при этом мамаша проявляла к ней особую нежность, считая, что Берта страдает из-за несбывшихся надежд на замужество. Во-вторых, влияние мамзель Берты в семье объяснялось ее твердым, решительным и энергичным характером. Сколько раз ей уже удавалось, несмотря на все препятствия, поставить на своем. В упорстве она почти не уступала матери, которой в доме так побаивались.
Матиас так и не мог решить для себя: можно ли верить наблюдениям, подсказывающим ему, что девица Берта питает к нему склонность,— ведь Матиас на этом и строил все свои воздушные замки; иными словами: зародились ли в сердце девушки серьезные чувства, или же она просто считает его приятным молодым человеком, с которым стоит дружить ради развлечения и забавы. Что касается самого Матиаса, то он твердо решил во всем идти навстречу Берте и поощрять ее чувства, если они действительно существуют: слишком уж велик был возможный выигрыш, слишком очевидна выгода, и все это прекрасно совпадало с корыстными и честолюбивыми планами юноши. Матиас так долго был принужден подчиняться — теперь он хотел сам повелевать. Чтобы достигнуть этой цели, все средства были хороши.
Сможет ли он полюбить ее? Такого вопроса Матиас себе даже не задавал, а когда все же однажды спросил себя об этом, то ответил с полнейшим спокойствием истинно делового человека: «А почему бы мне не любить ее? Чем она плоха? Из нее, несомненно, выйдет хорошая хозяйка, а это главное. Чуть-чуть зла, чуть-чуть капризна — ну, с этим разумный человек всегда справится, как справляется мастер Виттельбах со своей нежной половиной. Красива ли она? Но красоту, как говорится, в котел не положишь! Да девушка не так уж дурна собой. Высокая, стройная, немножко, правда, худощава и лицо желтоватое, зато какие живые черные глаза, густые каштановые волосы... А когда нарядится в воскресное платье,— она ведь любит хорошо одеваться,— ну прямо картинка, ничего не скажешь! Любовь — она придет, если даже предположить, что ее еще нет. Но Матиас был твердо уверен, что уже любит Берту. Иначе почему бы она так часто ему снилась, почему бы он стремился каждый день видеть ее, встречаться с нею, почему бы ждал ее возвращения, когда она уходила из дому. В сердце его, несомненно, пускало ростки какое-то чувство, оно крепло, как ему казалось, с каждым днем.
Матиас решил предпринять серьезные шаги к сближению с дочерью мастера, и этим его намерениям вскоре дало новый толчок одно особое обстоятельство.
Оказалось, что у него есть соперник. Здесь же, совсем близко. Он, правда, не был особенно опасным. Но и в самом благородном сердце кроются свойственные человеку недобрые побуждения: Матиаса увлекала и забавляла мысль оттолкнуть в сторону соперника, оскорбить его этим, разозлить. Он мстил: этот человек столько лет мучил его, держал в ежовых рукавицах, так часто издевался над ним, так откровенно высказывал ему свое презрение.
Дело в том, что Оскар Брандт тоже мечтал о мамзель Берте или, вернее, о тех благах, какие мамзель Берта несла с собой. Вскоре после того как барышня Эмилия вышла замуж, Оскар Брандт, этот невзрачный брюнет с уже седеющими висками, старый холостяк, стал искать сближения с младшей дочерью мастера. Осторожно, обдуманно, с оглядкой, не спеша. Но, как было слышно и передавалось в мастерской из уст в уста, мамзель Берта заметила его намерения и вскоре весьма недвусмысленно дала ему понять, чтобы он не рассчитывал на ее благосклонность. Барышня была тогда моложе, выбор у нее — богаче, а господин Брандт не блистал ни молодостью, ни мужественной статью.
Брандт отступил. Но не навсегда. Он думал так: «Ну что ж! Хочешь искать и ждать — ищи и жди! У меня время терпит. Уведут тебя из дому — делать нечего. Л оставят здесь — я тут как тут. Мало ли девушек оказывались забытыми, мало ли разборчивых невест протягивали руку ранее отвергнутым женихам! Потом, через несколько лет, когда за входной дверью наступит тишина, когда засохшие цветы, пожелтевшие письма, поблекшие надежды обретут себе тихую могилу где-нибудь в ящике комода...»
Но вот господин Брандт стал замечать нечто такое, что его скорее злило, чем пугало. Мамзель Берта улыбалась этому мужлану, этому наглецу, который и так уже давно раздражал Брандта своим зазнайством. Правда, эта дружба не могла зайти далеко — тому порукой была бюргерская честь и гордость семейства Виттельбах.
Но как горько было господину Брандту сознавать, что другого пригрели там, откуда он, господин Брандт, был изгнан! Да еще кого пригрели!
Открытие, сделанное Оскаром Брандтом, принесло Матиасу Лутцу немало неприятностей. Старший подмастерье не удостаивал его ни единым приветливым словом, постоянно отпускал ему шпильки и исподтишка наносил удары в спину. При каждом удобном случае он старался, как только мог, очернить Матиаса перед Виттельбахом. К счастью, эта борьба была для Матиаса больше докучной, чем опасной. Он был достаточно силен и ловок, чтобы парировать удары, а доверие мастера к нему не так-то легко было поколебать. Ярость противника только подстрекала Матиаса — он теперь с удвоенной силой стремился к цели. Ибо месть сладка.

7 ДЕЛО У МАТИАСА ИДЕТ НА ЛАД
— Так кого же из вашего почтенного дома мы включим в список? Прежде всего, конечно, Берту. А вы что скажете, мама и папа? Осенью Йоа выглядит прямо божественно, зеленый лес в красных и желтых узорах! И ты, папа, не бойся — тебе не придется обливаться потом: сейчас осень, прохладно, и ни одна частичка твоей драгоценной особы не растает.
— А ночь я должен провести без отдыха? Благодарю покорно! — возразил мастер Виттельбах своей старшей дочери.— Знаю я эти загородные прогулки, особенно в Йоа: по дороге тебя так растрясет на камнях, что и костей не соберешь, а потом изволь бегать по лесу сломя голову, и спать уложат тебя на соломе или на сене — мерзни там в сырости, пока весь не закоченеешь. Да и удастся ли глаза сомкнуть? Вы, молодежь, болтаете и визжите всю ночь напролет... Нет, меня лучше оставьте в покое!
— И меня тоже,— решительно сказала мамаша.— Если бы куда-нибудь поближе, чтобы в тот же день вернуться. А то в Йоа! Ехать за тридцать верст, да еще и ночевать бог весть где! Нет, для этого и я уже слишком стара!
В глубине души Эмилия и Берта были очень довольны, что родители с ними не едут: сестрам тогда пришлось бы все время находиться под их присмотром, а это было бы очень скучно. Но для виду, приличия ради, сестры принялись их уговаривать и оспаривать их доводы. А когда и это не помогло, сестры, опять-таки приличия ради, сделали грустные мины. Они все же хотели бы, чтобы папа к ним присоединился,— он был приятным и веселым спутником. Но мама, с ее вечными нотациями, во время таких увеселений, когда молодежи хочется вздохнуть посвободнее, была сущим наказанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92