Конечно же, она не могла так быстро уснуть! Я снова постучала, уже сильнее, и дверь распахнулась, как бы приглашая меня войти.
Среди тени выступала массивная кровать под претенциозным балдахином. При мягком свете ночника была видна Викторина, недвижно лежащая поверх постели. Правда, платье она сняла, но на ней оставался еще ворох нижних юбок, а ее тонкая сорочка нескромно сползла с плеча, обнажая грудь больше, чем это допускали приличия.
Из волос ее даже не были вынуты шпильки, хотя некоторые пряди падали свободно. Она выглядела спящей, но так странно было это беспамятство – так мне показалось, – что я схватила ночник и, приблизившись, подняла над ней.
Сомнительно, чтобы такой глубокий сон был нормальным. Я дотронулась до ее плеча. Тело ее было холодным, хотя над верхней губой виднелось несколько маленьких капелек пота. Она слабо застонала и повернула голову.
Я поспешила зажечь большую лампу, и набросила на нее одеяло. Вспоминая вечер, я не могла вспомнить, много ли она выпила вина. Но где Амели, и почему она оставила свою хозяйку в таком состоянии?
Обходя постель, чтобы дернуть за шнур звонка, я натолкнулась на маленький столик. На пол с него скатился стакан, и на толстый ковер пролились остатки какой-то жидкости. Но упало и что-то еще. Я остановилась и подняла веер. Его пластины были очень толстыми, делая его гораздо тяжелее обычного. И тут одна из пластин сдвинулась в сторону, открывая небольшое углубление. В нем был порошок, и я, коснувшись его кончиком пальца, поднесла его к носу. Снова этот тошнотворный запах!
Я содрогнулась от того, что представилось моему воображению. Конечно же, Викторину не могли одурманить наркотиком против ее воли, а подобную улику – оставить открытой, чтобы ее мог обнаружить первый, кто войдет.
Я решительно позвонила. Поскольку Амели не было здесь, я понятия не имела, где ее искать. Но Хетти или другая служанка, которая придет на мой вызов, смогут найти горничную.
Я нервно ходила вперед-назад по комнате, и машинально вертела веер в руках. Затем, сообразив, что я делаю, я вернула пластинку на место и, едва раздался стук в дверь, положила веер на стол.
На мой вызов вошла Хетти.
– Ты не знаешь, где горничная мисс Соваж? Ее хозяйка заболела.
– Не знаю, мисс, – она покачала своей головой в чепце из стороны в сторону. – Может, я могу сделать что для леди? Тут есть дохтур Бич, прямо под холмом живет. Хотя время еще раннее, чтобы джентльмены вернулись…
Говоря так со мной, она подошла к постели и нагнулась взглянуть на Викторину, но с каким-то жадным любопытством, а отнюдь не с сочувствием. Затем я убедилась, что Хетти смотрит столь пристально не на лицо девушки, а на отталкивающее ожерелье, которое Викторина так любила, что носила почти постоянно – змею из золота и эмали.
Что же это? Наркотик, или она выпила слишком много вина? В любом случае звать незнакомого врача не хотелось. Но я могла обратиться к миссис Дивз. Едва я открыла рот, чтобы отдать Хетти распоряжение, как кто-то отбросил меня, протолкнувшись между нами обеими, словно для защиты своей госпожи – Амели, сжимая в руках небольшой котелок, смотрела на меня с яростью, позу ее можно было счесть оскорбительной.
– Зачем вы здесь? – резко спросила она по-французски. – Моя госпожа… для чего вы тревожите ее?
Но я не дала себя запугать.
– Она больна. Это не нормальный сон.
– Ну, конечно, она приняла один из своих порошков. Ее бедная головка так болела! Я пошла приготовить ей отвар. Я знаю, как надо лечить ее. А теперь вы разбудите ее, и боль вернется…
Амели теснила нас от кровати, продолжая держать перед собой котелок, словно он был оружием, которое она могла использовать для защиты Викторины.
Я услышала приглушенный вскрик Хетти. Женщина отшатнулась, не сводя глаз с запястья девушки, ее глаза расширились. Она уставилась на отвратительный браслет – паука, которому Амели выказывала такое же предпочтение среди украшений, как ее госпожа – змеиному ожерелью. С нечленораздельным криком Хетти выбежала из комнаты.
Амели улыбнулась и что-то произнесла на своем диалекте. Но улыбка ее мгновенно исчезла, когда она снова взглянула на меня.
– Я говорю правду. Моя госпожа спит. Скоро она проснется и захочет своего отвара. Тогда ее голове полегчает, и все с ней будет хорошо.
