да. Но он ответил «нет» и тут же, по выражению лица бульдога, понял, что немец этого не ожидал. Лишь минуту спустя тот, еще больше побагровев, хрипло рявкнул.
Схватив Станецкого за плечо, он собрался вытолкнуть его из вагона, но тот отстранился и спокойно сказал:
— Сам выйду.
Он выскочил из вагона и без оглядки зашагал в глубь перрона. В тоннеле ему повстречался старый высокий генерал в сопровождении группы офицеров. У выхода, на залитых солнцем ступеньках, стояли два гестаповца. Когда он, проходя мимо них, умышленно замедлил шаг, один преградил ему путь.
Станецкий остановился. Он был настолько спокоен, что сумел изобразить на своем лице удивление, ощутил лишь, как левая ладонь крепче сжала ручку чемодана.
— Что вам угодно?— по-немецки спросил он.
— Документы.
С невозмутимым видом он поставил чемодан на ступеньку и, расстегнув плащ, вынул бумажник, из него удостоверение личности, трудовую карточку вместе с заготовленным письмом от немецкой строительной фирмы, которым подтверждалось, что по делам предприятия он направляется во Львов. Пока один немец внимательно изучал документы, другой кивнул на чемодан.
— Прошу открыть.
Станецкий наклонился и левой рукой открыл чемодан, готовый в случае обыска правой рукой мгновенно выхватить из кармана плаща револьвер. «Что за глупость засыпаться в самом начале»,— промелькнуло у него в голове. Он приготовился к самому худшему и, мигом оглядевшись, понял, что в случае провала ни убежать, ни уничтожить компрометирующие бумаги не удастся и что нечего даже пытаться выбраться отсюда — наверху, на перроне, было полно солдат. Гестаповец механически рылся в чемодане; вдруг тот, который проверял документы, наклонился к нему:
— Оставь, это не он, тот помоложе.
«Ищут кого-то»,— подумал Станецкий, но эта мысль его не успокоила. Задав пару пустяковых вопросов, немцы отпустили его. Через минуту он уже стоял на площади перед вокзалом.
Только теперь на свежем воздухе, под палящими, несмотря на ранний час, лучами солнца, льющимися на вокзальную площадь, Станецкий почувствовал, как нервное напряжение спадает, хотя ощущение опасности не проходило. Он только утратил остроту восприятия, внутренне оставаясь настороженным. Вот и все.
Он закурил и посмотрел на часы: было двадцать минут десятого. Только что отошел львовский поезд. Следующего надо было ждать более трех часов. Не представляя себе, как он проведет это время, Станецкий направился к Платам. На улицах было пустынно. Он почти дошел до парка, как вдруг увидел в глубине улицы Потоцкого большой грузовик и быстро повернул назад. Из-за угла выскочили какие-то мужчины и побежали в сторону Радзивилловской улицы. «Облава!»— крикнул один из них, обгоняя Станецкого. Фургон, не останавливаясь, свернул на перекресток и медленно поехал к Барбакану. Станецкий успел заметить, что машина была набита людьми. Он раздумал идти в парк. Можно было зайти к одному приятелю, который жил недалеко от вокзала, но Станецкому было как-то не до разговоров, хотелось побыть одному. Наконец, когда на углу Радзивилловской, напротив вокзала, ему попалось кафе — он вошел в него.
Из просторного холла двери вели направо в бар — там за стойкой пили водку двое мужчин, налево — в анфиладу комнат. Это был типичный ресторанчик военного времени, где на первый взгляд едой и не пахло, но на самом деле за хорошие деньги достать можно было все. В небольших, довольно темных залах стояли простые столики, на окнах висели решетки; по одну сторону окна выходили на тихую Радзивилловскую улицу, а по другую — на узкий, огороженный глухой стеной дворик. В первом зале за уставленным закусками и бутылками столом сидела компания молодых мужчин и женщин, которые смахивали на мелких спекулянтов. Они пили водку, громко разговаривали и, похоже, были тут завсегдатаями.
Станецкий сразу прошел во второй зал, поменьше, где стояла громоздкая пузатая печка. В нем пока никого не была. Он заглянул также в последнюю комнату: там пил молоко парень в рабочем комбинезоне и сдвинутой с загорелого лба кепке, а в противоположном углу сидела крашеная блондинка-подросток в белом берете и подмазывала губы. Станецкий вернулся во второй зал и устроился у окна, комнаты были аляповатого ярко-желтого цвета; на соседнем столике в тусклой полоске солнца по замызганной скатерти ползали мухи. С лампы низко свисала коричневая липучка. Из зала доносился пьяный гул и звон стаканов.
