Секретарь сообщила мне, что Филипп болел и только сегодня вышел на работу.
– Ну ты как, жив? – спросил я, когда меня соединили. – Что с тобой было?
– А что сказала Мишель? – огрызнулся Филипп. Сегодня он был на редкость груб, и во мне, как всегда, шевельнулась неприязнь.
– Сказала, что тебе нездоровилось. – Я надеялся, Филипп не слышит, как я щелкаю секатором.
– Ну да, нужно было немного оклематься. Осложнение после гриппа.
Филипп явно не хотел распространяться на эту тему. Мы, врачи, вообще не любим обсуждать свое здоровье. Честно говоря, мы ненавидим болеть. Болезнь – всякий раз поражение.
– Насчет Луи Дракса, – сказал я, любуясь изящной формой крошечного блестящего листика.
– Так его уже привезли? – мрачно спросил Филипп. – Надеюсь, у него все нормально?
Видимо, сегодня его особенно раздражало, что я его потревожил.
– Да, все хорошо. Он уже в палате.
В короткой паузе я залюбовался только что постриженным деревом. Помню, я пришел в ужас, когда Лавиния Граден подарила мне эти бонсаи, после того как очнулась от шестилетней комы. Я тогда сказал ей, что это хуже, чем домашние животные. А она лишь улыбнулась и ответила: погодите. Они как коматозники, сказала она. С ними много возни и никаких мгновенных результатов, но когда они зацветают…
Лавиния оказалась права: я постепенно полюбил эти деревья за их сдержанную красоту. Однако это странное увлечение, часто напоминает мне Софи. И называет деревья моими дряхлыми детьми.
– Ну, как он? – отрывисто спросил Филипп.
– Проявляет необычайную активность. Скачет по палате и поет «Марсельезу».
Филипп снова умолк, но уже как-то по-другому.
– А ты чего хотел? – продолжил я. Досадно, что Филипп не понимает шуток. Неужели после пятидесяти все мужчины такие? – Ты же перевел его сюда – зачем спрашиваешь?
Снова молчание.
– Вообще-то я звоню, потому что мне любопытно, при каких обстоятельствах с ним это случилось. Он ведь, кажется, в ущелье упал?
– Пускай тебя Шарвийфор просветит.
– А он кто?
– Не он, а она. Детектив Стефани Шарвийфор. Она расследует дело Дракса.
– Пока ничего не знаю. Но она, кажется, звонила.
– Ты что, газет не читаешь? «Семейный пикник обернулся трагедией». Новость попала даже в «Le Monde». И по телевизору был репортаж.
Филипп знал больше моего, и меня это бесило. Я отложил секатор и потянулся за карандашом и блокнотом.
– Значит, я пропустил, – сказал я. – Расскажешь?
– Видишь ли, – пробормотал Филипп. – История – стопроцентная жуть. Шарвийфор знает больше моего. Но суть в том, что, скорее всего, Луи упал не случайно. Хотя он был ребенком, с которым вечно что-нибудь случалось. Я подозреваю, у него недиагностированная эпилепсия, но наверняка трудно сказать. Во всяком случае, мать Луи утверждает, что в ущелье он не падал. Его столкнули.
У меня вдруг пересохло в горле; последовала пауза, которую Филипп не торопился прервать.
– И кто же его столкнул? – почти невольно спросил я.
– Его отец.
– Родной отец?
– Да. Вот такая история.
Тут красноречие меня оставило. Видимо, оно оставило и Филиппа: на некоторое время мы оба замолчали. Я машинально крутил в руке карандаш и таращился на колючие плоды конского каштана – он у меня стоит рядом с кленом. Осенью плоды взрываются, выплевывая блестящие каштаны, мелкие, словно бусы. А рядом с каштаном у меня ива.
– И где же теперь его отец? – наконец произнес я. Филипп тяжело вздохнул, точно ослик под ношей:
– В бегах, судя по всему. Его искали, но, насколько я в курсе, пока не нашли. Хотя, может, есть новости и посвежее. Когда Натали Дракс была у нас, она все время боялась, что муж объявится. Даже завела немецкую овчарку.
Бедная, бедная, подумал я. Филипп словно угадал мои мысли:
– Как она?
Голос напрягся. (Может, это и не грипп вовсе? Может, у него семейные проблемы? Или неприятности в больнице в связи со «смертью» Луи?)
– Предсказуемо. Немного заторможена, но в целом… держится молодцом. С достоинством – я бы так сказал. Сняла домик.
– Она что-нибудь говорила про Виши?
– Да нет. А должна была?
– Да нет. Конечно, нет. Просто спрашиваю.
Мы поговорили о состоянии ребенка, сойдясь на неутешительном прогнозе.
– Она в отказе, – сказал Филипп.
– Мне тоже так показалось. Может, ничего удивительного, после… – Я оборвал себя на полуслове.
– Воскрешения из мертвых? – И мы оба натянуто засмеялись.
– Она что-нибудь принимает? – спросил я, представляя ее бесстрастное лицо, обрамленное бледным пламенем волос.
