Но отпущенное должно быть реализовано, должно пройти через этот мир и оставить в нем свой след. Случается, что иногда зло застаивается — Мастера вовремя не срабатывают, еще какие-нибудь неурядицы в нашем хозяйстве — и начинает переполнять чашу, перехлестывает через край. Это чревато досрочным Судным Днем… или еще чем похуже. Так вот, в таких случаях и вступает в игру Мастер Безумия. В его власти одарить людей большим — очень большим — злом. Представь себе, что он пускает талую воду, грозящую затопить всю округу, по одному руслу — и топит одну только деревню… но всю целиком, не щадя никого и ни о ком не жалея.
— И каких же чудовищ он выпускает в мир?
— Разных… когда убийц-маниаков, когда фанатиков, когда изобретателей. Суть же всегда одна — его детища оставляют за собой вереницы смертей, неисчислимые страдания и горькое, неутолимое «за что?!», на которое нет и не будет ответа…
Через день после заочного знакомства с коллегами по ремеслу, ученик Люцифера удостоился Обретения Силы. Он мало что запомнил об этой церемонии, поскольку, несмотря на все свои старания держаться, поминутно терял сознание, захлебываясь в волнах черной магии. Действо происходило в самом нижнем из ярусов Адских Садов, максимально приближенном к Нижнему Дому. Зал представлял собой простую, ничем не украшенную пещеру, сквозь трещины в каменном полу пробивался багровый огонь глубин, еще немного света прибавляли колонии слабо светящихся полипов, облепивших местами стены; посреди пещеры был жертвенный стол, представлявший собой огромную, грубо обтесанную глыбу янтаря, внутри которой отчетливо виднелись очертания головы дракона. На этот стол уложили обнаженным того, кто некогда был Пейре Бетизаком, и встали кольцом те, кто некогда осмелился оспаривать власть Господа.
В изголовье встал сам Люцифер, по копне его вьющихся черных волос пробегали искры, черты красивого лица время от времени расплывались и сквозь них словно проглядывало второе лицо, в котором не было ничего человеческого. Лилита, чья невыносимо прекрасная нагота была прикрыта лишь плащом волос цвета красного золота. Мрачный и бледный Аваддон. Ободряюще улыбнувшаяся Ата, на этот раз одетая хитон, прозрачный как горный ручей. И другие… Они держали друг друга за руки, речатативом выговаривая-выпевая длинные заклинания, то склоняя лица над простертым на жертвеннике учеником, то запрокидывая их, дабы изрыгнуть в воздух пламя. А ему, распластанному и бессильному, казалось, что сквозь него прокатываются обжигающие волны пламени; словно опять его сжигают на костре, но на этот раз он сделан из более огнеупорного материала; временами на него накатывала дикая, слепая тоска — по весенним, буйно цветущим садам, по хрусту поджаристой корочки на добром ломте мяса — да под доброе вино, да с добрыми друзьями, по торжественному воскресному перезвону колоколов, по запаху парного молока, по крепкому дружескому рукопожатию, по вкусу любимых губ… Он знал, отныне все это для него попросту не существует, равно как и он не существует для всего этого. Пейре Бетизак держался, сколько мог, и еще столько же… а потом заплакал. Слезы, ледяные и тяжелые, как тюремные камни, стекали по вискам и капали на стол, где потихоньку испарялись. После одного из заклинаний, потрясшего мелкой дрожью стены пещерного зала, тело снискающего звания Придворного Мастера Тьмы выгнуло жестокой судорогой… после чего сознание милосердно оставило его. Надолго.
Очнулся он в совершенно незнакомой комнате, по убранству очень напомнившей ему кабинет, в котором он когда-то вел беседы с Полем Лимбургом, только более удобный. Встал; прошелся, оглядываясь, трогая и расматривая вещи, и внезапно в большом зеркале увидел самого себя — высокий мужчина, богато, даже роскошно одетый, серебристо-седой, прячущий всезнающий взгляд золотисто-бронзовых глаз под тяжелыми веками. Он поднял правую руку — на указательном пальце блеснуло кольцо, на сей раз уже не просто красивое, но и действующее… страшное кольцо Снимающего Печати.
Спустившись по широкой лестнице, он вступил в ярко освещенный зал; за овальным столом, уставленном самыми разными — от примитивной поленты до изысканнейших сортов дичи — кушаньями, сидели трое мужчин и две женщины; на небольшом возвышении стояло кресло. Из него при появлении нового лица встал сам Люцифер и негромко сказал:
— Итак, господа Мастера, как я вам и обещал, сегодня последнее пустое место за вашим столом будет занято. Представляю вам Мастера Теней!..
