Здесь же находилась и столовая. Тем не менее шагов через двести-триста можно было сделать заброд, что и делали.
Кроме того, один из Егорушкиных телогрейцев – Донат Василисков, он же Свая, он же Товарищ Майор – правда, под огурец рассказывал про какого-то "злостня": большую не то крысу, не то ящера (он говорил – "ящура"), который живет в никудышнике, который Товарищ Майор нашел, протискавшись однажды в какую-то щель за хлеборезкой. "Чуть не сожрал",– жаловался Товарищ Майор.
Он был, естественно, дурак. Но злостень иногда ревел. Хотя, может, и не он.
Одним словом, любой заброд был опасен. И даже не по причинам ящура, подъеденного Товарищем Майором (так шутили), и не из-за сталактита по чайнику – что тоже спроста и без чинов, а наиглавнейшим образом потому, что ярусы путались и перетекали друг в дружку, как им вздумается (иной раз – ага, и водой, речкой), и болтовня про четыре якобы "боле-мене" и одиннадцать будто всего всех – равно как и "стук в горизонт" – были не больше чем суверная чушь.
Кое-кто мог бы это и подтвердить. То есть – покойнички.
Но другим достучаться удавалось. И это было удивительно. И вот для нее-то – для этой удивительности – и делался заброд.
Хотя, конечно, можно было кой-чего найти. Например, Товарищ Майор нашел насос. А Еремей Панёва однажды приволок две серебряные братины, бердыш и отрез габардина.
Но удивительность настоящая заключалась в том, чтоб вот так: идти-идти и – пропасть. А потом – раз! – и выйти. К окошечку. Черт его знает, откуда тут окошечко. А вот окошечко… А за ним – пейзаж и всяко такое… (Это под землей-то, х-эх!) Или – в боковик: пролез, побрел по ручью, а тот – шасть – и под стену. Куда? Ну, поднырнул, вынырнул – тьма. Грот. Озеро. Что-то плещется. Жуть… Нырнул вдругорядь, нащупал – и вот он я, выковыривайте у мамочки из попочки! Мало не дома, ага. А вон она и пальмочка проглянулась, вон она, родимая… Нечто не жизнь, чтоб я сдох! У-ди-вительность, право, слово. Как есть – удивительность!..
И добром помянутая пальма-пальмочка была ее составной частью. Почему большинство ходов сходилось сюда – "Хрен его знает, товарищ майор!" – отвечал Товарищ Майор, при помощи пальца и насоса пуская длительный писк. Тем не менее так оно и было. И те из телогрейцев, что не имели свободного времени сделать заброд, торчали тут, возле кадки, под прожекторами, находя удивительность в ожидании, кого откуда принесет.
Были даже специальные табуретки.
Именно поэтому высокий гость, прибывший в ДОМОУПРАВЛЕНИЕ был обнаружен вдруг и именно здесь.
Поднялся гвалт.
Пока один из вестовых пограничным голосом рассказывал гостю, что он есть Степан Коренников, который здесь служить, а откуда есть прибывать геноссе, четверо с факелами – крича по сторонам и распихивая любопытствующих – во всю мочь искали инженера Курчиладзе, который, как выяснилось поздней, давно бегал вслед и ревел: "Кто?"
– Да х-х-х… да шут его знает, кто,– доложил Товарищ Майор.– Не говорит. Приехал и все.
– А чего?
– О! Дак – в чалме!
– Грек, что ли? – насупился инженер. Он страшно не хотел, чтоб высоким гостем оказался грек Дефлоракис, заблудившийся в прошлый визит и чуть не испортивший нам отношения с Грецией.– Грек? – Греции было сообщено, что, мол, проводили, ищите у себя, и теперешний был нужен, как флюс.– Ну?
– Не,– усомнился Товарищ Майор,– навряд ли чтобы грек. С лица будет попоганей. Надо быть – ефиёп. Опять же – к пальме жмется…
Повеселев, Курчиладзе велел тушить огни и, высунувшись из-за угла, неофициально рассмотрел высокого гостя сам – с белой чалмы до ног – цыкая на задних и несколько раз за это время показав кулак Степану Коренникову, который уже вовсю клял гостя "бусурманом" и, замахиваясь прикладом, требовал сесть на табурет.
– Дак че! – слезно кричал Степан.– Да куды! Я ж к ему с добром! Да куды, гад!
Наконец, убедившись, что гость и вправду не похож на грека, Курчиладзе в окружении небольшой толпы вышел под прожектора и, встав шагах в двух, еще немного погодя понял, что высокий гость высок действительно (все прочие заканчивались у него где-то под мышкой), а во-вторых – негр, то есть не грек наверняка. Кроме того, гость был босой и время от времени грел ноги одна об другую, при этом улыбаясь, что было признаком дружественной страны, и Курчиладзе, чтоб повеселеть окончательно, тихо спросил, не парле ли, не дай бог, товарищ франсе, на что негр шмыгнул носом и улыбнулся еще раз.
