Дескать, а может, оно и… и так далее. Кроме того, он виноват перед вами. А виноватый человек – страшный человек: он хочет избавиться от чувства вины… То есть вариант всего один: когда над этой больной, беспомощной и брошенной им женщиной будет висеть – по его вине – нечто куда более отвратительное, верно? Например, три кретина. Долго. Хоть вечно. С небольшими паузами для гигиены. Причем насколько долго и насколько отвратительно – зависит только от него. Сидящего вот, скажем, тут на стульчике, шагах эдак…
Клавдий замолчал, потому что Инга – без слов и не вынимая рук из карманов – вдруг опустилась, а точнее сказать – стекла по стене, хрустко ударив в пол коленками. Это напоминало поклон. Если бы не плечи, которые очень старались спрятать голову. И не дрожь, которая гнула вниз. И если б Инга не напоминала крысу – скорченную крысу с дозой крысиного яда в животе.
Впрочем, такая позиция напоминала и язвенника, что было гораздо ближе. Клавдий поморщился, представив себя примерно через час.
– Вы забыли, что я хотел бы избежать этого,– сказал он паучку, бегущему по оконной раме.
По его расчетам оставалось не больше десяти минут и, опять присев на корточки, он прикрыл глаза и подумал, что самое отвратительное – вовсе не кретины. Самое отвратительное – знать все наперед. Когда знаешь, что будет, оно как бы уже и есть. А все, что до него – как бы зря. И всего жаль, потому что зря – слов, сил. И глупо, потому что приходится как бы доигрывать, задним числом.
Потому что рано или поздно, так или иначе, но наш парадоксальный друг возьмет дрянной пистолет и… нет, не в нее, сложновато все-таки, и не в себя тем паче, и жутко и вдруг больно, кто его знает… а главное – не досмотрел, чего тут дальше-то, и ни…
"В меня?" – подумал Клавдий и усмехнулся: он подумал, что это не самый плохой выход – для Клавдия, в городе М, вы понимаете? Но произойти это могло только с его позволения. А стало быть, ничуть не проще, чем щелкнуться самому…
"Дерьмо",– подумал Клавдий. Все это было чертовски скучно. И – как всегда – чертовски некому об этом сказать. Поэтому, когда на лестнице послышались шаги, он назвал себя молодцом, а все остальное – делом, которое сделано процентов на тридцать.
"Гвоздика – Львиному зеву:
В деле стабилизации ситуации предпринят ряд конструктивных шагов, позволивших достигнуть ряда определенных результатов. Объект локализован регионально резиновой фабрики. Однако дальнейшая радикализация, равно как и огневой контакт, обструкционируются альтернативнейшими усилиями объекта метров за четыреста. Для процесса ускорения приконсолидирован и вооружен одноразовым пистолетом бывший журналист Анна, путем реконсервации бывшей любовницы. Срок стабилизации – путем решительной перестрелки – ограничен двумя днями. Б. з. в. Клавдий".
"Львиный зев – Гвоздике (секретно):
Не Клавдий, а Гвоздика. Прошу, товарищи, придерживаться регламента. Б. з. в."
"Спорыш – Гвоздике:
"Клавдия" бухгалтерия не пропустит, имей в виду. Перепередай. На тот же исходящий. Я еще не регистрировал пока. Б. з. в. Спорыш".
Предисловие к следующей главе
Резиновая фабрика была разгромлена шесть лет назад с целью увеличения мощностей.
Огромный котлован представлял из себя, в сущности, огромное поле, кое-где поросшее сурепкой и напрочь заваленное строительным мусором.
И шагать тут босиком можно было только так, как делал это Анна – то есть не обращая внимания на процесс ходьбы.
Раза два или три, сбив палец или просто устав, он садился на какой-нибудь подвернувшийся обломок, и тогда пистолет, как положено пистолету, упирался стволом в зад, и Анна вставал и шел дальше, по направлению к центру котлована, где громоздилась куча бетонных труб всевозможного диаметра. Издалека, выбеленная солнцем, она казалась айсбергом. Однако по мере приближения она все больше делалась горой макарон, и, наконец, подойдя к подножию, Анна решил, что куча скорее напоминает муравейник для муравьев ростом с собаку и крупней.
Щурясь вверх и прикидывая высоту, он едва не наступил на Пропеллера: задрав бороденку, тот валялся в конопляных зарослях, как труп маленького ополченца, но всего лишь спал, ровным дыханием качая на животе барабан. По лицу Пропеллера пробегала травяная тень. Где-то близко трудились пчелы.
Анна раздвинул траву и увидел блюдце.