Станецкий откинулся к стене, вытянул под столом ноги и сквозь оконные решетки стал смотреть, происходит на улице. По противоположной, стороне вдоль дома, согнувшись под тяжестью мешка, плелся маленький старичок. Вот он остановился и, прислонив мешок к стене, не разгибаясь, стал тыльной стороной ладони отирать мот со лба. Передохнув, засеменил дальше. Затем появился толстяк в черном» пальто и котелке, с желтым портфелем в руке. Он что-то искал и — будучи, очевидно, близоруким — останавливался то у одного, то у другого дома, поднимался задирала голову, вглядываясь в таблички с нумерацией. Не найдя нужного дома, он пошел дальше.
К Станецкому долго никто не подходил. По залу несколько раз прошелся, припадая на левую ногу, старый официант в засаленном халате. Не спеша и не обращая внимания на нового посетителя, он курсировал между первым залом и кухней. Оттуда время от времени слышался важный: «Колбаса — один раз свиная отбивная — один жареный картофель. Только теперь Станецкий почувствовал. Он подозвал проходившего мимо официанта и заказал картошкой.
— Кислое молоко?— переспросил.
— Кислое,— согласился Станецкий, сразу? ощутив себя здесь чужаком.
Официант, волоча ногу, вернулся на кухню и очень вяло крикнул: «Кислое молоко и— один раз».
Станецкий принялся снова глядеть в окно. По» середине улицы шли с винтовками два жандарма в касках. И вдруг, неизвестно почему, Станецкого пронзил мысль о том, что он взялся за абсолютно безнадежное дело и вся эта поездка совершенно бесполезна. Он себя смертельна уставшим. Усилием воли попытался отогнать мрачные мысли, понимая, впрочем, что делает это слабо неуверенно, подчиняясь не столько осознанной необходимости, сколько, к которой, как опытный разведчик, привык за долгие годы. Более того он обнаружил в себе совсем доя него новое и неожиданное желание, искушение подробно проанализировать столь странное состояние, потребность зафиксировать его и узнать, что за ним кроется. В душу закрался смутный страх. Когда официант поставил перед ним простоквашу и тарелку с картошкой, он начал быстро есть. Солнце постепенно освещало улицу, половина мостовой была уже залита его белесым светом. На одном из балконов желтого дома напротив в аккуратных ящиках алели настурции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Схватив Станецкого за плечо, он собрался вытолкнуть его из вагона, но тот отстранился и спокойно сказал:
— Сам выйду.
Он выскочил из вагона и без оглядки зашагал в глубь перрона. В тоннеле ему повстречался старый высокий генерал в сопровождении группы офицеров. У выхода, на залитых солнцем ступеньках, стояли два гестаповца. Когда он, проходя мимо них, умышленно замедлил шаг, один преградил ему путь.
Станецкий остановился. Он был настолько спокоен, что сумел изобразить на своем лице удивление, ощутил лишь, как левая ладонь крепче сжала ручку чемодана.
— Что вам угодно?— по-немецки спросил он.
— Документы.
С невозмутимым видом он поставил чемодан на ступеньку и, расстегнув плащ, вынул бумажник, из него удостоверение личности, трудовую карточку вместе с заготовленным письмом от немецкой строительной фирмы, которым подтверждалось, что по делам предприятия он направляется во Львов. Пока один немец внимательно изучал документы, другой кивнул на чемодан.
— Прошу открыть.
Станецкий наклонился и левой рукой открыл чемодан, готовый в случае обыска правой рукой мгновенно выхватить из кармана плаща револьвер. «Что за глупость засыпаться в самом начале»,— промелькнуло у него в голове. Он приготовился к самому худшему и, мигом оглядевшись, понял, что в случае провала ни убежать, ни уничтожить компрометирующие бумаги не удастся и что нечего даже пытаться выбраться отсюда — наверху, на перроне, было полно солдат. Гестаповец механически рылся в чемодане; вдруг тот, который проверял документы, наклонился к нему:
— Оставь, это не он, тот помоложе.
«Ищут кого-то»,— подумал Станецкий, но эта мысль его не успокоила. Задав пару пустяковых вопросов, немцы отпустили его. Через минуту он уже стоял на площади перед вокзалом.
Только теперь на свежем воздухе, под палящими, несмотря на ранний час, лучами солнца, льющимися на вокзальную площадь, Станецкий почувствовал, как нервное напряжение спадает, хотя ощущение опасности не проходило. Он только утратил остроту восприятия, внутренне оставаясь настороженным. Вот и все.
