Брокка знал, что персонажи, созданные писателем, всегда готовы выскользнуть из его рук.
Сначала он видел свое собственное место в созданных им интригах в образе скромного игрока, который играет только мизер. Но потом этот план претерпел изменения. Виейра, комендант, начал досаждать Брокке своими бесконечными прогулками по пятому этажу, куда он приходил в поисках определенных бумаг по поручению Конде. Брокка решил, что убийство оживит роман. Устранив коменданта, он приступил к окончательной редакторской правке первой главы своего творения. Дальнейшая история вам уже известна.
Я задумался о фантазиях Брокки: в своих записях он напоминал мне таинственное божество, которое определяет и нашу жизнь, и нашу смерть. Его интересовали не убийства, а писательский труд: преступление служило лишь питательной средой для развития интриги. Для Брокки жизнь превратилась в череду не связанных между собой событий, которые он должен был объединять с помощью смелых манипуляций и демиургических усилий. Кроме того, в своей работе он разрушал нечто целое, пытаясь превратить его в символ. Он утверждал, что в литературе все новое создается путем разрушения старого и что, приступая к работе над книгой, каждый писатель обязан думать о ее финале.
Он позволил Конде столкнуть Гранадос в шахту лифта, обрадованный тем, что в конце концов интрига начала развиваться без его вмешательства. Рассказывая об этом эпизоде, Брокка отказался от холодного тона, в котором был выдержан остальной роман, и даже вспомнил о ночи любви, случившейся очень давно. Вот как бывает: никто не верил Сельве Гранадос, а она, как оказалось, была ближе к Брокке, чем все остальные исследователи его творчества.
Брокка знал о намерениях Конде подменить отсутствующие произведения писульками Русника. Он не стал мешать Конде, но смертный приговор был уже подписан. Брокка писал обо всем этом как о событиях, случившихся в очень далекие времена, и я вдруг понял, какой роман я читаю – какой роман я начал читать – этой ночью, которая все не кончалась.
Глава, написанная от руки
Я получал новые страницы романа по мере их написания. На этих страницах явственно виднелись дефекты пишущей машинки, которых не было ранее: заглавные буквы, поднимавшиеся выше своей строки, полустертые гласные, отдельные пропущенные согласные. После страницы, заполненной совершенно неразличимым текстом, последовало рукописное продолжение романа.
В главе, посвященной последней ночи, ничего не говорилось о перемещениях Брокки по зданию, речь шла только о нас. Казалось, что ночной сторож был одновременно во всех местах и знал все обо всех. Я пробежал глазами описание судебного заседания, смерти Новарио (раздавленного книжным шкафом) и казни Конде, желая побыстрее узнать о судьбе последнего персонажа: то есть себя самого. С той стороны двери работа над романом уже подходила к концу.
И вот дверь открылась. Ночной сторож погасил свет на своей каске, и я смог наконец увидеть его серые глаза, большой нос, растрепанную бородку. Насколько я знаю, ни одной его фотографии не существует, его почти стершиеся черты сохранились только в моей памяти.
Он держал в руках последние страницы романа. Он протянул их мне, не сказав ни слова. Я прочел все: страницу за страницей, – пока не добрался до самой последней. Это были желтые листы со штампом факультета. Брокка писал синей шариковой ручкой. Он не пользовался трафаретом, и приближаясь к правому краю, строчки сползали вниз.
В последней главе говорилось о будущем, хотя и в прошедшем времени. Я с облегчением прочел о том, как я выхожу из этой комнаты с романом Брокки в руках. В момент катастрофы Брокка отправлял меня как посланца к остальному миру.
Роман, считал Брокка, будет иметь успех, а его автор исчезнет в завале под разрушенным зданием.
– Для чего этот финал? – спросил я.
– Всегда хотел завершить это все катастрофой. Я готовил ее очень долго и тщательно. Бумажная масса разрушит здание. Для чистоты эксперимента я залил пятый этаж водой. Теперь перекрытия точно не выдержат эту тяжесть. В последние дни я произвел небольшие обвалы, сегодня я жду окончательного разрушения. Это финал, который необходим для моего романа. Вы уже поняли мой подход: я не жду, пока что-то произойдет.
– А что будете делать вы сами? – спросил я.
Он опустился на стул. Было видно, что он устал: устал работать ночным сторожем, устал быть Броккой.