Блюдце было голубым. Оно стояло на небольшой прогалинке, под кустом цикория. В блюдце лежала чайная ложка. В ложке был мед. Над ним со слюдяным звуком кружились две пчелы.
Анна отпустил траву, и прогалинка закрылась. Тогда Анна присел на корточки и увидел все это еще раз, но дальше и подробней.
Похожая на вход в подземелье, за прогалинкой начиналась тьма, которая была трубой, обложенной дерновым бруствером, а с бруствера – как с подушки – на Анну глядели двое: знакомая мохнатая голова и знакомый автоматный ствол, который тоже как будто улыбался, по-собачьи задрав курносое рыльце.
– Вот я тебя и нашел,– сказала голова.
Глава четвертая
Жук-кузька по прозвищу Мухортик – вредитель и, в общем-то, сволочь – задыхался от ответственности. Он боялся дышать, боясь что-нибудь пропустить. Он решил лучше умереть, чем пропустить, и почти уже умер, но был счастлив. Дело в том, что прямо в лебеде случалось и продолжало случаться дальше то, чего он ждал всю свою насекомую жизнь: он, кузька, внимал голосу бога.
– Очень рад,– сказал бог.– Чрезвычайно рад. Правда, я склонен думать, что вы ошибаетесь. Но, может быть, я уже ни черта не понимаю…
"Ни черта не понимаю!" – сам того не ведая, повторил кузька. Он сидел в развилке лебеды, и потому бог начинался для него чуть припухшим коленом и заканчивался ступней, которую пытливый кузька посчитал шеей с пятью головами. Этот факт, конечно, обрадовал (по правде сказать, меньшим количеством голов кузька мог бы и оскорбиться). Но если облик бога он постиг враз и легко, то перевод с божественного на жучиный (как потом сообщал Мухортик) доставил некоторые затруднения. Тем более богов оказалось аж два.
– У тебя болит нога,– сказал второй бог. Он, лежа в траве, представлял из себя огромный шар, покрытый шерстью.
– Это поразительно, Холмс! – воскликнул первый бог.– Стоит вам увидеть хромого… ну и так далее. Да, у меня болит нога. А еще я в четвертом списке. А еще я не так пахну. Я вам завидую. Вы все знаете. В таком случае вы должны знать, что делать с этой хреновиной.
Наземь брякнулся голубой пластмассовый пистолетик, и кузька, который никогда не видел голубых пистолетиков, на всякий случай благодарно улыбнулся.
– Только не надо стрелять,– сказал второй бог.
– Абсолютно с вами согласен. Он стреляет всего раз, а я еще не решил – в кого. Кто такой Клавдий?
– Это называется "Пакет-2",– сказал второй бог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Клавдий замолчал, потому что Инга – без слов и не вынимая рук из карманов – вдруг опустилась, а точнее сказать – стекла по стене, хрустко ударив в пол коленками. Это напоминало поклон. Если бы не плечи, которые очень старались спрятать голову. И не дрожь, которая гнула вниз. И если б Инга не напоминала крысу – скорченную крысу с дозой крысиного яда в животе.
Впрочем, такая позиция напоминала и язвенника, что было гораздо ближе. Клавдий поморщился, представив себя примерно через час.
– Вы забыли, что я хотел бы избежать этого,– сказал он паучку, бегущему по оконной раме.
По его расчетам оставалось не больше десяти минут и, опять присев на корточки, он прикрыл глаза и подумал, что самое отвратительное – вовсе не кретины. Самое отвратительное – знать все наперед. Когда знаешь, что будет, оно как бы уже и есть. А все, что до него – как бы зря. И всего жаль, потому что зря – слов, сил. И глупо, потому что приходится как бы доигрывать, задним числом.
Потому что рано или поздно, так или иначе, но наш парадоксальный друг возьмет дрянной пистолет и… нет, не в нее, сложновато все-таки, и не в себя тем паче, и жутко и вдруг больно, кто его знает… а главное – не досмотрел, чего тут дальше-то, и ни…
"В меня?" – подумал Клавдий и усмехнулся: он подумал, что это не самый плохой выход – для Клавдия, в городе М, вы понимаете? Но произойти это могло только с его позволения. А стало быть, ничуть не проще, чем щелкнуться самому…
"Дерьмо",– подумал Клавдий. Все это было чертовски скучно. И – как всегда – чертовски некому об этом сказать. Поэтому, когда на лестнице послышались шаги, он назвал себя молодцом, а все остальное – делом, которое сделано процентов на тридцать.