Он закурил и посмотрел на часы: было двадцать минут десятого. Только что отошел львовский поезд. Следующего надо было ждать более трех часов. Не представляя себе, как он проведет это время, Станецкий направился к Платам. На улицах было пустынно. Он почти дошел до парка, как вдруг увидел в глубине улицы Потоцкого большой грузовик и быстро повернул назад. Из-за угла выскочили какие-то мужчины и побежали в сторону Радзивилловской улицы. «Облава!»— крикнул один из них, обгоняя Станецкого. Фургон, не останавливаясь, свернул на перекресток и медленно поехал к Барбакану. Станецкий успел заметить, что машина была набита людьми. Он раздумал идти в парк. Можно было зайти к одному приятелю, который жил недалеко от вокзала, но Станецкому было как-то не до разговоров, хотелось побыть одному. Наконец, когда на углу Радзивилловской, напротив вокзала, ему попалось кафе — он вошел в него.
Из просторного холла двери вели направо в бар — там за стойкой пили водку двое мужчин, налево — в анфиладу комнат. Это был типичный ресторанчик военного времени, где на первый взгляд едой и не пахло, но на самом деле за хорошие деньги достать можно было все. В небольших, довольно темных залах стояли простые столики, на окнах висели решетки; по одну сторону окна выходили на тихую Радзивилловскую улицу, а по другую — на узкий, огороженный глухой стеной дворик. В первом зале за уставленным закусками и бутылками столом сидела компания молодых мужчин и женщин, которые смахивали на мелких спекулянтов. Они пили водку, громко разговаривали и, похоже, были тут завсегдатаями.
Станецкий сразу прошел во второй зал, поменьше, где стояла громоздкая пузатая печка. В нем пока никого не была. Он заглянул также в последнюю комнату: там пил молоко парень в рабочем комбинезоне и сдвинутой с загорелого лба кепке, а в противоположном углу сидела крашеная блондинка-подросток в белом берете и подмазывала губы. Станецкий вернулся во второй зал и устроился у окна, комнаты были аляповатого ярко-желтого цвета; на соседнем столике в тусклой полоске солнца по замызганной скатерти ползали мухи. С лампы низко свисала коричневая липучка. Из зала доносился пьяный гул и звон стаканов.
Станецкий откинулся к стене, вытянул под столом ноги и сквозь оконные решетки стал смотреть, происходит на улице. По противоположной, стороне вдоль дома, согнувшись под тяжестью мешка, плелся маленький старичок. Вот он остановился и, прислонив мешок к стене, не разгибаясь, стал тыльной стороной ладони отирать мот со лба. Передохнув, засеменил дальше. Затем появился толстяк в черном» пальто и котелке, с желтым портфелем в руке. Он что-то искал и — будучи, очевидно, близоруким — останавливался то у одного, то у другого дома, поднимался задирала голову, вглядываясь в таблички с нумерацией. Не найдя нужного дома, он пошел дальше.
К Станецкому долго никто не подходил. По залу несколько раз прошелся, припадая на левую ногу, старый официант в засаленном халате. Не спеша и не обращая внимания на нового посетителя, он курсировал между первым залом и кухней. Оттуда время от времени слышался важный: «Колбаса — один раз свиная отбивная — один жареный картофель. Только теперь Станецкий почувствовал. Он подозвал проходившего мимо официанта и заказал картошкой.
— Кислое молоко?— переспросил.
— Кислое,— согласился Станецкий, сразу? ощутив себя здесь чужаком.
Официант, волоча ногу, вернулся на кухню и очень вяло крикнул: «Кислое молоко и— один раз».
Станецкий принялся снова глядеть в окно. По» середине улицы шли с винтовками два жандарма в касках. И вдруг, неизвестно почему, Станецкого пронзил мысль о том, что он взялся за абсолютно безнадежное дело и вся эта поездка совершенно бесполезна. Он себя смертельна уставшим. Усилием воли попытался отогнать мрачные мысли, понимая, впрочем, что делает это слабо неуверенно, подчиняясь не столько осознанной необходимости, сколько, к которой, как опытный разведчик, привык за долгие годы. Более того он обнаружил в себе совсем доя него новое и неожиданное желание, искушение подробно проанализировать столь странное состояние, потребность зафиксировать его и узнать, что за ним кроется. В душу закрался смутный страх. Когда официант поставил перед ним простоквашу и тарелку с картошкой, он начал быстро есть. Солнце постепенно освещало улицу, половина мостовой была уже залита его белесым светом. На одном из балконов желтого дома напротив в аккуратных ящиках алели настурции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93