Я была уверена, что в ее взгляде сейчас читалась не столь забота о хозяйке, сколь холодная и расчетливая неприязнь ко мне. Однако ее объяснение звучало вполне резонно, и я была вынуждена согласиться с ним. Хотя оставалось еще несколько дней до того, как мистер Соваж присоединится к нам, я решила сообщить ему об этой сцене сразу, как только смогу.
Амели, держась почти нагло, проследовала за мной до двери, и захлопнула ее сразу, как только я вышла, так поднимают цепной мост замка перед неприятелем. Я продолжала гадать, вино так подействовало на Викторину или что-нибудь еще, но мне не хватало ни знаний, ни возможностей проверить подозрение.
Утром, когда я проснулась, воспоминания тут же вернулись. Одеваясь, я смотрела в высокое зеркало гардероба, но не замечала собственного изображения – передо мной как наяву маячил веер с потайным отделением. Как глупо, что я не захватила его с собой, когда уходила из комнаты Викторины! Сейчас я припоминала, что на крышечке этого отделения были инициалы, но это точно были не «В» или «С».
В комнате было холодно. Но миссис Дивз и мистер Соваж предупреждали, что весна в Сан-Франциско не означает тепло и благоухание. Здешние дамы долго носят меха, которые в других местах давно бывают сброшены. Поэтому я выбрала тяжелое платье из фиолетового шелка и шерсти, украшенное по юбке и корсажу бантами из темно-пурпурного бархата, и перед тем, как пройти в гостиную, накинула мамину шаль – ее сочные цвета, так же, как и ее тепло, подбодряли меня.
Викторина уже караулила у окна. Туман утром рассеялся, но день был серый, облачный. Она, однако, пребывала в радужном настроении, ее веселость подчеркивалась яркой голубизной платья.
– Магазины!.. Они уже открыты! Вас не тянет к ним, Тамарис? Смотрите… – Она указала на козетку, где лежали маленькая шляпка из бархата сапфирового цвета с перьями и свободный серый жакет с бантами и шиншилловым воротником. – Я уже готова. – Она закружилась так, что ленты на ее платье взметнулись в воздух – сущее дитя, предвкушающее обещанное лакомство.
Но миссис Дивз не разделяла ее энтузиазма. Во время завтрака наша менторша не появилась, и Викторина нервничала, поглядывая на дверь ее спальни, но та оставалась закрытой.
Я задала вопрос, который напрашивался сам собой:
– Как сегодня утром ваша голова?
– Моя голова? – повторила Викторина с легким недоумением. – О, вы имеете в виду мигрень?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Среди тени выступала массивная кровать под претенциозным балдахином. При мягком свете ночника была видна Викторина, недвижно лежащая поверх постели. Правда, платье она сняла, но на ней оставался еще ворох нижних юбок, а ее тонкая сорочка нескромно сползла с плеча, обнажая грудь больше, чем это допускали приличия.
Из волос ее даже не были вынуты шпильки, хотя некоторые пряди падали свободно. Она выглядела спящей, но так странно было это беспамятство – так мне показалось, – что я схватила ночник и, приблизившись, подняла над ней.
Сомнительно, чтобы такой глубокий сон был нормальным. Я дотронулась до ее плеча. Тело ее было холодным, хотя над верхней губой виднелось несколько маленьких капелек пота. Она слабо застонала и повернула голову.
Я поспешила зажечь большую лампу, и набросила на нее одеяло. Вспоминая вечер, я не могла вспомнить, много ли она выпила вина. Но где Амели, и почему она оставила свою хозяйку в таком состоянии?
Обходя постель, чтобы дернуть за шнур звонка, я натолкнулась на маленький столик. На пол с него скатился стакан, и на толстый ковер пролились остатки какой-то жидкости. Но упало и что-то еще. Я остановилась и подняла веер. Его пластины были очень толстыми, делая его гораздо тяжелее обычного. И тут одна из пластин сдвинулась в сторону, открывая небольшое углубление. В нем был порошок, и я, коснувшись его кончиком пальца, поднесла его к носу. Снова этот тошнотворный запах!
Я содрогнулась от того, что представилось моему воображению. Конечно же, Викторину не могли одурманить наркотиком против ее воли, а подобную улику – оставить открытой, чтобы ее мог обнаружить первый, кто войдет.
Я решительно позвонила. Поскольку Амели не было здесь, я понятия не имела, где ее искать. Но Хетти или другая служанка, которая придет на мой вызов, смогут найти горничную.
Я нервно ходила вперед-назад по комнате, и машинально вертела веер в руках. Затем, сообразив, что я делаю, я вернула пластинку на место и, едва раздался стук в дверь, положила веер на стол.