"Гвоздика – Львиному зеву:
В деле стабилизации ситуации предпринят ряд конструктивных шагов, позволивших достигнуть ряда определенных результатов. Объект локализован регионально резиновой фабрики. Однако дальнейшая радикализация, равно как и огневой контакт, обструкционируются альтернативнейшими усилиями объекта метров за четыреста. Для процесса ускорения приконсолидирован и вооружен одноразовым пистолетом бывший журналист Анна, путем реконсервации бывшей любовницы. Срок стабилизации – путем решительной перестрелки – ограничен двумя днями. Б. з. в. Клавдий".
"Львиный зев – Гвоздике (секретно):
Не Клавдий, а Гвоздика. Прошу, товарищи, придерживаться регламента. Б. з. в."
"Спорыш – Гвоздике:
"Клавдия" бухгалтерия не пропустит, имей в виду. Перепередай. На тот же исходящий. Я еще не регистрировал пока. Б. з. в. Спорыш".
Предисловие к следующей главе
Резиновая фабрика была разгромлена шесть лет назад с целью увеличения мощностей.
Огромный котлован представлял из себя, в сущности, огромное поле, кое-где поросшее сурепкой и напрочь заваленное строительным мусором.
И шагать тут босиком можно было только так, как делал это Анна – то есть не обращая внимания на процесс ходьбы.
Раза два или три, сбив палец или просто устав, он садился на какой-нибудь подвернувшийся обломок, и тогда пистолет, как положено пистолету, упирался стволом в зад, и Анна вставал и шел дальше, по направлению к центру котлована, где громоздилась куча бетонных труб всевозможного диаметра. Издалека, выбеленная солнцем, она казалась айсбергом. Однако по мере приближения она все больше делалась горой макарон, и, наконец, подойдя к подножию, Анна решил, что куча скорее напоминает муравейник для муравьев ростом с собаку и крупней.
Щурясь вверх и прикидывая высоту, он едва не наступил на Пропеллера: задрав бороденку, тот валялся в конопляных зарослях, как труп маленького ополченца, но всего лишь спал, ровным дыханием качая на животе барабан. По лицу Пропеллера пробегала травяная тень. Где-то близко трудились пчелы.
Анна раздвинул траву и увидел блюдце.
Блюдце было голубым. Оно стояло на небольшой прогалинке, под кустом цикория. В блюдце лежала чайная ложка. В ложке был мед. Над ним со слюдяным звуком кружились две пчелы.
Анна отпустил траву, и прогалинка закрылась. Тогда Анна присел на корточки и увидел все это еще раз, но дальше и подробней.
Похожая на вход в подземелье, за прогалинкой начиналась тьма, которая была трубой, обложенной дерновым бруствером, а с бруствера – как с подушки – на Анну глядели двое: знакомая мохнатая голова и знакомый автоматный ствол, который тоже как будто улыбался, по-собачьи задрав курносое рыльце.
– Вот я тебя и нашел,– сказала голова.
Глава четвертая
Жук-кузька по прозвищу Мухортик – вредитель и, в общем-то, сволочь – задыхался от ответственности. Он боялся дышать, боясь что-нибудь пропустить. Он решил лучше умереть, чем пропустить, и почти уже умер, но был счастлив. Дело в том, что прямо в лебеде случалось и продолжало случаться дальше то, чего он ждал всю свою насекомую жизнь: он, кузька, внимал голосу бога.
– Очень рад,– сказал бог.– Чрезвычайно рад. Правда, я склонен думать, что вы ошибаетесь. Но, может быть, я уже ни черта не понимаю…
"Ни черта не понимаю!" – сам того не ведая, повторил кузька. Он сидел в развилке лебеды, и потому бог начинался для него чуть припухшим коленом и заканчивался ступней, которую пытливый кузька посчитал шеей с пятью головами. Этот факт, конечно, обрадовал (по правде сказать, меньшим количеством голов кузька мог бы и оскорбиться). Но если облик бога он постиг враз и легко, то перевод с божественного на жучиный (как потом сообщал Мухортик) доставил некоторые затруднения. Тем более богов оказалось аж два.
– У тебя болит нога,– сказал второй бог. Он, лежа в траве, представлял из себя огромный шар, покрытый шерстью.
– Это поразительно, Холмс! – воскликнул первый бог.– Стоит вам увидеть хромого… ну и так далее. Да, у меня болит нога. А еще я в четвертом списке. А еще я не так пахну. Я вам завидую. Вы все знаете. В таком случае вы должны знать, что делать с этой хреновиной.
Наземь брякнулся голубой пластмассовый пистолетик, и кузька, который никогда не видел голубых пистолетиков, на всякий случай благодарно улыбнулся.
– Только не надо стрелять,– сказал второй бог.
– Абсолютно с вами согласен. Он стреляет всего раз, а я еще не решил – в кого. Кто такой Клавдий?
– Это называется "Пакет-2",– сказал второй бог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49