..
Сегодня, возвращаясь из Риги, однако уже при выходе, мы обнаружила, что ехали в одном поезде и даже ш одном вагоне, друг друга так и не заметив, поскольку в предпраздничную субботу электричка (Ирена: «электрический поезд») была полна под завязку. Автобус подкатил и вовсе битком набитый. При всем старании протолкнуться к двери и втиснуться мы все же остались с носом. Дверь захлопнулась и... Другого выхода не было как шагать через мост пешком и за поворотом стараться поймать какую-нибудь машину (Ирена: «автомобиль»). Однако с автомобилем нам не везло. Перед праздником все спешат, шпарят мимо, мимо и мимо — и не сжалился ни один! По дороге я спросила, как же в конце концов назвали мальчика Ундины. Ответив, что Атисом, Ирена тут же переменила тему, видимо опасаясь, что у меня возникнут ассоциации с... И они, к слову сказать, сразу и возникают! Быть по сему, переменим тему.
Мы говорили о школе. Говорила, конечно, больше она (я чаще вставляла восклицания, чем нечто существенное). Мы шли и шли, и наш диалог, будто рефреном, то и дело прерывали — жжик, жжик — мимо мчащиеся машины. Директриса Ирену по-прежнему терпеть не может, а в конфликтах с начальством (смех!) право всегда начальство, так ведь? Хоть она на коленях проси однотипные стулья, проигрыватель, занавески для затемнения, секцию — бесполезно! Пусть сотрудничает с родителями! Но ей же совестно требовать, чтобы родители купили, например, занавеси или секцию! Ее ученики выпустили нестандартную стенгазету и повесили перед рейдом, Министерством просвещения совместно с райкомом партии. Тон директору показался слишком мрачным. Приказала немедленно снять «У нас же не траур! К тому же газета не отвечает ни принятому формату, ни традиции». По Ирене газета показалась хорошей, и она резковато выступила на педсовете. Некоторые коллеги ее поддержали, а в итоге (смех!) — по крайней мере еще год придется обходиться спорными, разного цвета стульями и без затемнения. Когда будет открытый урок, ей в очередной раз придется занять занавес, чтобы «продемонстрировать, что и я работаю на современном уровне» (смех. Какой смех! Какой... недобрый смех!). К счастью, в этот момент мы услышали лебедей. Запрокинув головы так, что чуть не слетели шапки, мы смотрели вверх, только птиц так и не увидали. Звук растаял в направлении на юг — и мы поправили шапки.
— Мне ни разу еще не посчастливилось видеть лебедей, — проговорила она.
— Да? — переспросила я.
— А летели они так близко, — сказала она.
— Они летели далеко, — сказала я.
— Да? — переспросила на сей раз она. — А правда, что лебеди улетают последние?
Не скрывая своих познаний, я выложила, что самыми последними улетают мелкие уточки, которых я никогда не видела, хотя часто слышала, ведь они снимаются обычно в густых сумерках, когда ничего уже не видно, и летят так быстро, что свист крыльев иногда переходит в ультразвук, и у них есть все основания так спешить... Я заметила, что мою «орнитологию» Ирена совсем не слушает, занятая своими мыслями. В ее глазах была такая печаль... Почему, Ирена? О чем? Ах, да все о том же, вздохнула она и добавила, что иногда она себя уже ловит на неодолимом желании не спорить и не вздорить, на готовности покориться, смириться со всем и «не ломать форматов и традиций». Погружается словно в теплую воду. Такое приятное ощущение... И вдруг сама пугается своих чувств!
— Что со мной I верится? Или я опять готова к предательству?! — воскилкнула она и вопросительно взглянула на меня.
Наконец одна малина затормозила: шофер из Ошупилса узнал Ирену. 3 узкую кабину они пытались вдвоем втиснуть и меня, ео из-за одного километра вряд ли стоило мне так ужиматься, к тому же стесняя и других. Дойду себе и по пути возьму бидон с молоком, чтобы не пришлось идти еще раз... Ах, чтоб тебя намочило, не догадалась спросить, шьет ли еще Янина или нет Теперь у нее будет мало времени на шитье, но как знать!
14 ноября 1978 года
Я не ошиблась. Янина конечно шьет. шьет больше по ночам, потому что «днем приходится воевать с этими чертенятами». Везде развешано белье. Дом старый, 1 комнатах сыро, время осеннее, сохнет медленно, говорила она, не то жалуясь, не то оправдываясь, когда мы проходили под белыми флагами пеленок. А что же остается как не шить? На что кормить ребят будешь? На жалкие гроши от собеса? Кругом дороговизна — страх господний! А из «Радуги» тащить и тащить... Там тоже надо знать меру и блюсти честь, а то ведь «таская свинину, того и гляди сам и свинью превратишься!»
А разве Сипол?..
Сипол? Янина так и подпрыгнула, как будто ее кипятком ошпарили. Она ничего не желает слышать об этом изверге, он свою кровную жену и ту довел до сумасшедшего дома и теперь... Я перебила ее, говоря, что Сипола видимо много в чем можно упрекнуть, но если мы хотим быть объективны, винить его в болезни жены было бы глупо, что ему вовсе не сладко видеть, ах да ему может отчаянно больно видеть, как постепенно умирает человек, которому он ничем не может помочь, умирает неотвратимо и мучительно медленно, и что... Не дав мне закончить, Янина прервала мою речь — и притом поставив такую жирную точку, что я невольно вздрогнула, хотя вообще-то крепких слов не особенно боюсь.
На кой ей сдалась объективность! Плевать ей на чужое горе! Какое ей дело до других! И вдруг я замечаю, что под ногтями у нее грязь и волосы сальные... что у нее некрасивая родинка на щеке. Но когда малыш заплакал и она, тотчас бросив ножницы, прижала ребенка к себе, от нее, как от иконы в алтаре, струился свет, который искупал только что выплюнутые слова. Если она кого ненавидит — так уж до смерти, если же любит — тоже наверное до смерти. Ее надо принимать такой, какая она есть. (А кого я сумела переделать на всем белом свете? Раньше или позже всех приходится принимать такими, какие они есть.)
Маленький уже начинает улыбаться, сообщила Янина.
Вздохнув с облегчением оттого, что мы благополучно съехали с темы «Сипел», я воскликнула, что мальчик наверно пошел в своего взрослого тезку: ведь тот просто гений улыбки, его белозубая, ослепительная улыбка — целое состояние, с ней можно добыть любой дефицит и, кто знает, даже без всякого блата... Ох ты, опять я попала не в точку! Янина снова меня перебила: а все же Ирена ему не досталась! Гунтар увел из-под самого носа! Какой толк, что «зарабатывает больше, если он скряга и жила. Как вцепятся зубами в пятерку, его и убивай — не выпустит, откусит от нее хоть уголок!». Если бы Ирена дождалась Атиса... Пока был в армии, спуталась с этим жмотом! Папина дочка. Никогда не знаешь, какой она номер вы канет. Фантазии, все фантазии! Гунтар, видишь, ей казался «двойником Атиса», его «зеркальным отражением, Лтис вроде бы дух, а Гунтар — тело одного и того человека, но самое удивительное и, может быть, самое страшное, что у нее не было ощущения предательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47