ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

Дорогая Ирена! Вот мой опус и закончен. Сейчас кажется, что вещь готова — и пусть! Я на той стадии сейчас, когда в написанном видишь само совершенство — и пусть! Пусть двадцать четыре часа будет праздник! Я знаю: не позже чем завтра восторг мой лопнет как мыльный пузырь и после пьяной радости настанет жуткое похмелье — мой труд покажется мне чистой ахинеей, состряпанной каким-то кретином. Зато сегодня солнце триумфа в зените, и печет голову, и ничто не отбрасывает тени. И пусть! Завтра мне разонравится решительно все. Мне одинаково будет запретить и самоуверенность, с какой я вещаю с кафедры прозы, и — может, еще больше того — робость, с какой я предлагаю успокоительные капли, не умея вырвать ни одного больного зуба. Однако возможно, что больше всего меня не устроят те страницы, где мне — как целителю душ — следовало бы врачевать, а я — как ведьма в докторском белом халате — делала вивисекцию. Завтра я буду ящерицей, которая потеряла свой хвост. Вместе с законченной вещью от меня отделилась какая-то часть моего существа, и, хотя я прекрасно знаю, что некоторое время спустя у меня отрастет новый хвост, отделение — процесс болезненный. Сегодня я этого еще не чувствую, так как муку снимает наркоз удовлетворения.

Вы — мое первое частое сито, милая Ирена! Когда я благополучно пройду через него, то начну гадать, будут ли меня печатать ответственные редакторы (рискуя хоть и не головой, но, может быть, служебными неприятностями), а после папечатания стану опасаться, не будут. Перевод на русский язык. «Советский писатель», 1986. Ли рвать и метать рассерженные моим детищем моралистки и слать в открытую и анонимно жалобы в Союз писателей и, не дай бог, еще выше, обвиняя меня в том, что в условиях демографического кризиса я не борюсь против разводов и, оборони бог, может быть, даже «проповедую сексуальную распущенность», не припишут ли мне венцы творения «симпатий к женскому авангардизму», не помчится ли Ваша бывшая директриса в ОНО жаловаться, что «изображено все субъективно, и так оно вовсе не было, потому что было совсем иначе» и т. д. Я конечно буду злиться — ведь ставится под угрозу право литератора, мое право писать то, что я считаю, и так, как я считаю нужным, а не просто фотографировать жизнь. И тем не менее буду с тревогой ждать первых рецензий (хотя я и клялась Вам, что критики не боюсь!).


 

