраивает, пусть и не очень полезно, но если окружающие узнают, что вы едите фаст-фуд, то не станут интересоваться вашим мнением о деликатесах. И если вы хотите стать уважаемым шеф-поваром, то не будете питаться каждый день в «Макдоналдсе».
Мне хотелось стать кем-то уважаемым в своем деле, поэтому я очень старалась решить, с кем мне спать, а с кем не стоит, перед тем как прыгнуть в постель.
Не такой уж плохой принцип для любого человека, как мне кажется.
Джесси все время крутился где-то поблизости и возвращался ко мне, когда ему было удобно. Я пыталась его игнорировать, но когда не получалось, то, наоборот, начинала преследовать его. Дежурила за углом рядом с квартирой, которую он наконец-таки снял в Бэй-Виллидж. Сидела в засаде, зажигала сигареты и сразу же их тушила, наблюдая, с кем он пришел домой и с кем проснулся.
Я испытывала физическую боль при виде Джесси с другими женщинами, но одновременно это меня возбуждало. Мое сердце бешено вращалось в грудной клетке, а соски твердели, и внутри, под джинсами, разливалось тепло, которое никак иначе испытать нельзя.
Дело в том, что все в своей жизни я делала или не делала, находясь под влиянием Джесси. Я не могла ничего съесть, не подумав, а понравилось бы это ему. Я не могла наконец улечься спать под утро, не пожалев, что Джесси нет рядом, и не окунувшись в болезненные и неприятные размышления, где он может быть. Я не могла посмотреть фильм и не захотеть обсудить его с ним, и это при том, что мы никогда ничего не обсуждали, пока были вместе, ни разу. Я ничего не могла делать, говорить, думать, не вспомнив в той или иной связи Джесси.
Когда его не было рядом, я не жила по-настоящему. Я пребывала в каком-то статическом состоянии, где все делаешь чисто механически, и могла взглянуть на свою жизнь только через призму мировоззрения Джесси. Я словно топталась на месте до следующего телефонного звонка, до следующей случайной встречи, до следующего момента, когда он станет частью меня, чтобы я смогла ощутить всю полноту жизни.
К тому моменту Джесси обзавелся пейджером. Одному богу известно, почему он вообще решил, что ему нужен пейджер, хотя у меня и имелись свои предположения на этот счет, причем весьма обоснованные. Помню только безнадежное и глубокое чувство стыда, охватывавшее меня по вечерам слишком часто, даже все случаи и не упомнить, когда я снова и снова набирала номер пейджера Джесси в надежде, что он отзовется. А потом очень расстраивалась и не могла найти себе места, когда он не перезванивал. Это была своего рода игра, но она высасывала из меня массу сил.
Когда наконец Джесси появился, я превращалась в ведьму, бросающую в сердцах обвинения, мерзкую суку, с которой никто, и уж тем более Джесси, не захотел бы проводить время. Я сама себя не узнавала.
Как только он попал в поле моего зрения, я набросилась на него:
– Где ты был? Почему не отвечал на мои звонки?
– Детка, я был занят.
– Почему ты так со мной поступаешь? – причитала я.
Он посмотрел мне в глаза.
– Ты сама с собой так поступаешь.
Правда больно жалила мое самолюбие, и я так разозлилась, что утратила остатки здравого смысла.
– Ты ненавидишь меня! – заорала я. – После всего, что я для тебя сделала…
В его взгляде читалось нечто, что могло бы быть жалостью, если бы речь шла не о Джесси, а о ком-то другом.
– Посмотри, что ты с собой делаешь, – коротко сказал Джесси. – Посмотри, в кого ты превращаешься… – и закрыл за собой дверь.
Как раз в этот момент я швырнула вазу, и она разбилась вдребезги об дверь.
Когда я не думала о Джесси, то думала о себе. Я сама признаюсь в этом: в самом начале своей карьеры «мадам», я была слишком поглощена собой. Я отправляла на вызов последнюю девочку, а потом чаще всего наливала бокал «Пино Нуар» и делала парочку кокаиновых дорожек даже в те дни, когда никого не ждала в гости, и была очень довольна собой. И от этого абсурдное поведение Джесси казалось еще более необъяснимым. Я напоминала преступника, находящегося в зоне деятельности радара и делавшего нечто незаконное, волнующее и изощренное, причем весьма успешно.