Представленный отвесил общий поклон и прошел к пустовавшему креслу, стоящему во главе стола. Люцифер же, пожелав им приятного вечера, удалился.
Мастера сели; они молча оглядывали друг друга; наконец, тишину нарушил вкрадчивый голос Отравы:
— Я надеюсь, Мастер Теней не в обиде на меня за мэтра Бушара?
— И вы не будете держать на меня зла за мэтра Грезийона? — поигрывая серебряной вилочкой, мило улыбнулась Огневица.
— Мои прекрасные дамы… ничего, как-нибудь сочтемся, — ответил он; все одобрительно засмеялись. — И не зовите меня столь официально; для вас я — … Паук.
И прежде чем приступить к трапезе, все придворные Мастера обратили свои взоры к сидящему в тени Мастеру Безумия. Он встал, поднимая бокал, и, вопреки ожиданиям, почти приятным, низким, вибрирующим голосом торжественно возгласил:
— Мы верны Господину и делу его во веки веков, — отпил глоток, поставил бокал на стол и, словно произнося клятву, медленно и тяжело сказал:
— Нас не должно быть.
— Нас не должно быть, — эхом откликнулись другие Мастера, опустошая свои чаши.
… Пир продолжался довольно долго; Паук успел перезнакомиться со всеми Мастерами, с интересом выслушал прогнозы дам в отношении его прижизненных врагов — прямо сказать, приятно неутешительные, с признательностью принял несколько советов Искусителя по поводу обустройства в миру («Главное — драть за услуги три шкуры… выдерживайте стиль, мэтр Паук, это всегда производит впечатление… и уважьте старика — не отказывайте в помощи моим… хе-хе… подопечным…»). Кошмарик, в бытность свою талантливый трубадур, избравший — увы! — слишком титулованный предмет для своих песен, со вкусом исполнил несколько собственных сочинений, одно из которых — «Десять верных рыцарей и выбор графини Сен-Клу» — заставило покраснеть даже Отраву, одетую непристойно даже для портовой шлюхи.
А на следующий день Мастера Люцифера отправились в мир, каждый по своим делам — кто соблазнять, кто… помогать, кто направлять и подсказывать; в Адских Садах остался только Мастер Безумия.
Их история, вернее, их истории на этом не заканчиваются; можно было бы порассказать много чего любопытного.
…Например, как Отраву и Огневицу угораздило влюбиться (женское естество непобедимо…) в одного и того же мужчину, и как они чуть-чуть друг дружку не угробили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— И каких же чудовищ он выпускает в мир?
— Разных… когда убийц-маниаков, когда фанатиков, когда изобретателей. Суть же всегда одна — его детища оставляют за собой вереницы смертей, неисчислимые страдания и горькое, неутолимое «за что?!», на которое нет и не будет ответа…
Через день после заочного знакомства с коллегами по ремеслу, ученик Люцифера удостоился Обретения Силы. Он мало что запомнил об этой церемонии, поскольку, несмотря на все свои старания держаться, поминутно терял сознание, захлебываясь в волнах черной магии. Действо происходило в самом нижнем из ярусов Адских Садов, максимально приближенном к Нижнему Дому. Зал представлял собой простую, ничем не украшенную пещеру, сквозь трещины в каменном полу пробивался багровый огонь глубин, еще немного света прибавляли колонии слабо светящихся полипов, облепивших местами стены; посреди пещеры был жертвенный стол, представлявший собой огромную, грубо обтесанную глыбу янтаря, внутри которой отчетливо виднелись очертания головы дракона. На этот стол уложили обнаженным того, кто некогда был Пейре Бетизаком, и встали кольцом те, кто некогда осмелился оспаривать власть Господа.