– Здесь все написано. – Я услышал грохот обвала в отдаленной части здания. – Опубликуйте роман. Пятый этаж уже начал обваливаться. Вначале еще возможна иллюзия, что все пойдет совершенно другим путем, но финал должен быть неумолимым.
Где-то раздался взрыв, и погас свет. Темнота была абсолютной; вибрация, которую я почувствовал под ногами, отдавалась дрожью во всем теле. Я подумал не об обвале, а о черной холодной волне, что возникла на пустом месте, чтобы меня поглотить. «Горгона» все-таки затонула.
– Вода добралась до электрического щитка. – Я явственно слышал скрежет его зубов. – Не будьте трусом, у вас еще есть время спастись. Вы думаете, я позволю вам умереть с романом в руках? – Брокка говорил так, словно здание подчинялось его приказам, словно речь шла все еще о романе, в котором он выписывал каждую деталь.
Он зажег лампочку на своей шахтерской каске. Свет был таким ярким, что мешал мне видеть его лицо. Он протянул мне связку ключей, которую я опустил в карман. В руках я держал разрозненные страницы романа. Мы пересекли террасу и спустились на пятый этаж. Здесь Брокка показал мне дорогу к центральной лестнице. Я сказал ему, что без фонарика не смогу найти выход.
Брокка снял с головы каску и надел ее на меня. Теперь, когда у меня было чем осветить дорогу, я почувствовал себя более уверенно и отправился в путь сквозь окружавшую меня темноту.
Брокка был убийцей, но в эти мгновения я воспринимал его как спасителя. Здание было готово исполнить приговор Брокки, и мне надо было поторопиться к выходу. В последний момент я оглянулся и увидел Брокку, терявшегося за завалами нескончаемых бумаг. Без своей каски-короны он не был похож на устрашающего вершителя судеб, он напоминал ребенка, заблудившегося в темноте.
Обвал
Больше нигде, кроме этого самого места, я не смог начать свои записи. Я пытался работать дома, в читальном зале библиотеки, за столиком в кондитерской «Грусть». И чтобы закончить свою историю, я снова вернулся на свое старое место на кафедре. Здесь я сейчас и нахожусь. Я пишу за столом, покрытым пылью. В окно проникает последний вечерний свет. Я уже ухожу, мне осталось написать всего несколько строчек.
Брокка очень точно описал события в прошлом и в настоящем, но никому не дано знать будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Сначала он видел свое собственное место в созданных им интригах в образе скромного игрока, который играет только мизер. Но потом этот план претерпел изменения. Виейра, комендант, начал досаждать Брокке своими бесконечными прогулками по пятому этажу, куда он приходил в поисках определенных бумаг по поручению Конде. Брокка решил, что убийство оживит роман. Устранив коменданта, он приступил к окончательной редакторской правке первой главы своего творения. Дальнейшая история вам уже известна.
Я задумался о фантазиях Брокки: в своих записях он напоминал мне таинственное божество, которое определяет и нашу жизнь, и нашу смерть. Его интересовали не убийства, а писательский труд: преступление служило лишь питательной средой для развития интриги. Для Брокки жизнь превратилась в череду не связанных между собой событий, которые он должен был объединять с помощью смелых манипуляций и демиургических усилий. Кроме того, в своей работе он разрушал нечто целое, пытаясь превратить его в символ. Он утверждал, что в литературе все новое создается путем разрушения старого и что, приступая к работе над книгой, каждый писатель обязан думать о ее финале.
Он позволил Конде столкнуть Гранадос в шахту лифта, обрадованный тем, что в конце концов интрига начала развиваться без его вмешательства. Рассказывая об этом эпизоде, Брокка отказался от холодного тона, в котором был выдержан остальной роман, и даже вспомнил о ночи любви, случившейся очень давно. Вот как бывает: никто не верил Сельве Гранадос, а она, как оказалось, была ближе к Брокке, чем все остальные исследователи его творчества.
Брокка знал о намерениях Конде подменить отсутствующие произведения писульками Русника. Он не стал мешать Конде, но смертный приговор был уже подписан. Брокка писал обо всем этом как о событиях, случившихся в очень далекие времена, и я вдруг понял, какой роман я читаю – какой роман я начал читать – этой ночью, которая все не кончалась.
Глава, написанная от руки
Я получал новые страницы романа по мере их написания. На этих страницах явственно виднелись дефекты пишущей машинки, которых не было ранее: заглавные буквы, поднимавшиеся выше своей строки, полустертые гласные, отдельные пропущенные согласные. После страницы, заполненной совершенно неразличимым текстом, последовало рукописное продолжение романа.