– Я советовал ей успокоительное, – сказал Филипп. – Когда привезли Луи, она была плоха. Слегка бредила. Вся история совершенно дикая. Это его воскрешение. Первый случай в моей практике. Не пошло на пользу ни мне, ни больнице. Крайне запутанный случай. У нас тут мозги раком стояли.
Еще Филипп сказал, что мадам Дракс требовался психиатр, но она отказалась, потому что хотела быть рядом с Луи на тот случай, если он выйдет из комы. Выложив мне всю историю, Филипп замолчал, и хотя я видел, что клен с ивой пора поливать, что-то меня остановило, не дало потянуться к лейке. И Филипп заговорил – совершенно другим тоном.
– Но вообще-то это не все, Паскаль. Сам знаешь, как оно бывает. У нас постоянно возникают дилеммы. – Тихо, напряженно, торопливо. – Я это знаю, и ты это знаешь. Но случаются дилеммы… в общем, которые не описываются в научной литературе. Которые трудно обсуждать.
– Дилеммы? – медленно переспросил я и посмотрел в окно: в небе, выписывая неровные белоснежные спирали, кружились чайки.
– Да, дилеммы. О том, как лучше поступить. Я не только о пациентах, о близких тоже – о родственниках, друзьях, которые…
Что-то странное звенело в его голосе – смахивало на панику. Меня вдруг укололо подозрение, что он влюбился в Натали Дракс, а она не ответила взаимностью. Что у них не сложилось в личном смысле. Что ему пришлось выбирать между ней и чем-то еще. Не об этой ли дилемме идет речь? Моя Софи часто повторяет – с явной угрозой в голосе, – что мужчины в нашем возрасте любят западать на молоденьких. Мне стало жалко Филиппа.
– Филипп, – рискнул я, – ты что, намекаешь на мадам Дракс? Ты хочешь меня о чем-то предупредить? Я как-то не совсем понимаю… Она… ну, она женщина привлекательная…
– Да? – рявкнул он. – Ты так считаешь?
Кажется, я его задел.
– Остынь, Филипп! – Я выдавил смешок. – Да ладно, мы ведь раньше над таким смеялись.
Что правда, то правда. В студенческие годы, когда мы дружили, мы часто выпивали вечерами на пару. Но внезапно это время отодвинулось в далекие дали.
– Нет, Паскаль, это ты остынь, – сказал Филипп. – Я серьезно тебе говорю. Послушайся моего совета: не принимай эту парочку близко к сердцу. Держи их обоих на расстоянии. Луи Дракс – всего лишь очередной медицинский случай, так к нему и относись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Ну ты как, жив? – спросил я, когда меня соединили. – Что с тобой было?
– А что сказала Мишель? – огрызнулся Филипп. Сегодня он был на редкость груб, и во мне, как всегда, шевельнулась неприязнь.
– Сказала, что тебе нездоровилось. – Я надеялся, Филипп не слышит, как я щелкаю секатором.
– Ну да, нужно было немного оклематься. Осложнение после гриппа.
Филипп явно не хотел распространяться на эту тему. Мы, врачи, вообще не любим обсуждать свое здоровье. Честно говоря, мы ненавидим болеть. Болезнь – всякий раз поражение.
– Насчет Луи Дракса, – сказал я, любуясь изящной формой крошечного блестящего листика.
– Так его уже привезли? – мрачно спросил Филипп. – Надеюсь, у него все нормально?
Видимо, сегодня его особенно раздражало, что я его потревожил.
– Да, все хорошо. Он уже в палате.
В короткой паузе я залюбовался только что постриженным деревом. Помню, я пришел в ужас, когда Лавиния Граден подарила мне эти бонсаи, после того как очнулась от шестилетней комы. Я тогда сказал ей, что это хуже, чем домашние животные. А она лишь улыбнулась и ответила: погодите. Они как коматозники, сказала она. С ними много возни и никаких мгновенных результатов, но когда они зацветают…
Лавиния оказалась права: я постепенно полюбил эти деревья за их сдержанную красоту. Однако это странное увлечение, часто напоминает мне Софи. И называет деревья моими дряхлыми детьми.
– Ну, как он? – отрывисто спросил Филипп.
– Проявляет необычайную активность. Скачет по палате и поет «Марсельезу».
Филипп снова умолк, но уже как-то по-другому.
– А ты чего хотел? – продолжил я. Досадно, что Филипп не понимает шуток. Неужели после пятидесяти все мужчины такие? – Ты же перевел его сюда – зачем спрашиваешь?
Снова молчание.
– Вообще-то я звоню, потому что мне любопытно, при каких обстоятельствах с ним это случилось. Он ведь, кажется, в ущелье упал?
– Пускай тебя Шарвийфор просветит.
– А он кто?
– Не он, а она. Детектив Стефани Шарвийфор. Она расследует дело Дракса.
– Пока ничего не знаю. Но она, кажется, звонила.
– Ты что, газет не читаешь? «Семейный пикник обернулся трагедией». Новость попала даже в «Le Monde». И по телевизору был репортаж.