– Экономят на переводчиках, сволочи,– с облегчением сказал Курчиладзе.– Ладно. Пусть стоит. Будем встречать.
Встреча высокого гостя состоялась через семь минут. В ней, обступив гостя вокруг пальмы, приняли участие товарищи Дерюжкин, Рогожкин, Плошкин, Сухостоев и прочая шушера – потому что к встрече по эфиопскому разряду Курчиладзе велел брать кого помельче да потолпистей, жуть до чего брезгуя целовать негров сам (разве что пятым-шестым) и вообще – надеясь на сутолоку вокруг встречаемого.
Однако сутолока, которая тут же и произошла, имела характер неприятности. В тот самый момент, когда, махнув специальным платком, Курчиладзе объявил начало встречи, и на гостя, расшеперившись коромыслами, двинулись товарищи Рогожкин и Дерюжкин, из бокового хода с наглой улыбочкой выбежал Товарищ Майор, а за ним – сбив его, неуспевшего отскочить,– гурт емлекоповских телогрейцев, которые смяли толпу (емлекоповские телогрейцы были крупней других и легко мяли толпу), и, как бы вопреки встрече номер один, еще стоявшей в растопыренном виде, пошла встреча номер два, в ходе которой высокого негра начали встречать товарищи Емлекопов (не глядя на Курчиладзе), Кобылкин (тоже не глядя на Курчиладзе) и Курчиладзе, кинувшийся с объяснениями про эфиопскую никудышность и беспокойство зря, которого не хотел.
Между тем дальнейшая часть встречи оказалась подгаженной по причине гостя, который – не имея возможности бежать – принялся увертываться от обнимания, и, несмотря на недостаток пространства, делал это до тех пор, пока Емлекопов, гребанув единственной рукой в очередной раз, не спросил назад, чего у нас с Африкой.
– В смысле – чего? – тявкнул Курчиладзе.
– В смысле – у нас.
– А-а. Ну… бананы. Или чего?
– Бананы и есть,– хмуро подтвердил Кобылкин.
– Ну и провались,– буркнул Емлекопов, после чего сообщил собравшимся, что 24 июля с африканским дружественным визитом прибыл высокий гость, в чалме, и это судьбоносное событие в жизни двух домоуправлений есть открытие символического вентиля в деле водоснабжения нашего общего дома,– причем уже слово "вентиля" было произнесено через плечо и наспех, поскольку высокий гость на слове "вентиль", отодвинув виноватого Курчиладзе, сперва как бы отошел (просто так), а потом пошел дальше, в сторону темноты, беззвучно мелькая оттуда светлыми пятками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Кроме того, один из Егорушкиных телогрейцев – Донат Василисков, он же Свая, он же Товарищ Майор – правда, под огурец рассказывал про какого-то "злостня": большую не то крысу, не то ящера (он говорил – "ящура"), который живет в никудышнике, который Товарищ Майор нашел, протискавшись однажды в какую-то щель за хлеборезкой. "Чуть не сожрал",– жаловался Товарищ Майор.
Он был, естественно, дурак. Но злостень иногда ревел. Хотя, может, и не он.
Одним словом, любой заброд был опасен. И даже не по причинам ящура, подъеденного Товарищем Майором (так шутили), и не из-за сталактита по чайнику – что тоже спроста и без чинов, а наиглавнейшим образом потому, что ярусы путались и перетекали друг в дружку, как им вздумается (иной раз – ага, и водой, речкой), и болтовня про четыре якобы "боле-мене" и одиннадцать будто всего всех – равно как и "стук в горизонт" – были не больше чем суверная чушь.
Кое-кто мог бы это и подтвердить. То есть – покойнички.
Но другим достучаться удавалось. И это было удивительно. И вот для нее-то – для этой удивительности – и делался заброд.
Хотя, конечно, можно было кой-чего найти. Например, Товарищ Майор нашел насос. А Еремей Панёва однажды приволок две серебряные братины, бердыш и отрез габардина.
Но удивительность настоящая заключалась в том, чтоб вот так: идти-идти и – пропасть. А потом – раз! – и выйти. К окошечку. Черт его знает, откуда тут окошечко. А вот окошечко… А за ним – пейзаж и всяко такое… (Это под землей-то, х-эх!) Или – в боковик: пролез, побрел по ручью, а тот – шасть – и под стену. Куда? Ну, поднырнул, вынырнул – тьма. Грот. Озеро. Что-то плещется. Жуть… Нырнул вдругорядь, нащупал – и вот он я, выковыривайте у мамочки из попочки! Мало не дома, ага. А вон она и пальмочка проглянулась, вон она, родимая… Нечто не жизнь, чтоб я сдох! У-ди-вительность, право, слово. Как есть – удивительность!..
И добром помянутая пальма-пальмочка была ее составной частью. Почему большинство ходов сходилось сюда – "Хрен его знает, товарищ майор!" – отвечал Товарищ Майор, при помощи пальца и насоса пуская длительный писк. Тем не менее так оно и было. И те из телогрейцев, что не имели свободного времени сделать заброд, торчали тут, возле кадки, под прожекторами, находя удивительность в ожидании, кого откуда принесет.
