Я добрался до затопленной зоны. Бумажные массы спрессовались под действием воды, что лилась из треснувшей трубы. Я услышал шаги у себя за спиной, развернулся и осторожно двинулся навстречу.
Это был Новарио, который упорно продолжал искать голубые тетради.
– Вы не видели Гранадос? – спросил я, выныривая из сумрака.
Он подпрыгнул от неожиданности и, прежде чем ответить, перевел дыхание.
– Видел ее недавно, но она не захотела ничего рассказывать, сказала только, что у нее есть план, который не может не удаться.
– А вы?
– Я попрошу слова на презентации. Я смогу доказать, что Брокка лечился в психиатрической клинике и что Конде умолчал об этом, чтобы фальсифицировать биографию писателя.
У меня было такое чувство, что у меня похищают сокровище: мои акции в компании специалистов по Брокке резко упали в цене.
– Брат Конде работал в этой клинике, – продолжал Новарио. – Это он рассказал Конде о Брокке, хотя об этом широко не известно. Конде предпочел сослаться на вымышленное лицо, чтобы никто не смог побеседовать с его братом. Больше я ничего не скажу, вы ведь работаете на Конде.
– Но не испытываю к нему никаких симпатий. Я выполнил большую часть работы, а он даже не включил меня в число авторов книги.
– Он всегда поступает так с простаками, чтобы не делиться с ними авторскими правами.
Мы подошли к лестнице. Новарио возмутился:
– Посмотрите, что стало с моими ботинками. Там, вероятно, сломался кран. И вряд ли его соберутся отремонтировать в ближайшие несколько лет.
Я попрощался с ним у двери кафедры, опасаясь, что он тоже захочет зайти. Зазвонил телефон: это была моя мать. Я рассказал ей, как поступил со мной Конде. Сначала она его защищала, но потом назвала предателем, и это меня успокоило. Я не мог доказать свое авторство, но по крайней мере я мог устроить Конде головную боль.
В тот день я перечитал «Римских свиней» Энчо Такчи. Книга была далеко не скучной, но я все равно уснул – прямо в кресле на кафедре. Когда я проснулся, уже была ночь. Я выглянул в коридор; там было темно и пусто. Часов у меня не было. Я попытался угадать время по шуму с улицы, но глухое безмолвие здания поглощало все звуки. Я хотел включить свет в коридоре, но у меня ничего не вышло; весь наш сектор был обесточен. На ощупь я направился к лестнице.
На втором этаже я увидел вдалеке свет, который двигался в мою сторону.
Я подумал, что это был человек с фонариком в руках, но лампочка была очень высоко. Я вспомнил о ночном стороже в шахтерской каске.
Он остановился метрах в тридцати от меня. Его лица не было видно, фигура скрывалась в сумраке.
– Кто вы? Что вы здесь ищете?
Я вдруг задался вопросом, а нет ли у него оружия. Дрожащим голосом я назвал свое имя и кафедру.
__ Что вы здесь делаете?
– Я остался поработать… и потерял счет времени.
– Дверь уже заперли. Вам придется подождать до утра.
– Это никак невозможно. Меня ждут люди.
– Никто вас не ждет. Никто не ждет тех, кто приходит сюда. Они остаются здесь допоздна именно потому, что никто их не ждет. Я постоянно встречаю здесь тех, кто не отваживается уйти, и я должен их выпроваживать.
Он замолчал. Он никуда не торопился, как будто был полновластным хозяином времени.
– Я обхожу здание ночью, но чувствую себя как днем. Я знаю, кто вы; знаю, кто каждый из вас. Я смотрю на вас сверху, я знаю, куда и зачем вы идете. Там наверху есть папка для каждого, где описана его судьба. Но никто не сможет узнать ее содержания. А я слежу, чтобы так все и было.
Он подошел ближе. Я увидел его рот, многодневную щетину на щеках, большой нос.
– Я – инструмент судьбы. Я записываю все, что происходит, и все, что произойдет.
В какой-то момент нашей краткой беседы я понял, что он – сумасшедший и что я полностью в его власти. Я начал медленно отступать.
Он угадал, что я собирался задать стрекача, потому что крикнул:
– Дверь открыта. Убирайтесь отсюда, и быстро. В это время крысы выходят из своих убежищ.
Я сбежал вниз по лестнице. Дверь на улицу была полуоткрыта. Я проскользнул между тяжелыми бронзовыми створками и без остановок помчался по пустым улицам к своему дому, как если б за мной по пятам бежал ночной сторож.
Презентация
В день презентации «Замен» помещение, где должно было пройти мероприятие, выглядело безукоризненно, хотя все остальное здание – вследствие забастовки – напоминало мусорную яму. Не знаю, как Конде смог этого добиться. Чуть в стороне на высокой платформе скучал в ожидании начала съемок оператор с государственного телеканала. Конде сообщил мне, что сюжет о презентации пойдет в программе «Культура нашего времени», которую передавали по вторникам по окончании вечернего киносеанса.
Я уселся в глубине. Первые ряды были заняты факультетским начальством, чиновниками госсекретариата культуры, членами академии и друзьями Эмилиано Конде. Я поискал глазами Гранадос, но ее нигде не было.
Презентация должна была начаться в шесть; было уже шесть тридцать, но Конде не спешил начинать – он о чем-то беседовал с тремя дамами, сидевшими в первом ряду. Из третьего ряда его окликнула какая-то женщина. Это была моя матушка, которая что-то процедила сквозь зубы. Конде с недовольным видом отвернулся.
Я выбрал пустой ряд в глубине зала. Рядом со мной сел Новарио.
– Вы готовы потребовать у Конде объяснений?
– Я?! Я же не сумасшедший.
– А ваши разоблачения?
– Я не думал, что будет столько народу. Пришли политики, академики, госслужащие. Если я выступлю против Конде, в университете меня объявят персоной нон грата. Лучше я предоставлю это почетное право нашей подруге-камикадзе. Вы ее, кстати, не видели?
– Пока нет.
Рядом с роялем поставили стол и два стула. На эти стулья – подчеркнуто медленно – уселись Конде и бывший ректор университета, Эсперт. Эсперт опробовал микрофон, издавший резкое шипение, и приступил к восхвалению Конде, который лишь скромно улыбался.
Когда пришла очередь Конде, он начал так:
– Здесь чествуют не меня, а Омеро Брокку.
Потом он очень подробно пересказал свою собственную биографию, упустив эпизод с бунтом скрипачей; через сорок пять минут он вспомнил о Брокке, о котором, впрочем, сказал немного. В конце своей речи, взглянув на женщину в третьем ряду, он добавил:
– Не могу не отметить ту неоценимую помощь, которую мне оказал в этой работе Эстебан Миро, чье имя из-за непростительной ошибки типографии попало лишь в список лиц, которым я выразил благодарность.
Женщина из третьего ряда зааплодировала, услышав мое имя; другие тоже захлопали – по той странной логике, которой подчиняются аплодисменты.
На сцену поднялась артистка, чтобы прочесть рассказ, а я отправился к двери – посмотреть, не появилась ли Гранадос. Пожалуй, она зарезервировала свой выход на заключительную часть презентации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43