В изголовье встал сам Люцифер, по копне его вьющихся черных волос пробегали искры, черты красивого лица время от времени расплывались и сквозь них словно проглядывало второе лицо, в котором не было ничего человеческого. Лилита, чья невыносимо прекрасная нагота была прикрыта лишь плащом волос цвета красного золота. Мрачный и бледный Аваддон. Ободряюще улыбнувшаяся Ата, на этот раз одетая хитон, прозрачный как горный ручей. И другие… Они держали друг друга за руки, речатативом выговаривая-выпевая длинные заклинания, то склоняя лица над простертым на жертвеннике учеником, то запрокидывая их, дабы изрыгнуть в воздух пламя. А ему, распластанному и бессильному, казалось, что сквозь него прокатываются обжигающие волны пламени; словно опять его сжигают на костре, но на этот раз он сделан из более огнеупорного материала; временами на него накатывала дикая, слепая тоска — по весенним, буйно цветущим садам, по хрусту поджаристой корочки на добром ломте мяса — да под доброе вино, да с добрыми друзьями, по торжественному воскресному перезвону колоколов, по запаху парного молока, по крепкому дружескому рукопожатию, по вкусу любимых губ… Он знал, отныне все это для него попросту не существует, равно как и он не существует для всего этого. Пейре Бетизак держался, сколько мог, и еще столько же… а потом заплакал. Слезы, ледяные и тяжелые, как тюремные камни, стекали по вискам и капали на стол, где потихоньку испарялись. После одного из заклинаний, потрясшего мелкой дрожью стены пещерного зала, тело снискающего звания Придворного Мастера Тьмы выгнуло жестокой судорогой… после чего сознание милосердно оставило его. Надолго.
Очнулся он в совершенно незнакомой комнате, по убранству очень напомнившей ему кабинет, в котором он когда-то вел беседы с Полем Лимбургом, только более удобный. Встал; прошелся, оглядываясь, трогая и расматривая вещи, и внезапно в большом зеркале увидел самого себя — высокий мужчина, богато, даже роскошно одетый, серебристо-седой, прячущий всезнающий взгляд золотисто-бронзовых глаз под тяжелыми веками. Он поднял правую руку — на указательном пальце блеснуло кольцо, на сей раз уже не просто красивое, но и действующее… страшное кольцо Снимающего Печати.
Спустившись по широкой лестнице, он вступил в ярко освещенный зал; за овальным столом, уставленном самыми разными — от примитивной поленты до изысканнейших сортов дичи — кушаньями, сидели трое мужчин и две женщины; на небольшом возвышении стояло кресло. Из него при появлении нового лица встал сам Люцифер и негромко сказал:
— Итак, господа Мастера, как я вам и обещал, сегодня последнее пустое место за вашим столом будет занято. Представляю вам Мастера Теней!..
Представленный отвесил общий поклон и прошел к пустовавшему креслу, стоящему во главе стола. Люцифер же, пожелав им приятного вечера, удалился.
Мастера сели; они молча оглядывали друг друга; наконец, тишину нарушил вкрадчивый голос Отравы:
— Я надеюсь, Мастер Теней не в обиде на меня за мэтра Бушара?
— И вы не будете держать на меня зла за мэтра Грезийона? — поигрывая серебряной вилочкой, мило улыбнулась Огневица.
— Мои прекрасные дамы… ничего, как-нибудь сочтемся, — ответил он; все одобрительно засмеялись. — И не зовите меня столь официально; для вас я — … Паук.
И прежде чем приступить к трапезе, все придворные Мастера обратили свои взоры к сидящему в тени Мастеру Безумия. Он встал, поднимая бокал, и, вопреки ожиданиям, почти приятным, низким, вибрирующим голосом торжественно возгласил:
— Мы верны Господину и делу его во веки веков, — отпил глоток, поставил бокал на стол и, словно произнося клятву, медленно и тяжело сказал:
— Нас не должно быть.
— Нас не должно быть, — эхом откликнулись другие Мастера, опустошая свои чаши.
… Пир продолжался довольно долго; Паук успел перезнакомиться со всеми Мастерами, с интересом выслушал прогнозы дам в отношении его прижизненных врагов — прямо сказать, приятно неутешительные, с признательностью принял несколько советов Искусителя по поводу обустройства в миру («Главное — драть за услуги три шкуры… выдерживайте стиль, мэтр Паук, это всегда производит впечатление… и уважьте старика — не отказывайте в помощи моим… хе-хе… подопечным…»). Кошмарик, в бытность свою талантливый трубадур, избравший — увы! — слишком титулованный предмет для своих песен, со вкусом исполнил несколько собственных сочинений, одно из которых — «Десять верных рыцарей и выбор графини Сен-Клу» — заставило покраснеть даже Отраву, одетую непристойно даже для портовой шлюхи.
А на следующий день Мастера Люцифера отправились в мир, каждый по своим делам — кто соблазнять, кто… помогать, кто направлять и подсказывать; в Адских Садах остался только Мастер Безумия.
Их история, вернее, их истории на этом не заканчиваются; можно было бы порассказать много чего любопытного.
…Например, как Отраву и Огневицу угораздило влюбиться (женское естество непобедимо…) в одного и того же мужчину, и как они чуть-чуть друг дружку не угробили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27