Внезапно, неожиданно, без предупреждения дети вдруг начали изрекать вещи, которым я их не учил. К примеру сказать, однажды я спросил дочку, что, по ее мнению, является величайшим произведением искусства двадцатого века. Не задумавшись ни на секунду, она ответила: поезд. Ее ответ озадачил меня; я раздумывал над ним несколько дней.
Мой сын объявил себя членом сообщества нежити. Теперь его интересуют только яремные вены и разного рода способы высасывания крови из человеческих тел. Он попросил, чтобы его называли Графом, и в принципе это имя ему подходит. Сын утверждает, что солнечный свет и чеснок ему не вредят. Когда он был ребенком, я называл его Шкипером. Его большая круглая голова наводила на мысли о моряках.
Бывают в жизни дни, когда совершенно неважно, нарушаешь ты правила дорожного движения – или нет. И не имеет значения, насколько ты превышаешь скорость. Легавый все равно вынырнет из ниоткуда, и ему не будет никакого дела до твоих отговорок. Клифф нарушал правила битый час, несясь по скоростной автостраде и выискивая хоть самого завалящего полицейского. Наконец он заметил черно-белый «круизер», едущий навстречу. Клифф дождался, когда машины поравняются, и со всей дури вдарил по тормозам. Двое легавых в зеркальных солнечных очках обернулись в его сторону, недоверчиво покачали головами и рассмеялись. Они жрали шаурму – откусывали огромные куски и смачно жевали. При этом они общались друг с другом – перекидывались репликами, каждая из которых смешила их еще больше.
Ишь ты, какие милашки! Неужели вы не хотите взглянуть на мои права?
Видимо, Клифф был не в их вкусе. Они отвалили. Но прежде они пару раз нажали на клаксон, поприветствовав Клиффа насмешливым «ту-ту», а легавый на пассажирском сиденье перегнулся через водителя и помахал ему. А потом показал язык.
Ах, много бы я дал, чтобы оттрахать этих недоносков во все дыры. Что они о себе возомнили? Думают, если у них значки и униформа – так типа они крутые. А вот хрен вам! Погодите, я до вас доберусь. Отымет по полной программе. Надеру задницы. Чертовы долбоебы!
Клифф дал задний ход и развернул машину, но тут заглох мотор. Клифф втянул воздух сквозь сжатые зубы и стиснул руль – так, словно от этого зависела его жизнь. Он поднял голову и увидел полицейскую машину, исчезающую за углом улицы…
Успокойся, дуралей. Прекрати истерику. Не перегибай палку. Не стоит нападать на полицейских – еще, чего доброго, схлопочешь пулю. Оставь. Это не наша первоочередная задача…
Часом позже голый Клифф лежит в ванне. Оба крана повернуты до упора по часовой стрелке (вода выключена). Его подбородок покоится на груди; Клифф задумчиво созерцает собственный пенис.
Пенис – это хрящ. Пенис – это плоть. Пенис – это мышца. Сколько разнообразных названий придумано для этой части тела… Просто до фига придумано названий… А на самом-то деле, пенис – это просто такая штука, чтобы писать. А я – просто живу на земле. Просто обитаю – здесь и сейчас.
НАШИ ЯЩЕРИЦЫ
Утро начинается с телефонного звонка. Это мама. Желает узнать, как я поживаю. Еженедельный звонок из городка Энн Арбор. Я не хочу с ней говорить – ни с ней, ни вообще с кем бы то ни было. Почему, интересно, я должен платить деньги за телефон? Чтобы услышать, как звонит эта проклятая машинка? С какой стати – если все, на что она способна – это уничтожить с таким трудом воздвигнутую стену спокойствия? Я сам звоню крайне редко. Избавиться от проклятого агрегата – еще один большой шаг на пути к тому, дабы стать на сто процентов асоциальным типом. Никакого телефона. Если надо – ищите меня на улице. Найдете, если захотите.
У меня была неудачная неделя.
Нравится мне это или нет – но от разговора с матерью не отделаться. Тут уж ничего не попишешь. Неизменные ее вопросы, неизменные мои ответы. Как обычно, уклончивые. Все нормально. Ничего не изменилось. Меня все задолбало… Нет, сей последний факт я ей не сообщаю. Мама должна верить, что все хорошо. Если я пытаюсь оспаривать ее уверенность в том, что этот мир прекрасен, мама принимается плакать. А это я ненавижу больше всего на свете. Она считает себя ответственной за мою жизнь, а я окажусь виноват, если порушу ее безоблачный оптимизм. Так что я никогда не бываю с ней искренен. Мама расстраивается, если я сообщаю ей, что мне не хочется разговаривать. Или когда я сообщаю, что все нормально, все как обычно. Это пугает ее. Она полагает, что покой и стагнация присущи лишь мертвецам. Мама пребывает в святой уверенности, что до тех пор пока мы живы, нам следует думать и говорить только о приятных вещах. И больше улыбаться. Но мама, я медленно гнию изнутри. Я так жутко несчастлив.
Нет, этого я не говорю. Мы прощаемся.
Через десять минут звонит старший брат. Очевидно – по просьбе матери. Он не знает, о чем со мной говорить.
– Как поживаешь? – спрашивает он.
– Привет. Все отлично, – отвечаю я бодро и поспешно. – А как ты?
Брат рассказывает о поездке во Флориду. По пути домой он заехал в зоомагазин и купил четырех ящериц для своих троих детей. Четыре – на тот случай, если одна сдохнет по дороге. Иначе придется оправдываться и выдумывать объяснения. Все выжили. Мартин – трех лет от роду – спросил папочку, почему ящериц четыре. Для кого же четвертая? Брат сказал Мартину, что у одной ящерицы родился малыш. Мартин спросил, у которой. Брат указал на первую попавшуюся. Мартин спросил, откуда он вылез, и брат сказал: из-под хвоста.
Просто прекрасно. Мы прощаемся.
Вырубить телефон!
Мой брат так и не сумел найти свое место в жизни. Он и дальше будет изворачиваться и увиливать, выдумывая очередную маленькую ложь, которая всех устроит. Но эти бесконечные полуправды в конце концов превратят его в подделку-сделают таким же ненастоящим, как и слова, которые он изрекает. И через десять или двадцать лет даже собственные дети не узнают его.
«Кто этот самозванец? И где наш папа?»
«Да вот же он. Перед вами».
Я сам – ничуть не лучше. Мы оба до бесконечности запуганы жизнью.
Если я думаю о смерти, то всегда представляю ее так: я вхожу в пределы территории обитания тигра, и тигр этот голоден. Эта картинка привиделась мне однажды ночью и осталась на годы. Такая смерть казалась самой правильной для человека вроде меня – не могу сказать, почему. Впрочем, теперь я вижу это иначе. Мне представляется другое животное. Я по-прежнему хочу быть съеденным заживо, но сейчас я предпочел бы погружение в океан. Возможно, на меня накинется агрессивно настроенный морской лев. Можете не верить, но я действительно этого хочу. Надеюсь только, что меня разорвут на части, а не заглотают целиком…
Возможно, прогулка поднимет мне настроение… Да! Долгая-предолгая прогулка. Сегодня пасмурно. Я надеваю свою шляпу и выхожу на улицу…
ДЕТИ И ОТЦЫ
Отец пробыл со мной недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84