Волосы с медным отливом зачесаны назад и прихвачены кремовой лентой. Неестественно бледная кожа придавала ей вид старосветской дамы, утонченной и сдержанной.
– Тари, – шепнул Джозеф, – перестань таращиться. – Он легонько подтолкнул дочь ящиком в плечо. – Пошли. – Джозеф двинулся вперед, и вдруг щеки его вспыхнули. Несомненно, это та самая женщина, что прошлой ночью стояла в окне напротив, словно подавала какой-то знак.
Теперь, идя ей навстречу по безлюдной дороге, он пытался смотреть в сторону и делал вид, будто захвачен пейзажем. Однако не обращать внимания на загадочную соседку было трудно. Женщина подошла ближе, подняла глаза и, увидев Джозефа и Тари, нисколько не удивилась.
– Добрый день, – сказал Джозеф. Подбежала Тари и прижалась к отцовской ноге. Он старался не думать о женщине в окне, не вспоминать, как она упиралась в стекло, как побелели у нее ладони, но чем больше старался, тем сложнее было оторвать взгляд от этих рук, от этих пальцев без колец. Она стояла совсем близко, и Джозефа поразила ее необычная фигура: нежные, изящные руки и ноги не гармонировали с пышной грудью и широкими бедрами. Такой контраст бросался в глаза, но лишь добавлял очарования.
– Добрый день, – помедлив, ответила женщина и даже не улыбнулась. Голос у нее был надтреснутый и дребезжащий. Она взглянула на Тари и стала откашливаться. Потом облизнула сухие губы и поморгала, веки у нее были воспаленные. Вздернутый нос, лицо сужено книзу, огромные зеленые глаза, уголки их опущены, что обычно говорит о склонности к меланхолии. – Вы, наверное, из дома Критча? – Она равнодушно оглядела Джозефа. Неужели она не видела его прошлой ночью? А может, она смотрела на кого-то другого? Но на кого? Других домов поблизости нет – кругом только лес. Может, кто-то стоял на опушке?
– Да вот только приехали, – выпалил Джозеф и тут же понял, что сморозил глупость.
– А я живу там. – Женщина, не глядя, махнула рукой в направлении «солнечного» дома. Она повернулась к бухте и словно окаменела, завороженная плеском волн.
– На рыбалку идем. – Он показал ей удочки. – Сами видите.
Женщина не ответила. Она с интересом разглядывала рыболовные снасти в руках у Джозефа.
– Чудесный вид, – сказал Джозеф.
– Чудесный.
– Меня зовут Джозеф. – Он хотел протянуть руку, ту самую, в которой нес ящик. Наконец сообразил кое-как пристроить поклажу на потрескавшийся асфальт.
Женщина нерешительно дотронулась до его руки и едва пожала кончики пальцев:
– Меня зовут Клаудия.
– А это Тари.
– Привет, – сказала Клаудия, с вежливой, но натянутой улыбкой. Она не стала дожидаться ответа, вздрогнула, обхватила плечи руками и побрела к дому, не обращая внимания на тех, с кем только что разговаривала.
– Здравствуйте, – только теперь произнесла Тари. Джозеф погладил дочь по голове и прижал к себе.
– Наверняка еще увидимся! – крикнул он вслед Клаудии. – Мы здесь пробудем несколько недель! – И наклонился, чтобы подобрать ящик.
– Хорошо, – произнесла Клаудия, уже пройдя полпути к дому по заросшей дорожке. Она опять глядела на волны, прикрывая глаза рукой от солнечных бликов.
– Благодарю вас! – отозвался Джозеф формально вежливостью, а по сути насмешливо. Но Клаудия слишком глубоко задумалась, чтобы заметить иронию.
Похоже, им пренебрегают. Джозеф молча двинулся вперед. Когда через минуту он оглянулся, Клаудия уже поднялась на крыльцо и захлопнула за собой входную дверь. Он вспомнил вчерашнюю черную собаку и поискал ее глазами. Собаки во дворе не было. Интересно, почему Клаудия так дичится? Джозеф был готов поклясться, что именно на него добрых десять минут она умоляюще смотрела прошлой ночью. И пока она не отступила в глубину спальни, пока не растворилась в мерцании свечей, его сердце сжималось от сострадания.
Джозеф вздохнул. Опять он повел себя как мальчишка! Приехал с дочерью, так нечего флиртовать у нее на глазах – это просто непорядочно. Но что делать, если с Ким все кончено? Хоть и больно, надо это признать. Они давно стали чужими. У них разные интересы, они не могут заботиться друг о друге. Джозеф понятия не имел, чем живет сейчас Ким. Когда-то жена делилась с ним всеми радостями и печалями, всем, что нравилось и раздражало, любой – простой или сложной – мыслью. Ким считала, что брак должен строиться на откровенности. Но из-за этой откровенности в ней пропала загадка. Семейная жизнь развалила семью. Их теперь связывала только Тари, но, увы, даже ее было недостаточно, чтобы время повернуло вспять. А Клаудия – красавица, есть в ней какой-то аристократизм. Ее напускная холодность задела Джозефа. Как романтик и непоколебимый в своих убеждениях мачо, он самоуверенно считал себя воплощением женской мечты. К тому же пришло лето, самое головокружительное время года, сулящее немало приятных минут. Грядет душевный подаем и полет фантазии. Удивляясь своим мыслям, Джозеф оглянулся на дом Клаудии. Тари тоже смотрела туда и махала кому-то рукой.
– Кому это ты? – спросил Джозеф.
– Девочке.
– Какой?
– В окне наверху.
Джозеф посмотрел на окно второго этажа, но увидел лишь отражение синего неба да большого пушистого облака.
– А я ничего, кроме облаков, не вижу.
– Она за ними, папа, – сказала Тари, досадуя на его бестолковость. И снова замахала. – Вон же, не видишь что ли?
По новым правилам сержант Брайан Чейз был обязан четырежды объезжать Уимерли за время дежурства. Еще две недели назад он редко заглядывал в этот городишко, который лежал в стороне от потроширской трассы. Но начальство решило усилить патрулирование территории. Полиция должна быть повсюду: пусть люди знают, что помощь, если понадобится, всегда рядом.
Уимерли мало отличался от других рыбацких поселений, здесь всегда было довольно тихо. Случались, конечно, стычки между подростками, грабежи, бытовые ссоры, иногда машины вылетали в кювет, если водитель не справлялся с управлением. Правда, в последнее время всюду чувствовалось какое-то тайное напряжение, в воздухе разлилось что-то недоброе. В Саскачеване, в индейской резервации, где раньше жил Чейз, все было иначе. Придя в полицию, он первые восемь лет расследовал тяжкие преступления. Через некоторое время у его жены Терезы обострилась хроническая депрессия. Похоже, немалую роль тут сыграли рассказы об изнасилованиях, избиениях детей, убийствах и самоубийствах. В отличие от жены, Чейз научился не принимать все эти ужасы близко к сердцу. Он перестал говорить с ней о работе – не помогло. Беспросветность, в которую Чейз окунался каждый день, каким-то образом передавалась и Терезе. «От тебя… чернота исходит, Брайан. Это… плохо кончится», – сказала однажды Тереза. Лекарства, которые она принимала, замедляли речь. Чейз рассердился не столько из-за ее слов, сколько из-за тона, которым они были сказаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123