Елена сидела за столом и быстро писала. Она улыбаясь поздоровалась с ним.
— Живем на одном дворе, а видимся редко. Как вы поживаете, Гриша?
Григорий пробормотал о большой занятости делами банка.
— О, Самуил Федорович прямо в восторге от вашего усердия. Я даже один секрет узнала.
Григорий слегка насторожился.
— Это деловой секрет,— смеясь сказала Елена.— Вчера Волков просил Клингеля отпустить вас обратно к нему. Клингель на него рассердился и сказал, что не пустит. Он даже пообещал выдать вам какую-то большую прибавку со дня поступления... А теперь в награду за сообщение расскажите о ваших занятиях. Вид у вас мрачный, озабоченный...
Участливый голос девушки тронул Григория. Он сознался, что два месяца весны ничем не занимался. Но завтра идет договариваться с учителем-узбеком, окончившим Константинопольский университет, будет изучать турецкий язык. Потом собирается учиться в канцелярии хакима каллиграфии.
— Будете писать на согнутом колене?—смеясь спросила Елена.— Мне, Гриша, тоже, нужно сознаться, как началась весна — ничего не лезет в голову. Я все время провожу со своей ученицей в саду, слушаем соловьев. Совсем сентиментальная девица в духе героинь повестей Чарской.
Она рассказала, что за ней несколько раз заезжал на шарабане Андрей.
— Я на него очень сердита...— сказала Елена и покраснела. В последнюю поездку Андрей насильно поцеловал ее, и они чуть не рассорились.
Григорий взял из книжного шкафа последние номера журнала «Пробуждение» и стал прощаться с Еленой.
— Вы слыхали, чем окончилась попытка Шарифбая нанести удар Сауру?
Григорий оживился.
— Это с посылкой черной арбы за его дочерью?
— Ну, да, вы больше не интересовались Сауром. Нам удалось тогда же отправить его дочь в Петро-Александровск, к его родственнику. Она там живет второй месяц. Саур временно перестал извозничать, но это не помогло Шарифбаю. Сбить цены до трех с половиной копеек ему не удалось...
— Я очень жалею, что оторвался от этого дела. Были причины... Постараюсь в ближайшее время побывать у Саура...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Андрей привез Григорию в банк записку от Наты.
— Вызывает на свидание,— со слабой усмешкой сказал Андрей, передавая товарищу беленький конвертик.— Я на твоем месте не пошел бы, Гриша.
Голос Андрея звучал устало. Григорий с участием взглянул на его осунувшееся лицо, странно блуждающие глаза.
— Ты нездоров?
Андрей растерянно коснулся рукой головы.
— Не знаю... Может быть. Я устаю очень. Просился у отца в Крым — не пускает. .Сыщеров не хочет оставаться без меня, боится забастовки...
Андрей улыбнулся одними углами рта.
— Он и Ната говорят, будто я одним своим присутствием могу воздействовать на рабочих... Но я сам боюсь забастовки, от страха даже плохо сплю по ночам... Гриша, неужели у меня вид авторитетней, чем у отца или Сыщерова?
Григорий оглядел своего товарища — его хилую фигуру с бесцветными глазами, угристым лицом. Он был жалок рядом с налитым кровью широколицым кривоногим Сыщеровым или тучным слонообразным Мешковым-отцом. Почему же они обманывают Андрея? — Андрей, они говорят неправду, но я не могу понять причины обмана...
Андрей рассеянно кивнул головой и, слабо пожав руку товарища, ушел.
Григорий торопливо разорвал конверт, вынул из него листок плотной бумаги, развернул.
«Гриша, я нездорова, жду сейчас же после занятия на обычном месте. Ната».
Он взглянул на часы. До конца занятий оставалось больше тридцати минут. Григорий наклонился над бумагой, но мысли его были далеко. Три дня он не встречался с Натой. Не будучи в силах перебороть сомнений, зароненные Волковым, он не решался и на объяснения с Натой. Потеряв всякую уверенность в ее любви, он старался подавить свое, как ему казалось, глубокое чувство к ней. Встреча с Натой должна была выяснить их отношения...
Григорий с трудом дождался отъезда директора из банка. Его отъезд возвещал конец занятиям. Он торопливо сложил свои бумаги в стол и, на ходу надевая пальто, быстро пошел на место их обычного свидания. Он издалека увидел Нату. Она сидела на карагачевом бревне и, низко наклонив голову, чертила концом зонта по земле. На шум шагов Григория она подняла
голову.
Григорий поразился ее лицу: оно было бледно, глаза провалились, под ними лежала синяя тень. Он бросился к ней. Все его сомнения исчезли от одного взгляда на измученное лицо девушки. Нужно ли более яркое доказательство ее искренности, ее любви к нему? Раскаяние охватило его. Он, как было обычно при их встречах, обнял ее и хотел поцеловать.
Ната резким движением высвободилась из его объятий.
— Почему ты не появлялся три дня?—сухо спросила она.
Григорий побоялся причинить ей еще большее страдание и не посмел сказать правды. Она, конечно, никогда не простила бы ему недостойных подозрений. Он заговорил о большой подготовительной работе к сезону, которую ему пришлось проделать за эти три дня.
— До хлопкового сезона времени еще два месяца,— недоверчиво сказала Ната.— Но... это не в связи с закупкой пшеницы?
Григорий утвердительно кивнул головой. Он не остановился перед ложью, лишь бы увидеть на ее осунувшемся лице прежнюю улыбку.
Сухое выражение лица Наты слегка смягчилось. Она подвинулась, очищая ему место рядом с собой. Сказала обиженно:
— Ты отнесся ко мне так пренебрежительно. Ведь об этом можно было сообщить мне хотя бы запиской... А что именно ты делал?
— Клингель велел высчитать потребность населения в пшенице. Чтобы это узнать, мне пришлось статистические сведения составлять самому.
Ната внезапно притянула к себе Григория и крепко поцеловала.
— Прости. Гриша, за сомнения, мне было очень тяжело все эти дни. Но теперь я не сержусь. За таким делом, действительно, можно забыть о любви. Ты знаешь, папа тоже беспокоится. Он недавно говорит мне:. «Наточка, осенью дехканам может не хватить хлеба». Папа закупает в Оренбурге через банк много пшеницы... Как ты высчитал потребный завоз?
У Григория отлегло от души. Он подробно рассказал ей о способе исчисления.
Лицо Наты приняло озабоченное деловое выражение, которое раньше так забавляло Григория.
— Гриша, но ведь пшеницы могут завести больше потребности, тогда она упадет в цене. Папа вкладывает много денег в эту операцию, и я начинаю бояться за него. А вдруг и Волков ее завезет? Ведь на этом и он, и папа могут потерпеть большие убытки. Ты, конечно, знаешь, сколько завозит Волков?
Неприятное чувство овладело Григорием. Интерес Наты к делам банка возбудил в нем прежние сомнения.
Он с трудом подавил неприятное чувство, ласково обнял девушку.
— Ната, оставим этот деловой разговор. Я так соскучился о тебе за эти три дня...
Ната взяла его за руку.
— Твоя откровенность, Гриша, только докажет любовь ко мне, заставит забыть все сомнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82