В главе, посвященной последней ночи, ничего не говорилось о перемещениях Брокки по зданию, речь шла только о нас. Казалось, что ночной сторож был одновременно во всех местах и знал все обо всех. Я пробежал глазами описание судебного заседания, смерти Новарио (раздавленного книжным шкафом) и казни Конде, желая побыстрее узнать о судьбе последнего персонажа: то есть себя самого. С той стороны двери работа над романом уже подходила к концу.
И вот дверь открылась. Ночной сторож погасил свет на своей каске, и я смог наконец увидеть его серые глаза, большой нос, растрепанную бородку. Насколько я знаю, ни одной его фотографии не существует, его почти стершиеся черты сохранились только в моей памяти.
Он держал в руках последние страницы романа. Он протянул их мне, не сказав ни слова. Я прочел все: страницу за страницей, – пока не добрался до самой последней. Это были желтые листы со штампом факультета. Брокка писал синей шариковой ручкой. Он не пользовался трафаретом, и приближаясь к правому краю, строчки сползали вниз.
В последней главе говорилось о будущем, хотя и в прошедшем времени. Я с облегчением прочел о том, как я выхожу из этой комнаты с романом Брокки в руках. В момент катастрофы Брокка отправлял меня как посланца к остальному миру.
Роман, считал Брокка, будет иметь успех, а его автор исчезнет в завале под разрушенным зданием.
– Для чего этот финал? – спросил я.
– Всегда хотел завершить это все катастрофой. Я готовил ее очень долго и тщательно. Бумажная масса разрушит здание. Для чистоты эксперимента я залил пятый этаж водой. Теперь перекрытия точно не выдержат эту тяжесть. В последние дни я произвел небольшие обвалы, сегодня я жду окончательного разрушения. Это финал, который необходим для моего романа. Вы уже поняли мой подход: я не жду, пока что-то произойдет.
– А что будете делать вы сами? – спросил я.
Он опустился на стул. Было видно, что он устал: устал работать ночным сторожем, устал быть Броккой.
– Здесь все написано. – Я услышал грохот обвала в отдаленной части здания. – Опубликуйте роман. Пятый этаж уже начал обваливаться. Вначале еще возможна иллюзия, что все пойдет совершенно другим путем, но финал должен быть неумолимым.
Где-то раздался взрыв, и погас свет. Темнота была абсолютной; вибрация, которую я почувствовал под ногами, отдавалась дрожью во всем теле. Я подумал не об обвале, а о черной холодной волне, что возникла на пустом месте, чтобы меня поглотить. «Горгона» все-таки затонула.
– Вода добралась до электрического щитка. – Я явственно слышал скрежет его зубов. – Не будьте трусом, у вас еще есть время спастись. Вы думаете, я позволю вам умереть с романом в руках? – Брокка говорил так, словно здание подчинялось его приказам, словно речь шла все еще о романе, в котором он выписывал каждую деталь.
Он зажег лампочку на своей шахтерской каске. Свет был таким ярким, что мешал мне видеть его лицо. Он протянул мне связку ключей, которую я опустил в карман. В руках я держал разрозненные страницы романа. Мы пересекли террасу и спустились на пятый этаж. Здесь Брокка показал мне дорогу к центральной лестнице. Я сказал ему, что без фонарика не смогу найти выход.
Брокка снял с головы каску и надел ее на меня. Теперь, когда у меня было чем осветить дорогу, я почувствовал себя более уверенно и отправился в путь сквозь окружавшую меня темноту.
Брокка был убийцей, но в эти мгновения я воспринимал его как спасителя. Здание было готово исполнить приговор Брокки, и мне надо было поторопиться к выходу. В последний момент я оглянулся и увидел Брокку, терявшегося за завалами нескончаемых бумаг. Без своей каски-короны он не был похож на устрашающего вершителя судеб, он напоминал ребенка, заблудившегося в темноте.
Обвал
Больше нигде, кроме этого самого места, я не смог начать свои записи. Я пытался работать дома, в читальном зале библиотеки, за столиком в кондитерской «Грусть». И чтобы закончить свою историю, я снова вернулся на свое старое место на кафедре. Здесь я сейчас и нахожусь. Я пишу за столом, покрытым пылью. В окно проникает последний вечерний свет. Я уже ухожу, мне осталось написать всего несколько строчек.
Брокка очень точно описал события в прошлом и в настоящем, но никому не дано знать будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43