Разумеется, когда круче тебя только горы, то в этом есть и свои минусы. Все сложнее становилось просыпаться по утрам (вернее, после обеда), но я не обращала на это внимания, считая неизбежным компонентом моей увлекательной жизни. Мне кажется, я тогда несколько месяцев подряд не видела солнца в зените. Не важно, так ведь живут все крутые мира сего.
В моей спальне имелось всего одно окно, и оно постоянно было закрыто плотными бархатными шторами, очень элегантными. Из-за этого возникало ощущение, что находишься внутри кокона. В гостиной я развлекалась, проводила салонные встречи, смеялась, курила и ела, но работала именно в спальне. Обложившись книжками и журналами и включив телевизор, я сидела на двуспальной медной кровати под звуки музыки в тепле и уюте, игнорируя тот мир, в который посылала своих девочек. В моей спальне царила вечная ночь.
Глава одиннадцатая
В том сентябре мне позвонила одна женщина и попросила взять ее на работу. Она пару раз оставляла днем сообщения на автоответчике – ага, как будто я подхожу днем к телефону, – и наконец мы с ней пообщались. Судя по всему, она была образованна, кроме того, в ее голосе звучала смесь тревоги и удивления, и это показалось мне очаровательным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Поскольку я приобрела определенную репутацию, то внезапно мне пришлось и вести себя подобающим образом. Поскольку я могла флиртовать с кем-то молодым и симпатичным, я понимала, что мнение окружающих обо мне будет зависеть и от того, с кем я сплю. Очень похоже на увещевания моей матери, только наоборот. Из ее уст это звучало «не спи ни с кем, что скажут люди?», а теперь – «спи только с правильными людьми, а не то, что скажут люди?».
Небольшое изменение в восприятии, не более того.
Но я рада сообщить, что это изменение скорее предписывало мне не спать с определенными людьми, а не расширять список своих сексуальных партнеров. Другими словами, я не выходила в свет и не решала переспать с тем или с этим только потому, что это модно. Господи, да я с трудом заставляла себя надеть вещи, которые кто-то навязывал как модные, не говоря уж о том, чтобы мода диктовала что-то еще в моей жизни. Напротив, мне нравилось думать, что я сама законодательница моды в подобных вопросах.
Нет, я хочу сказать, что в прошлом объясняла свое наплевательское отношение к тому, с кем я проснусь на следующее утром, слишком частыми походами на всевозможные вечеринки. А теперь поняла, что это все равно что питаться фаст-фудом: сначала вас это вполне устраивает, пусть и не очень полезно, но если окружающие узнают, что вы едите фаст-фуд, то не станут интересоваться вашим мнением о деликатесах. И если вы хотите стать уважаемым шеф-поваром, то не будете питаться каждый день в «Макдоналдсе».
Мне хотелось стать кем-то уважаемым в своем деле, поэтому я очень старалась решить, с кем мне спать, а с кем не стоит, перед тем как прыгнуть в постель.
Не такой уж плохой принцип для любого человека, как мне кажется.
Джесси все время крутился где-то поблизости и возвращался ко мне, когда ему было удобно. Я пыталась его игнорировать, но когда не получалось, то, наоборот, начинала преследовать его. Дежурила за углом рядом с квартирой, которую он наконец-таки снял в Бэй-Виллидж. Сидела в засаде, зажигала сигареты и сразу же их тушила, наблюдая, с кем он пришел домой и с кем проснулся.
Я испытывала физическую боль при виде Джесси с другими женщинами, но одновременно это меня возбуждало. Мое сердце бешено вращалось в грудной клетке, а соски твердели, и внутри, под джинсами, разливалось тепло, которое никак иначе испытать нельзя.
