– Отпусти меня! – потребовал он.
– Не будь таким жестоким со мной, Чарли, – взмолилась она. – Почему ты больше не зовешь меня Белли? Уже давно не зовешь. Ты разлюбил меня?
Ее бесстыдство его потрясло. Он перестал бороться и сел на край постели, позволив ей прижаться к себе. Руки, ухватившиеся за рукава его пальто, больше не выглядели пухленькими и соблазнительными. Нежные складочки исчезли, а вместо них проступили синие вены, бегущие от запястий к пальцам.
Набравшись смелости, Беллилия попыталась ему улыбнуться:
– Ты ведь не позволишь им забрать меня? Не позволишь? Я, между прочим, твоя жена, и я больна. Твоя жена очень больна. Я никогда не говорила тебе, дорогой, как я больна. Мое сердце… Я могу умереть в любой момент. Мне вообще нельзя волноваться. – Ее руки еще крепче вцепились в суконный макинтош. – Я никогда не говорила о своей болезни, Чарли, потому что не хотела причинять тебе беспокойство. – Эти слова она произнесла в светской манере и одновременно с вызовом: со сладостью и с горечью.
Чарли мягким движением высвободился из ее рук. Беллилия послушно подчинилась, демонстрируя тем самым, что считает его выше себя: своим лордом, своим хозяином. Он мужчина, он сильный, а она женщина, существо слабое. Его сила возлагает на него ответственность за нее – ее жизнь в его руках.
Он поднялся.
– Куда ты? – требовательно спросила Беллилия.
Чарли ничего не говорил, пока не подошел к двери. Взявшись за ручку двери, он обернулся и сказал:
– Я хочу, чтобы ты оставалась здесь. Полежи и отдохни.
– Я покончу с собой, если ты позволишь им увезти меня. – Не дождавшись ответа, она добавила: – Я убью себя, и виноват в этом будешь ты. – Она громко захохотала, потому что поняла – все ее планы рухнули.
Чарли не выразил никаких эмоций. Он закрыл за собой дверь, запер ее на ключ и положил ключ в карман. Угроза совершить самоубийство трогала его не больше, чем мольбы и хитрые уловки. Он верил, что, оставшись наедине, сможет найти решение и бесстрастно обдумать ситуацию. Но в голове стоял туман. Он совершенно отчетливо чувствовал, что голова заполнена густым серым туманом.
Мэри вышла из гостиной со шваброй в одной руке и щеткой для чистки ковров в другой.
– Звонила мисс Эллен Уокер. Она сказала, что ей надо во второй половине дня встретиться с каким-то джентльменом в Уилтоне и что миссис Хорст пригласила ее на ланч. Она скоро приедет.
Прислонив швабру и щетку к стене, она направилась к лестнице.
– Куда ты идешь, Мэри?
– Спросить миссис Хорст о ланче.
– У миссис Хорст болит голова, не надо ее беспокоить.
– А что мы подадим на ланч?
– Какая разница? – резко ответил он.
У Мэри задрожали губы. Это было так не похоже на мистера Хорста. Она уловила что-то странное и в нем, и в атмосфере дома.
– Чем я могу помочь миссис Хорст?
Он не ответил и с раздражением подумал, с какой стати в этот трагически-неопределенный момент его жизни ему надо еще терпеть всякие глупости Мэри, но уже через секунду успокоился и отругал себя за то, что излил злость на невинную девушку-служанку, которая не может защитить себя.
– Прости, – извинился он. – Я думал о другом, Мэри. Дай миссис Хорст возможность спокойно полежать, а насчет ланча – делай так, как сочтешь нужным. Мы с миссис Хорст не слишком голодны.
– Но приедет мисс Уокер.
– Конечно. – Он наклонил голову. – Меня устроит все, что ты сделаешь, Мэри.
Закончив разговор, Чарли пошел в гостиную и опустился в кресло как был – в макинтоше и сдвинутой на затылок котиковой шапке. Он долго сидел, не меняя положения, на самом краю кресла, расставив ноги и опустив руки. В холле тикали часы, Мэри что-то напевала, вытирая пыль с мебели, а по расчищенной дороге уже шуршали колеса проезжавших мимо грузовых и легковых автомобилей.
Чарли погрузился в мысли о себе и своей жене, об их браке и о том, как они могли бы жить, если бы скрылись от Баррета. Он уже больше не думал ни о том, что произошло, ни о своих душевных муках, ни об униженной гордости. Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы поймать свою жену за подготовкой нового преступления. Ради своего спасения она пыталась убить двух мужчин. У нее был разум ребенка, и ее понятия о смысле жизни ограничивались ее собственными потребностями и желаниями. Поскольку ей вновь угрожала опасность, она снова и снова будет искать способы ее предотвратить привычным для нее способом.
Он стал растирать свои застывшие руки. Даже под фланелевой рубашкой и под суконным макинтошем его тело вздрагивало от холода. Он попытался представить себе свое будущее, и от того, что он увидел, ему стало нехорошо.
К реальности его вернули чьи-то крики за окном. Сыновья Килли скатились на санках с горы и сквозь снежные сугробы продвигались к дверям черного хода. Войдя в дом, они поболтали с Мэри, погрелись у огня на кухне и поели яблок. После чего привязали корзину с продуктами к санкам и отправились назад, но так как корзина, даже привязанная, стояла непрочно, одному из них пришлось придерживать ее руками, пока другой тянул санки за веревку. На полпути к горе они поменялись местами.
Чарли смотрел им вслед, пока они не исчезли из виду. Они исчезли, и все вернулось назад: он опять погрузился в размышления и кончил тем, что признал себя виновным. Хотя не он вызвал этот кризис, снять с себя вину Чарли был не в состоянии. Он проявил непростительную слабость по отношению к Беллилии. С самого начала закрывал глаза на ее дурные поступки и потакал ее капризам. Конечно, он не мог знать, что молодая нью-орлеанская вдовушка была убийцей, но знал, что она часто врет, разыгрывает нелепые сцены и нечестно пользуется своей сексуальной неотразимостью, властвуя над ним. Ему нравились, даже веселили маленькие женские уловки, ибо льстили ему и щекотали его мужскую гордость. Но, полюбив слабость, он сам стал слабым.
Его охватила злость. И она была сильнее той, что он испытал, когда увидел свою жену за кухонным столом с куском сыра в одной руке и с коробкой с ядом – в другой. Сильнее эта злость была потому, что обратилась внутрь, на себя самого. В прихожей, когда его пальцы сжали горло Беллилии, ярость Чарли была направлена на нее за ее преступление. Теперь же Чарли ненавидел себя. Он знал, что если продолжит свою жизнь с Беллилией, то будет, как и прежде, потакать ей, уступать и ублажать, чтобы она не совершала больше никаких преступлений.
Он встал, расправил плечи и быстрым легким шагом пошел к лестнице. Беллилия не слышала, как он отпирал дверь, как вошел в спальню. Она, видно, сразу упала навзничь поперек кровати, как только он ушел. Ее шпильки вывалились из прически, и распущенные волосы растеклись яркими темными струями по обе стороны головы.
Чарли стоял над кроватью и смотрел на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54