И вдруг случилось небывалое: как будто скрутило все нервы в теле. Это обрушилось на меня раз и еще раз, так что даже кожа покрылась мурашками.
Тетка не постучала. Она просто вошла в дверь с подносом сандвичей с арахисовым маслом, открыв дверь носком туфли. Но, бросив взгляд на красную комнату, с нацистским флагом на окне, тут же двинулась в обратном направлении, словно наткнулась на натянутую кем-то веревку.
Скарлет не теряла времени. Она соскочила с кровати, влезла в туфли и побежала вниз, застегивая на спине крючок платья. Следующее, что я слышал, стоя на верху лестницы, глаза так и лезли из орбит, что они Двое разговаривают как ни в чем не бывало. Скарлет болтала, словно ничего не произошло, и моя тетка ее в этом поддерживала. Говорю вам, она была умной девочкой, эта Скарлет. Непрошибаемая, как танк.
Когда я столкнулся с теткой у двери, возникла неловкость – каждый пытался избежать встречи. Мы немного поболтали об обеде, и я чуть не зашелся в истерике от вежливости.
– Не надо ли купить что-нибудь в магазине? – спросил я, что было совсем не в моих правилах.
– Нет, – ответила тетка. – Думаю, у нас все есть, дорогой.
Так мы об «этом» и поговорили.
Через несколько дней я проснулся поздно. Тетки не было. Я спустился вниз и съел тост. Потом поставил «Битлз», подошел к парадной двери и выглянул на улицу. Я чувствовал себя немного жутко, не знаю почему. Может быть, спал слишком долго – удовольствия никакого, а только кажется, что угорел и отрава расползается по телу, да еще лезут всякие дурные сны. Я не мог вспомнить ни одного, но знал, что они мерзкие, и потому, открыв глаза, с облегчением осознал, что ничего подобного не происходит наяву.
Я двинулся обратно вверх по лестнице под звуки «Битлз» и тут заметил маленькое пятно на ковре, рядом с началом лестницы. Это запало мне в душу, и у меня снова появилось такое чувство, что без всякой конкретной причины я буду помнить об этом вечно.
Добравшись до комнаты, я залез в стенной шкаф, соображая, что бы надеть, и увидел, что Скарлет оставила свой свитер. Я знал, что она искала его, а потому отметил в уме, что нужно сказать ей, но в ту же секунду об этом забыл. Шкаф больше не пах так зловеще, не казался таким чужим. Но у меня осталось чувство, что здесь таится что-то ужасное, спрятанное где-то в глубине, кожаные книги или пушка, или что-то вроде этого, но сегодня не было времени посмотреть. Я чувствовал странную торопливость, словно я должен был быть где-то, словно бы я забыл что-то, оставил дверь открытой или печку включенной.
Я отправился в центр города, следуя по Поплар-Плейнз, пока она не перешла в Давенпорт, а потом Давенпорт перешел в Авеню-роуд. Это депрессивный перекресток, одинокий, серый и отдаленный, он выглядит так, как будто здесь никогда не происходит ничего интересного. Я всегда чувствую себя здесь неуютно, словно этот угол рассказывает мне что-то плохое о моем будущем, как будто я закончу здесь бомжом однажды воскресным утром, если не буду делать все правильно. Однако я не знал, что именно правильно. Домашние задания и не бахвалиться, я полагаю. Я направился по Авеню-роуд, и немедленно все стало лучше: магазины цепочкой, гуляющие люди, китайская леди с охапкой цветов, парочка хорошеньких девушек в шортах. Одна из них мне улыбнулась. Потом, перед «Плас-Пигаль», я наткнулся на парня из школы. Он не был по-настоящему моим другом, но я давно его не видел и потому позабыл, что именно в нем мне не нравилось. И теперь испытывал щенячий восторг от мысли рассказать ему о Скарлет, если бы только сумел рассказать об этом так, чтобы не чересчур обнажиться.
– Давай посмотрим, обслужат ли нас, – сказал приятель.
Мы вошли в «Пигаль», спустились вниз по ступенькам в темную комнату. По-настоящему зловонную и затхлую, словно здесь не открывали окон с ХIХ века, это был бар колледжа, на самом деле довольно известный, но, поскольку до учебы оставался еще почти месяц, в нем было не особенно много народу. Мы сели в самой темной его части, у задней стены, где висели замороженные лампы, словно рыбьи глаза. К нам подошел парень в жилете и белой рубашке.
– Пару пива, – заказал мой приятель.
Он сказал это так хладнокровно, и прозвучало это так веско, что официант просто отошел и принес пиво. Он не спросил у нас удостоверение личности, ничего. Потом мы сидели, болтая ни о чем и заказывая еще пиво, и я обнаружил, что этот парень нравится мне все больше и больше. Мы стали рассказывать друг другу самые личные вещи, кто нам нравится в школе, что мы думали друг о друге раньше, и я даже рассказал ему, почему не пригласил его на вечеринку. Что-то подсказывало мне, что пора в этом признаться. Теперь он казался мне вроде как интересным. Эта широкая улыбка, сжатые губы, вроде как сосредоточенное выражение лица, словно я говорил что-то важное.
Я хорошо проводил время, все было плотным, многоцветным и постоянно двигалось, это было приятное чувство, и я хотел, чтобы оно продолжалось, так что я выпил еще пива. Я не слишком силен в выпивке, я хочу сказать, мне нравится напиваться, но не нравится вкус, так что я зажал пальцами нос и вылил пиво прямо себе в глотку, пузырьки выдавили слезы у меня из глаз. Иногда, когда я опускал слишком резко голову, пиво возвращалось из желудка, и от его запаха у меня по спи – не проходила дрожь отвращения. Но и это оказалось хорошо. Я чувствовал это кожей, словно мурашки. Вокруг все двигалось и остановилось интересней. Неожиданно я оказался один, мой друг исчез. Я сидел рядом с большим столом, полным ребят, они были университетские студенты, и я надеялся, что они поговорят со мной. Наконец какой-то парень обратился ко мне, и я вступил с ним в долгий спор, его друзья поначалу слушали нас, а потом вернулись к своей беседе. Мы говорили обо всем, что есть под солнцем: о политике, о Вьетнаме, обычно я в это не влезаю, потому что по-настоящему не в курсе. Но в данный момент я был порядком оживлен, даже находил аргументы насчет чего-то там, толком не помню, а потом парень вернулся к себе за стол, и я снова остался один. Я положил ногу на стул перед собой (на столе рядом стоял большой кувшин пива), и скосил левый глаз, не знаю почему, решил посмотреть, смогу ли я одним глазом разглядеть, который час. На помощь мне пришел парень в жилете – не тот парень, с которым я так долго говорил о Вьетнаме. Чувствуя себя словно в кино, когда вся публика смотрит тебе вслед, я поднялся и неторопливо, очень неторопливо направился к двери.
К тому времени, как я выбрался наружу, уже стемнело, в вышине сияла одинокая звезда, грустно-синий цвет неба сгущался к горизонту. Я сделал глубокий вдох, все еще представляя, что я в кино, и, волоча ноги, двинулся вдоль по улице. Я дошел до Блура. Из «Парк-Плаза» выходил мужчина, похожий на моего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53