Дело в том, что все в своей жизни я делала или не делала, находясь под влиянием Джесси. Я не могла ничего съесть, не подумав, а понравилось бы это ему. Я не могла наконец улечься спать под утро, не пожалев, что Джесси нет рядом, и не окунувшись в болезненные и неприятные размышления, где он может быть. Я не могла посмотреть фильм и не захотеть обсудить его с ним, и это при том, что мы никогда ничего не обсуждали, пока были вместе, ни разу. Я ничего не могла делать, говорить, думать, не вспомнив в той или иной связи Джесси.
Когда его не было рядом, я не жила по-настоящему. Я пребывала в каком-то статическом состоянии, где все делаешь чисто механически, и могла взглянуть на свою жизнь только через призму мировоззрения Джесси. Я словно топталась на месте до следующего телефонного звонка, до следующей случайной встречи, до следующего момента, когда он станет частью меня, чтобы я смогла ощутить всю полноту жизни.
К тому моменту Джесси обзавелся пейджером. Одному богу известно, почему он вообще решил, что ему нужен пейджер, хотя у меня и имелись свои предположения на этот счет, причем весьма обоснованные. Помню только безнадежное и глубокое чувство стыда, охватывавшее меня по вечерам слишком часто, даже все случаи и не упомнить, когда я снова и снова набирала номер пейджера Джесси в надежде, что он отзовется. А потом очень расстраивалась и не могла найти себе места, когда он не перезванивал. Это была своего рода игра, но она высасывала из меня массу сил.
Когда наконец Джесси появился, я превращалась в ведьму, бросающую в сердцах обвинения, мерзкую суку, с которой никто, и уж тем более Джесси, не захотел бы проводить время. Я сама себя не узнавала.
Как только он попал в поле моего зрения, я набросилась на него:
– Где ты был? Почему не отвечал на мои звонки?
– Детка, я был занят.
– Почему ты так со мной поступаешь? – причитала я.
Он посмотрел мне в глаза.
– Ты сама с собой так поступаешь.
Правда больно жалила мое самолюбие, и я так разозлилась, что утратила остатки здравого смысла.
– Ты ненавидишь меня! – заорала я. – После всего, что я для тебя сделала…
В его взгляде читалось нечто, что могло бы быть жалостью, если бы речь шла не о Джесси, а о ком-то другом.
– Посмотри, что ты с собой делаешь, – коротко сказал Джесси. – Посмотри, в кого ты превращаешься… – и закрыл за собой дверь.
Как раз в этот момент я швырнула вазу, и она разбилась вдребезги об дверь.
Когда я не думала о Джесси, то думала о себе. Я сама признаюсь в этом: в самом начале своей карьеры «мадам», я была слишком поглощена собой. Я отправляла на вызов последнюю девочку, а потом чаще всего наливала бокал «Пино Нуар» и делала парочку кокаиновых дорожек даже в те дни, когда никого не ждала в гости, и была очень довольна собой. И от этого абсурдное поведение Джесси казалось еще более необъяснимым. Я напоминала преступника, находящегося в зоне деятельности радара и делавшего нечто незаконное, волнующее и изощренное, причем весьма успешно.
Разумеется, когда круче тебя только горы, то в этом есть и свои минусы. Все сложнее становилось просыпаться по утрам (вернее, после обеда), но я не обращала на это внимания, считая неизбежным компонентом моей увлекательной жизни. Мне кажется, я тогда несколько месяцев подряд не видела солнца в зените. Не важно, так ведь живут все крутые мира сего.
В моей спальне имелось всего одно окно, и оно постоянно было закрыто плотными бархатными шторами, очень элегантными. Из-за этого возникало ощущение, что находишься внутри кокона. В гостиной я развлекалась, проводила салонные встречи, смеялась, курила и ела, но работала именно в спальне. Обложившись книжками и журналами и включив телевизор, я сидела на двуспальной медной кровати под звуки музыки в тепле и уюте, игнорируя тот мир, в который посылала своих девочек. В моей спальне царила вечная ночь.
Глава одиннадцатая
В том сентябре мне позвонила одна женщина и попросила взять ее на работу. Она пару раз оставляла днем сообщения на автоответчике – ага, как будто я подхожу днем к телефону, – и наконец мы с ней пообщались. Судя по всему, она была образованна, кроме того, в ее голосе звучала смесь тревоги и удивления, и это показалось мне очаровательным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54