Были даже специальные табуретки.
Именно поэтому высокий гость, прибывший в ДОМОУПРАВЛЕНИЕ был обнаружен вдруг и именно здесь.
Поднялся гвалт.
Пока один из вестовых пограничным голосом рассказывал гостю, что он есть Степан Коренников, который здесь служить, а откуда есть прибывать геноссе, четверо с факелами – крича по сторонам и распихивая любопытствующих – во всю мочь искали инженера Курчиладзе, который, как выяснилось поздней, давно бегал вслед и ревел: "Кто?"
– Да х-х-х… да шут его знает, кто,– доложил Товарищ Майор.– Не говорит. Приехал и все.
– А чего?
– О! Дак – в чалме!
– Грек, что ли? – насупился инженер. Он страшно не хотел, чтоб высоким гостем оказался грек Дефлоракис, заблудившийся в прошлый визит и чуть не испортивший нам отношения с Грецией.– Грек? – Греции было сообщено, что, мол, проводили, ищите у себя, и теперешний был нужен, как флюс.– Ну?
– Не,– усомнился Товарищ Майор,– навряд ли чтобы грек. С лица будет попоганей. Надо быть – ефиёп. Опять же – к пальме жмется…
Повеселев, Курчиладзе велел тушить огни и, высунувшись из-за угла, неофициально рассмотрел высокого гостя сам – с белой чалмы до ног – цыкая на задних и несколько раз за это время показав кулак Степану Коренникову, который уже вовсю клял гостя "бусурманом" и, замахиваясь прикладом, требовал сесть на табурет.
– Дак че! – слезно кричал Степан.– Да куды! Я ж к ему с добром! Да куды, гад!
Наконец, убедившись, что гость и вправду не похож на грека, Курчиладзе в окружении небольшой толпы вышел под прожектора и, встав шагах в двух, еще немного погодя понял, что высокий гость высок действительно (все прочие заканчивались у него где-то под мышкой), а во-вторых – негр, то есть не грек наверняка. Кроме того, гость был босой и время от времени грел ноги одна об другую, при этом улыбаясь, что было признаком дружественной страны, и Курчиладзе, чтоб повеселеть окончательно, тихо спросил, не парле ли, не дай бог, товарищ франсе, на что негр шмыгнул носом и улыбнулся еще раз.
– Экономят на переводчиках, сволочи,– с облегчением сказал Курчиладзе.– Ладно. Пусть стоит. Будем встречать.
Встреча высокого гостя состоялась через семь минут. В ней, обступив гостя вокруг пальмы, приняли участие товарищи Дерюжкин, Рогожкин, Плошкин, Сухостоев и прочая шушера – потому что к встрече по эфиопскому разряду Курчиладзе велел брать кого помельче да потолпистей, жуть до чего брезгуя целовать негров сам (разве что пятым-шестым) и вообще – надеясь на сутолоку вокруг встречаемого.
Однако сутолока, которая тут же и произошла, имела характер неприятности. В тот самый момент, когда, махнув специальным платком, Курчиладзе объявил начало встречи, и на гостя, расшеперившись коромыслами, двинулись товарищи Рогожкин и Дерюжкин, из бокового хода с наглой улыбочкой выбежал Товарищ Майор, а за ним – сбив его, неуспевшего отскочить,– гурт емлекоповских телогрейцев, которые смяли толпу (емлекоповские телогрейцы были крупней других и легко мяли толпу), и, как бы вопреки встрече номер один, еще стоявшей в растопыренном виде, пошла встреча номер два, в ходе которой высокого негра начали встречать товарищи Емлекопов (не глядя на Курчиладзе), Кобылкин (тоже не глядя на Курчиладзе) и Курчиладзе, кинувшийся с объяснениями про эфиопскую никудышность и беспокойство зря, которого не хотел.
Между тем дальнейшая часть встречи оказалась подгаженной по причине гостя, который – не имея возможности бежать – принялся увертываться от обнимания, и, несмотря на недостаток пространства, делал это до тех пор, пока Емлекопов, гребанув единственной рукой в очередной раз, не спросил назад, чего у нас с Африкой.
– В смысле – чего? – тявкнул Курчиладзе.
– В смысле – у нас.
– А-а. Ну… бананы. Или чего?
– Бананы и есть,– хмуро подтвердил Кобылкин.
– Ну и провались,– буркнул Емлекопов, после чего сообщил собравшимся, что 24 июля с африканским дружественным визитом прибыл высокий гость, в чалме, и это судьбоносное событие в жизни двух домоуправлений есть открытие символического вентиля в деле водоснабжения нашего общего дома,– причем уже слово "вентиля" было произнесено через плечо и наспех, поскольку высокий гость на слове "вентиль", отодвинув виноватого Курчиладзе, сперва как бы отошел (просто так), а потом пошел дальше, в сторону темноты, беззвучно мелькая оттуда светлыми пятками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49