Люси между тем заносила цифры в блокнот.
– Пенис поднимается под углом 90 – 155 градусов. Мужчина вставляет пенис во влагалище женщины и выделяет некоторое количество спермы.
– Сколько примерно?
– Где-то столовую ложку.
– То есть тридцать миллилитров?
– Тридцать пять. После этого мужчина вытаскивает пенис. Акт совокупления закончен.
– И все?
– Да.
– Господи, почему об этом столько разговоров?
– Хороший вопрос, Люси.
– Я могу перед сном поиграть на виолончели?
– Да.
И Люси вышла.
Ну вот, подумал Питер, присев на краешек кровати, – теперь моя младшая дочь знает о Сексе.
И я приблизился к смерти еще на один шаг.
Адью, Жан-Поль
Питер рванул вдаль со скоростью борзой. Чуточку слишком быстро, подумалось Жан-Полю.
Что? Миля за семь с половиной минут? Человек пытался намекнуть, взывал на языке фартлека. Такой вот человек этот Питер Робинсон. Но вовсе не стоило так себя утруждать. Нелюбезно, и он, Жан-Поль, потом обязательно об этом упомянет.
В груди кололо. Что это? Несварение желудка? Жан-Поль медленным шагом побрел в сторону университета. Пару раз пытался пробежаться. Не чтобы соблюсти график: хотелось как можно скорее добраться до места, присесть и отдохнуть. Выпить стакан воды. Может, даже прилечь. Выступающий на лбу пот быстро высыхал на холодном зимнем ветру. Боль не отпускала.
Он пошел еще медленнее.
Когда Жан-Поль вошел в научный корпус университета, его секундомер показывал один час, семь минут и пятнадцать секунд. Он прошел по коридору, ведущему в спортзал и раздевалку.
Машинально взглянул на секундомер. Боже мой, среднее время – миля за двадцать три минуты! Жан-Поль грустно улыбнулся, представив себе, что заносит эту цифру в график. Можно себе представить, что будет со средним показателем!
Образ убегающего Питера снова всплыл в его сознании, и Жан-Поль рассмеялся. Он-то давно созрел для десятикилометрового забега в Уэйкфилде. Доктору Питеру Робинсону светит борьба посерьезнее, чем он думает.
«Вы не возражаете, если я позволю себе фартлек?» Какое нахальство!
– Вы в порядке, сэр? Сэр?
Кто-то звал его. Но кто? И где? Что? Стены?…
На отметке секундомера один час, семь минут и пятьдесят восемь секунд Жан-Поль Баббери закончил свою жизненную пробежку.
Когда он упал, сердце его уже перестало биться.
Вот, собственно, и все про Жан-Поля. Он сыграл незначительную роль в нашем рассказе, но отдадим ему дань. Ведь на каком-то отрезке своей жизни он был центром чьей-то вселенной. Этот милый малыш с лучезарными глазами, который никогда не плакал в колыбельке. Этот проказник Жан-Поль, который разбил однажды чужое окно и убежал, чтоб его не высекли, этот смешливый Жан-Поль со своими забавными байками, мудрый Жан-Поль, сексуальный Жан-Поль, Жан-Поль, доводивший кого-то до бешенства, – единственный и неповторимый Жан-Поль, чей-то сын, муж, лучший друг, заклятый враг, чья-то роковая любовь. Позвольте мне извиниться, что эту историю поведал я, а не они.
Адью, Жан-Поль.
ПАВИЛЬОН: СПАЛЬНЯ РОБИНСОНОВ – ВЕЧЕР
Урок секса закончен. Люси вышла, закрыв за собой дверь. Маргарет начинает одеваться. Питер замер в задумчивости на краешке кровати.
ПИТЕР (с грустью в голосе)
Наши девочки растут.
Маргарет продолжает одеваться. Она злится. Питер это чувствует.
ПИТЕР
Мы же договаривались – уж лучше рационально из наших уст…
МАРГАРЕТ
Заткнись, пожалуйста!
ПИТЕР (трагическим голосом)
Сегодня умер Жан-Поль.
Маргарет замирает, пораженная ужасной новостью.
ПИТЕР
Мы делали пробежку. А потом… он умер.
(Пауза.)
Теперь меня сделают деканом.
Взойди, взойди
И не запел хор небесных ангелов. И не заиграла нежная музыка. И не раздалась барабанная дробь. Единственным звуковым сопровождением была, если я правильно помню, реклама по «ящику».
И в воздухе не повеяло прохладой. Ничего такого, что свидетельствовало бы о присутствии высшей силы: ни сам Создатель, ни Христос или Будда и так далее не отбрасывали тень свою на стены нашей комнаты.
Я и мой отец. Мы только что вернулись из паба и устроились в гостиной.
Я сидел на диване и читал журнал. Кажется, про поп-музыку. Отец смотрел телевизор. Я еще что-то сказал насчет мамы, что в последнее время она зачастила к Бетти: почти каждый вечер они куда-нибудь ходят. Кажется, отец ничего мне на это не ответил: да и что, собственно, говорить. Я сказал просто так, ничего особенного.
Ну, и я снова углубился в чтение журнала. И потом вдруг заметил – даже скорее, не знаю, сначала почувствовал – нечто необычное. Я кинул взгляд поверх журнала и
…отец пристально смотрел на курительную трубку. Которая лежала перед ним на журнальном столике.
И смотрел он на эту трубку очень странным взглядом. Существует, по-моему, стандартный набор взглядов, которые можно кинуть на курительную трубку. Я бы распределил их так. Человек смотрит на трубку и думает: пожалуй, покурю. Или взгляд: ага, а я-то ее обыскался. Или любовный, ласкающий взгляд: эта трубка служит мне уже без малого двадцать лет. Взгляд, брошенный на трубку отцом, не подходил ни под одну из этих категорий.
Как я позднее понял, это был тот самый редкий, как правило, тщетный взгляд, говорящий «взойди, взойди».
Так смотрел мой отец.
И вы ни за что не догадаетесь, что за этим последовало.
Трубка заворочалась, зашевелилась.
А потом это произошло.
подниматься
Она стала
Трубка. И замерла себе в футе над столом. Как будто задумалась.
– Боже мой!
Воскликнул я.
И тем самым отвлек отца, который сконцентрировался на трубке. И она упала обратно на столик.
Да уж.
Приглашение
Позднее, у себя в комнате, я попытался проделать то же самое. Положил перед собой на стол ручку. И посмотрел на нее взглядом «взойди, взойди».
Отец не подкинул мне никакой подсказки, не объяснил, как он это проделал. По смутному изумлению на его лице и по тому, как он почесал свою лысину, я понял, что он и сам удивился.
Правда, он попытался что-то объяснить, но снова отвлекся.
На любимый рекламный ролик, кажется.
Как бы старательно я ни пялился на ручку, проговаривая в уме заветные слова, она и в ус не дула. Ну и ладно. Подумаешь. Все потому, что я улетел совсем в иные сферы.
Я думал о Джоанне, автобусной остановке и поцелуе.
Надо действовать. Решительно. Знаю-знаю: я столько раз уже это повторял, но все без толку. На этот раз пора.
Может, стоит подарить ей духи? А с другой стороны, может, и не стоит. Духи – слишком рано для наших отношений, а может, слишком поздно.
Поэтому духи остались в ящике комода, среди моих носков.
Нет. Мой следующий шаг должен быть ясным и определенным. Я приглашу Джоанну на свидание. В «Рокси». Проще некуда.
Я сделаю это спонтанно, легко и непринужденно.
Я взял ручку и принялся за дело.
Четыре дня и ночи спустя
Я готов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53