2
Теперь, видимо, пришло время сказать, зачем я приехал в Финляндию. Советские и финские писатели решили создать книгу «Москва — Хельсинки». Вслед за своими коллегами я прибыл сюда, чтобы написать рассказ. Условия самые демократичные: сам выбирай себе тему. Однако название книги настраивало на поиски связей между нашими столицами, и я, не мудрствуя, отправился по маршруту, которым ездят все наши туристы. Туристов возят, а я, пользуясь отличной погодой, пошел пешком. В Хельсинки несколько мемориальных памятных мест, где жил Владимир Ильич, и я начал с них.
Дом № 7 на тихой улице Виронкату. Тут все осталось почти таким же, каким было в начале века. На фасаде мемориальная доска с барельефом Ленина, которая извещает, что Владимир Ильич был здесь в ноябре 1908 г. Возвращаясь из первой эмиграции в Россию, где уже началась революция, он сделал короткую остановку в Хельсинки и ночевал на квартире Гуннара Кастрена.
Оглядываю улицу Виронкату, и первое ощущение такое, что нахожусь где-то на Васильевском острове в Ленинграде. Те же старые добротные дома с гладкими безбалконными фасадами, остатки каменной мостовой, трамвайные линии.
Под эту арку во дворе входил Ленин. Возможно, и тогда была такая же отличная зимняя погода. Крыши домов занесены снегом, а сквозь рваный горизонт города слепит желанное северное солнце.
Уже одна эта дивная погода приближает меня к тому грозовому времени, когда только начинался последний век второго тысячелетия, и заставляет тепло думать о человеке, которому суждено было так круто повернуть историю.
Вхожу в тихий, безлюдный двор и подымаюсь по чистой лестнице на площадку второго этажа. Сюда в ноябрьские дни семьдесят пять лет назад поднимался Владимир Ильич. Останавливаюсь перед дверью. Здесь он жил... Надо подождать: может, кто выйдет. Нет, тишина... Беспокоить не решаюсь. Сейчас тут чья-то частная квартира.
Из окна лестничного пролета видны здания того же стиля. Посмотрел в колодец двора. «Вокруг ничего не менялось»,— заверили меня. Значит, он видел все это. Осторожно спускаюсь вниз, боясь потревожить время, которое будто переводило дух в этом тихом хельсинкском дворике.
Еще раз задержался у мемориальной доски, и на меня, словно в кино, разрастаясь, стали наплывать цифры «1905»...
Ленину было всего тридцать пять лет. Только тридцать пять. Через несколько дней в Москве начнется Декабрьское вооруженное восстание. Он спешит...
Меня поразила молодость вождя. Только тридцать пять, а для меня Ильич всегда был мудрым стариком. Видно, эта ленинская вневозрастная власть ума заставляла называть его «нашим стариком» в подполье и эмиграции. А ведь он был очень юным человеком.
Это удивление не покидало меня весь день, пока я бродил по Хельсинки. Столица Финляндии не Москва, и за день можно обойти почти всю. Побывал на улице Лийсанкату у дома № 19. Здесь Владимир Ильич неоднократно останавливался на квартире помощника библиотекаря библиотеки Хельсинкского университета В. М. Смирнова. Потом отправился в район университета улицы Вуоримиехенкату и осмотрел дом № 35, где веской 1906 года Ленин жил некоторое время у студентов Севери Алание и Вяйне Хаккилы.
Здесь тоже мало что изменилось. Районы старые, и он мог видеть эти же серые, кирпичной кладки дома, узкие мостовые и запорошенные белые бульвары с вековыми деревьями. Сколько прошумело с тех пор над миром событий и катастроф — две страшнейшие мировые войны, революции и контрреволюции, а этих тихих уголков финской столицы почти не коснулось время.
«Жизнь суетна, время вечно»,— думал я, когда отправился к другому ленинскому месту, в район улицы Ла-стенкодинкату. Здесь открывалась Четвертая конференция РСДРП, и мне опять хотелось заглянуть в то далекое время. Конференция проходила в помещении рабочей столовой табачной фабрики в ноябре 1907 года. Владимиру Ильичу было тридцать семь. И опять то же время года — ноябрь...
Последний раз В. И. Ленин был в Хельсинки через десять лет, в 1917 году, перед Октябрьской революцией. Он жил в квартире машиниста Артура Блумквиста, в доме № 46 на Тэленкату. Тогда ему шел уже сорок восьмой, только сорок восьмой. За его плечами десятилетия подпольной борьбы: ссылки, эмиграция, лишения и блестящая ленинская теория социалистической революции, первого в мире государства рабочих и крестьян, практическое претворение которой начнется через несколько месяцев на нашей планете.
з
Путешествие по старому и новому Хельсинки сыграло со мною странную шутку. Перекочевывая из одного конца города в другой, я одновременно перемещался и во времени. Начало двадцатого века, которое мне виделось через пребывание Ленина в этих местах, было рядом. Я ощущал его, прикасаясь к старым поручням лестниц, слышал его, когда шел по каменной мостовой и глядел на заснеженные бульвары.
Россия и Финляндия рядом... И я знал, что теперь на меня будут лавиной идти события и факты из прошлого и настоящего.
На следующий день не было ни солнца, ни высокого неба над Хельсинки, а лепил снег с дождем, подхватываемый порывами ветра с моря. Через улицу от моего отеля, в непосредственной близости от величественною здания парламента, которое будто сторожили громоздкие бронзовые фигуры бывших президентов Финляндии, открывали памятник президенту Паасикиви. Когда упало белое покрывало, перед толпой горожан, запрудившей небольшую площадь, на постаменте предстали две гладко обтесанные глыбы из темно-серого гранита. Лишь при хорошем воображении они могли напомнить торс человека. По замыслу скульптора Кивияраи, глыбы символизировали два континента. Тот, что поменьше,— Европу, а побольше — Азию. Малое пространство между глыбами— Финляндия. Она соединяет неспокойные континенты.
Над площадью гремят речи политических^ деятелей. Из перевода финки Раи Рюминой, которая любезно помогает мне знакомиться со своим городом, через хрипы динамиков и порывы ветра улавливаю слова о великой миссии Паасикиви: «...сближение Запада с Востоком... мир... понимание... доверие».
Мэр столицы говорит о линии Паасикиви — Кекконена, о духе Хельсинки, о добрососедских отношениях стран, объединенных одной границей. Снег, дождь, порывы ветра, грохот динамиков и понятные даже без перевода слова... Я опять в полосе фактов и событий Финляндия — СССР.
Возвращаюсь с митинга, и на меня с витрин и рекламных щитов смотрит одухотворенное лицо Ильи Ефимовича Репина. В Хельсинки выставка его работ...
Вечером смотрю фильм о жизни финского писателя Майю Лассилы, известного в нашей стране по роману «За спичками». На экране Петербург конца девятнадцатого века. Молодой Лассила говорит по-русски. Вместе с друзьями-народовольцами клянется наказать тирана России и Финляндии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39