Саур ухватился за большое железное кольцо ворот и с трудом открыл пронзительно заскрипевшие створки. В лицо пахнуло крепким аммиачным запахом навоза.
Узкий двор курганчи был тесен, темен и неприютен. Половину двора занимала арба и привязанная к ее колесу серая лошадь: в глубине виднелось пустое стойло коровы.
На зов Саура из небольшой, захватанной руками двери, прикрывая лицо платком, выбежала его жена. Она подхватила мокрого ребенка на руки и унесла.
Григорий, в ожидании Саура, задававшего корм лошади, заглянул в единственную жилую комнату курганчи. Слабый свет проникал в нее через дымовое отверстие, вырубленное высоко под камышовой крышей. В середине комнаты, около небольшого, смазанного глиной очага, виднелась яма, прикрытая досками. Этой ямой пользовались для малой нужды, в нее же сливали помои. Неподалеку от очага, на камышовых плетенках, лежала куча старых одеял; на них спала и ела семья Саура.
В комнате стоял тяжелый душный запах.
Саур подошел к Григорию.
— Смотришь, как живет бедный дехканин? Плохо живет, друг, как скот живет, разве только говорить умеет... Пойдем на воздух пить чай.
Молча шагая за Сауром, Григорий вспомнил свой разговор с Кисляковым на каюке. Тот ужасался, рассказывая о беспросветной темноте дехкан, их дикости,
нежелании жить культурно. «Я пробовал научить их жить культурно,— говорил с горечью Кисляков.— За свой счет я нанял русского печника и велел ему сложить печь в курганчезнакомого дехканина. Но он отказался. Хивинский дехканин предпочитает снести вязанку хвороста на базар, чем истопить ею печь. Сколько я ни пытался объяснить ему, что холод понижает работоспособность,— он не соглашался». В этот разговор вмешался тогда Шарифбай, он сослался на уклад жизни дехкан, не позволяющий им вводить европейские новшества, и утверждал, что дехкане привыкли к такому,; тысячелетиями установленному образу жизни и никогда от нее не откажутся.
Григорий передал этот разговор Сауру. Тот рассмеялся.
— Друг, они нашей жизни не знают. Вязанка хвороста на базаре стоит двадцать пять копеек, я на них шесть футов муки могу купить. Зачем же мне пищу в очаге сжигать? Сытому холод не страшен, а голодному и в тепле голодно. И Шарифбай врет. Грязи и скотина не любит, а мы люди, мусульмане. Не давил бы меня налог, подати, да был бы подобрее ростовщик, так я не только печку — дом, как у русских, выстроил бы, Теперь не об этом думаем, к нашим волкам прибавляются все новые и новые...
К курганче Саура собирались его ближайшие соседи. Они здоровались с Григорием, как со знакомым. Многих из них Григорий видел в свою поездку на пристань. Он решил рассказать им о переговорах Волкова с кустарями и заказе на арбы.
Дехкане в молчании слушали Григория, убеждавшего их согласиться на условия Волкова. Он говорил им о настойчивости, с которой Волков взялся за организацию гужевой конторы, доказывал бескорыстность своего хозяина, не останавливающегося перед крупными убытками ради престижа русского имени. Григорий передал им разговор между Волковым и Кисляковым, подчеркивая сердечное отношение его хозяина к арба-кешам, которым грозит безработица.
Дехкане в смущении смотрели на Саура. Он молчал,
— Как же быть, брат Саур?— спросил сутулый дехканин с большими руками.
Саур покачал головой.
— Тысячу арб нелегко достать, содержать их— большой убыток. А бай без пользы работать не будет. Не обманывает ли он нас, дехкане?
— Может, только пугает?— неуверенно предполо-жил сутулый дехканин.— Мы сами-то от извоза нажи-вали по дедовской пословице: «Арба есть ось, а арба-кеш — дерьмо». На нашем деле никто не богател. А от тысячи арб — тысячи рублей убытков.
Саур пристально посмотрел в глаза Григорию.
— Ты хочешь, чтобы мы платили Волкову копейку с пуда на его контору?
Григорий задумался. Хотел ли он этого? Да, конечно, хотел и не только ради Волкова, у которого служил, а ради самих дехкан, которым, по его мнению, грозила нужда и разорение. Он искренне верил, что Волков, забирая у арбакешей копейку с пуда клади, действительно заботился не о своей пользе, а о пользе дехкан. Григорий уверил Саура в своей искренности и тут же рассказал, как он предложил Волкову создать гужевую артель...
Саур с любопытством глядел на Григория, недоверчивое настороженное выражение сбежало с его лица.
— Артель? Ты говорил об артели? А он что сказал? Молчи, молчи, я знаю, что он сказал. Он сказал «нельзя»! Этого, и мы знаем, делать нельзя. Мы говорили об артели с хорошими и честными людьми, нам обещали помочь. Но хаким сказал, что всех нас закует в цепи и навечно посадит в зиндан, если мы соединимся в гужевую артель.
— Но ведь Волков разорит вас своей тысячей арб!— взволнованно воскликнул Григорий.
Он долго и упорно уговаривал дехкан принять предложение Волкова, но дехкане не соглашались. Устав от непривычного спора, Саур, чтобы закончить затянувшийся разговор, сказал:
— Мы подумаем, друг. Дехкан тысячи. За всех мы говорить не можем. Если согласимся—потом все будут ругать меня, скажут — сбил цены.
Прощаясь с Григорием, он крепко сжал его руку.
— Твой хозяин хитрый, как старый тигр. А ты прост, молод еще. Но мы подумаем, подумаем.
Григорий возвращался к месту стоянки в веселом
расположении духа. Начало мира между Волковым и арбакешами было положено!
Кисляков и Волков уже вернулись с охоты. Они сидели в тени дерева и закусывали. У ног Волкова лежало несколько уток и большой лебедь с простреленной головой; белое оперение его было окрашено капельками густой рубиновой крови.
— Эх ты, горе-охотник!— презрительно бросил Волков подошедшему Григорию.— Мы не слыхали ни одного твоего выстрела. Спал, что ли?
Григорий не смутился от пренебрежительного тона хозяина.
— Охотник я, правда, неудачный, но кое-что мне все-таки удалось сделать для вас, Арсений Ефимович...
И, умолчав о спасении мальчика и о встрече с Натой, Григорий коротко рассказал Волкову о своем разговоре с Сауром и дехканами.
Глаза Волкова заблестели от радости.
— Вот это я понимаю охота!—воскликнул он.— Ты, пожалуй, больше убил, чем я. Я лебедя подстрелил, а ты матерого кабана. Если Саурка колеблется, то об остальных и говорить нечего, они быстро сдадутся.
Волков откупорил бутылку и налил Григорию пива,
— Пей, Гриша, и будь здоров... Узбеки тебя всегда послушают. Они, небось, в душе-то думают: свей, мол, мусульманин.
А теперь нам надо с заказом арб поторопиться.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Волков на другой же день послал Григория на завод Мешкова за шинным железом, которое он обещал доставить мастеру арб.
— Пока арбакеши надумают — много воды утечет, Гриша. Я их потороплю, я их переупрямлю.
Неподалеку от дома Григорий увидел Татьяну Андреевну, возвращавшуюся в экипаже с базара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82