Филипп знал больше моего, и меня это бесило. Я отложил секатор и потянулся за карандашом и блокнотом.
– Значит, я пропустил, – сказал я. – Расскажешь?
– Видишь ли, – пробормотал Филипп. – История – стопроцентная жуть. Шарвийфор знает больше моего. Но суть в том, что, скорее всего, Луи упал не случайно. Хотя он был ребенком, с которым вечно что-нибудь случалось. Я подозреваю, у него недиагностированная эпилепсия, но наверняка трудно сказать. Во всяком случае, мать Луи утверждает, что в ущелье он не падал. Его столкнули.
У меня вдруг пересохло в горле; последовала пауза, которую Филипп не торопился прервать.
– И кто же его столкнул? – почти невольно спросил я.
– Его отец.
– Родной отец?
– Да. Вот такая история.
Тут красноречие меня оставило. Видимо, оно оставило и Филиппа: на некоторое время мы оба замолчали. Я машинально крутил в руке карандаш и таращился на колючие плоды конского каштана – он у меня стоит рядом с кленом. Осенью плоды взрываются, выплевывая блестящие каштаны, мелкие, словно бусы. А рядом с каштаном у меня ива.
– И где же теперь его отец? – наконец произнес я. Филипп тяжело вздохнул, точно ослик под ношей:
– В бегах, судя по всему. Его искали, но, насколько я в курсе, пока не нашли. Хотя, может, есть новости и посвежее. Когда Натали Дракс была у нас, она все время боялась, что муж объявится. Даже завела немецкую овчарку.
Бедная, бедная, подумал я. Филипп словно угадал мои мысли:
– Как она?
Голос напрягся. (Может, это и не грипп вовсе? Может, у него семейные проблемы? Или неприятности в больнице в связи со «смертью» Луи?)
– Предсказуемо. Немного заторможена, но в целом… держится молодцом. С достоинством – я бы так сказал. Сняла домик.
– Она что-нибудь говорила про Виши?
– Да нет. А должна была?
– Да нет. Конечно, нет. Просто спрашиваю.
Мы поговорили о состоянии ребенка, сойдясь на неутешительном прогнозе.
– Она в отказе, – сказал Филипп.
– Мне тоже так показалось. Может, ничего удивительного, после… – Я оборвал себя на полуслове.
– Воскрешения из мертвых? – И мы оба натянуто засмеялись.
– Она что-нибудь принимает? – спросил я, представляя ее бесстрастное лицо, обрамленное бледным пламенем волос.
– Я советовал ей успокоительное, – сказал Филипп. – Когда привезли Луи, она была плоха. Слегка бредила. Вся история совершенно дикая. Это его воскрешение. Первый случай в моей практике. Не пошло на пользу ни мне, ни больнице. Крайне запутанный случай. У нас тут мозги раком стояли.
Еще Филипп сказал, что мадам Дракс требовался психиатр, но она отказалась, потому что хотела быть рядом с Луи на тот случай, если он выйдет из комы. Выложив мне всю историю, Филипп замолчал, и хотя я видел, что клен с ивой пора поливать, что-то меня остановило, не дало потянуться к лейке. И Филипп заговорил – совершенно другим тоном.
– Но вообще-то это не все, Паскаль. Сам знаешь, как оно бывает. У нас постоянно возникают дилеммы. – Тихо, напряженно, торопливо. – Я это знаю, и ты это знаешь. Но случаются дилеммы… в общем, которые не описываются в научной литературе. Которые трудно обсуждать.
– Дилеммы? – медленно переспросил я и посмотрел в окно: в небе, выписывая неровные белоснежные спирали, кружились чайки.
– Да, дилеммы. О том, как лучше поступить. Я не только о пациентах, о близких тоже – о родственниках, друзьях, которые…
Что-то странное звенело в его голосе – смахивало на панику. Меня вдруг укололо подозрение, что он влюбился в Натали Дракс, а она не ответила взаимностью. Что у них не сложилось в личном смысле. Что ему пришлось выбирать между ней и чем-то еще. Не об этой ли дилемме идет речь? Моя Софи часто повторяет – с явной угрозой в голосе, – что мужчины в нашем возрасте любят западать на молоденьких. Мне стало жалко Филиппа.
– Филипп, – рискнул я, – ты что, намекаешь на мадам Дракс? Ты хочешь меня о чем-то предупредить? Я как-то не совсем понимаю… Она… ну, она женщина привлекательная…
– Да? – рявкнул он. – Ты так считаешь?
Кажется, я его задел.
– Остынь, Филипп! – Я выдавил смешок. – Да ладно, мы ведь раньше над таким смеялись.
Что правда, то правда. В студенческие годы, когда мы дружили, мы часто выпивали вечерами на пару. Но внезапно это время отодвинулось в далекие дали.
– Нет, Паскаль, это ты остынь, – сказал Филипп. – Я серьезно тебе говорю. Послушайся моего совета: не принимай эту парочку близко к сердцу. Держи их обоих на расстоянии. Луи Дракс – всего лишь очередной медицинский случай, так к нему и относись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57