Завтра Вы уже не напишете того, что написали бы сегодня,— завтра Вы будете уже другая, а значит, речение Горация Сагре ОТНОСИТСЯ к литератору в еще гораздо большей мере, чем к любому человеку...
И все же, и все же, и все же — у меня по-прежнему всегда с собой блокнот. Виной тому инерция? Или склероз? Может, во мне говорит дальновидность? Просыпается жадность? Может быть, это лишь заготовка впрок на голодные годы, отчаянная попытка схватить неуловимое, сберечь не сохраняемое — смешная и тщетная борьба за то, чтобы остановить мгновенье? Так что не учитесь у меня, Ирена, нет, не учитесь! Обещайте, что не станете перенимать мой опыт. Когда приобретете свой... Господи, уже едет сосед! Обещал по дороге отвезти мое письмо на почту. Простите, что не удалось изящно закруглиться... (Он уже гудит!) Счастливого пути, Ирена! Пусть Вам в Карелии будет хорошо, а машина будет послушна (и муж тоже). Ни пуха ни пера!
8 июля 1977 года
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
Не знаю, застанут ли еще Вас эти строки в том поселке с названием — латыш себе просто язык вывихнет — почти из одних согласных... Да, как его? Потом на конверте прочту по складам... Если дела ваши пойдут более или менее успешно, то бумагу я, стало быть, марала зря. И хоть в народе и говорят — чужую беду руками разведу, я все же буту болеть за Вас, чтобы Вы быстрей починили лопнувший задний мост и тронулись дальше, быть может к еще более живописному озеру — млеть от красот природы и кормить еще более лютых комаров. Звучит почти невероятно, что у Вас там — на севере! — тепло. Здесь после майских сплошных дождей и июньских гроз июль и вовсе наглухо запечатал небо. Сегодня в 12.00 было всего плюс одиннадцать часов!
Из Ошупилса вернулась вконец продрогшая. Да, я была в Ошутилсе. Усердно обшиваюсь. Увидав привезенную ткань, мама, правда, схватилась за голову: по недостатку выбора — или воображения? — я купила тоже «немнущуюся, но жутко сыпучую», «с миленькими маргаритками», с которой она приняла столько хлопот. Только сегодня утром в «Женщине Советской Латвии» прочитала, что «для больших размеров не следует выбирать материю с узором из отдельных цветов». Поздно! Все уже раскроено и сколото булавками. Выгляжу, как цветочный луг на ветру площадью с гектар! День поездки, кстати сказать, и на сей раз выбрала неудачно. Чуть не пришлось поворачивать оглобли —или же лезть в крысиную вору за Вашим ключом, так как мама была в Риге, куда-то испарились. К счастью, все разрешилось. Вине-та с Дарисом повели меня в «Радугу» пить коктейль. Во время культпохода я сделала вывод, что лидер у них, близнецов,— Винета (так ведь?), тогда как Дариса надо подталкивать, направлять, он склонен согласовывать свой взгляд с лидером, и этот урон, наносимый его мужскому достоинству, но временам компенсирует приступами упрямства. По манере себя вести Винета — копия Ундины, а по виду... Знаете, я бы сказала, что во виду она похожа скорее на Вас. Не замечали? По дороге в кафе произошел такой забавный случай. Над нами летел самолет. Ребята разом запрокинули головы. Винета сообщила, что хочет работать стюардессой. Дарис утер ей нос, заявив, что будет работать пассажиром. Та возразила, что пассажиром работать нельзя. Но Дарис остался при своем — он будет работать пассажиром, и баста! Как типичный мужчина он желал, чтоб последнее слово осталось за ним, даже если это последняя глупость!
Этот эпизод подвигнул меня на маленькую импровизацию. Не хотите послушать? Вот он, так сказать, разворот темы.
Если бы жизнь была самолетом, мужчина хотел бы быть в нем пасса женщине желал бы видеть стюардессу.
При взлете и посадке самолета она должна ходить в проходе между креслами и смотреть, все ли в порядке, тогда как о н сидит, надежно пристегнувшись, чтобы в случае какого-либо происшествия быть в безопасности.
Она должна подавать ему карамель о г давления в ушах, а в длительных полетах и легкую, вкусную, изящно сервированную пищу, благотворно действующую на его физиологические процессы и самочувствие, а в случае нужды снабдить также пакетом из плотной коричневой бумаги, чтобы в критической ситуации он не уронил свое мужское достоинство.
Она должна быть в туфлях на высоких каблуках: в такой обуви ноги выглядят стройнее, походка грациозней, а видеть стройные ноги и грациозную походку ему приятно, когда, откинувшись на мягком сиденье или, напротив, ссутулившись, о н поднимет глаза и — в зависимости от настроения — бросит на нее скучающий или заинтересованный взгляд поверх раскрытой газеты или журнала.
О н очень охотно уступает ей честь быть хозяйкой, превосходно чувствуя себя в роли гостя, который может свободно выбирать, когда и в каких рейсах лететь, тогда как она должна летать строго по графику.
Она чрезвычайно женственна и в то же время может таскать большие тяжести, тогда как ему чемодан везут на автокаре.
Она должна улыбаться всегда, при любых обстоятельствах, тогда как о н волен иметь собственное на» строение.
Ее вес не превышает шестидесяти килограммов, тогда как у него взвешивают только багаж.
Она неизменно должна быть выдержанной, тогда как о н может позволить себе и умеренное хамство...
Эту «Импровизацию на вечную тему» Вы можете свободно продолжить и, выбрав минуту, когда Ваш супруг в приятном расположении духа (не слишком раздражен по случаю ремонта машины и прочих бытовых неурядиц), показать ему или прочесть вслух Да, и передайте ему, пожалуйста, привет! Если до завершения вашей одиссеи нам больше не удастся обменяться «эпистолами», сразу же по прибытии просигнальте над Ошупилсом ракетой или, еще лучше, махните ко мне собственной особой. В будний день или в праздничный безразлично, но желательно — ближе к вечеру. Приезжайте, когда будет время и когда будет настроение. Если хотите весело поболтать, то в субботу, когда и моя семья в полном сборе, — и возьмите с собой Гунтара! Заколем вместо хрюшки колбасу и будем жарить на костре шашлык. Но если хотите поговорить с глазу на глаз, то соберитесь среди недели. Ладно?
16 июля 1977 года
ИЗ ДНЕВНИКА
17 июля 1977 года
Отправила Ирене письмо в Карелию — во взвинчен-но оптимистическом тоне и от начала до конца наигранно веселое. Ни беззаботность в нем не настоящая, с какой изображены мои приключения в Ошупилсе, ни простодушие, с каким описаны впечатления от поездки, ведь наше совместное посещение «Радуги» вышло не таким забавным, как оно выглядит в моем изложении. Скорее напротив. На душе довольно паршиво... Но следовало ли мне похваляться правдой? Хвастать тем, что я узнала от Янины? Признаться в своем сожалении, что не разглядела как следует Сипола? Хотя, по правде сказать, сама не знаю, чего в этом интересе больше: профессионального ли писательского любопытства, которому все бы разнюхать, или сладкого желания взглянуть в лицо «роковому мужчине» и узреть там, о, нечто демоническое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47