На мой вызов вошла Хетти.
– Ты не знаешь, где горничная мисс Соваж? Ее хозяйка заболела.
– Не знаю, мисс, – она покачала своей головой в чепце из стороны в сторону. – Может, я могу сделать что для леди? Тут есть дохтур Бич, прямо под холмом живет. Хотя время еще раннее, чтобы джентльмены вернулись…
Говоря так со мной, она подошла к постели и нагнулась взглянуть на Викторину, но с каким-то жадным любопытством, а отнюдь не с сочувствием. Затем я убедилась, что Хетти смотрит столь пристально не на лицо девушки, а на отталкивающее ожерелье, которое Викторина так любила, что носила почти постоянно – змею из золота и эмали.
Что же это? Наркотик, или она выпила слишком много вина? В любом случае звать незнакомого врача не хотелось. Но я могла обратиться к миссис Дивз. Едва я открыла рот, чтобы отдать Хетти распоряжение, как кто-то отбросил меня, протолкнувшись между нами обеими, словно для защиты своей госпожи – Амели, сжимая в руках небольшой котелок, смотрела на меня с яростью, позу ее можно было счесть оскорбительной.
– Зачем вы здесь? – резко спросила она по-французски. – Моя госпожа… для чего вы тревожите ее?
Но я не дала себя запугать.
– Она больна. Это не нормальный сон.
– Ну, конечно, она приняла один из своих порошков. Ее бедная головка так болела! Я пошла приготовить ей отвар. Я знаю, как надо лечить ее. А теперь вы разбудите ее, и боль вернется…
Амели теснила нас от кровати, продолжая держать перед собой котелок, словно он был оружием, которое она могла использовать для защиты Викторины.
Я услышала приглушенный вскрик Хетти. Женщина отшатнулась, не сводя глаз с запястья девушки, ее глаза расширились. Она уставилась на отвратительный браслет – паука, которому Амели выказывала такое же предпочтение среди украшений, как ее госпожа – змеиному ожерелью. С нечленораздельным криком Хетти выбежала из комнаты.
Амели улыбнулась и что-то произнесла на своем диалекте. Но улыбка ее мгновенно исчезла, когда она снова взглянула на меня.
– Я говорю правду. Моя госпожа спит. Скоро она проснется и захочет своего отвара. Тогда ее голове полегчает, и все с ней будет хорошо.
Я была уверена, что в ее взгляде сейчас читалась не столь забота о хозяйке, сколь холодная и расчетливая неприязнь ко мне. Однако ее объяснение звучало вполне резонно, и я была вынуждена согласиться с ним. Хотя оставалось еще несколько дней до того, как мистер Соваж присоединится к нам, я решила сообщить ему об этой сцене сразу, как только смогу.
Амели, держась почти нагло, проследовала за мной до двери, и захлопнула ее сразу, как только я вышла, так поднимают цепной мост замка перед неприятелем. Я продолжала гадать, вино так подействовало на Викторину или что-нибудь еще, но мне не хватало ни знаний, ни возможностей проверить подозрение.
Утром, когда я проснулась, воспоминания тут же вернулись. Одеваясь, я смотрела в высокое зеркало гардероба, но не замечала собственного изображения – передо мной как наяву маячил веер с потайным отделением. Как глупо, что я не захватила его с собой, когда уходила из комнаты Викторины! Сейчас я припоминала, что на крышечке этого отделения были инициалы, но это точно были не «В» или «С».
В комнате было холодно. Но миссис Дивз и мистер Соваж предупреждали, что весна в Сан-Франциско не означает тепло и благоухание. Здешние дамы долго носят меха, которые в других местах давно бывают сброшены. Поэтому я выбрала тяжелое платье из фиолетового шелка и шерсти, украшенное по юбке и корсажу бантами из темно-пурпурного бархата, и перед тем, как пройти в гостиную, накинула мамину шаль – ее сочные цвета, так же, как и ее тепло, подбодряли меня.
Викторина уже караулила у окна. Туман утром рассеялся, но день был серый, облачный. Она, однако, пребывала в радужном настроении, ее веселость подчеркивалась яркой голубизной платья.
– Магазины!.. Они уже открыты! Вас не тянет к ним, Тамарис? Смотрите… – Она указала на козетку, где лежали маленькая шляпка из бархата сапфирового цвета с перьями и свободный серый жакет с бантами и шиншилловым воротником. – Я уже готова. – Она закружилась так, что ленты на ее платье взметнулись в воздух – сущее дитя, предвкушающее обещанное лакомство.
Но миссис Дивз не разделяла ее энтузиазма. Во время завтрака наша менторша не появилась, и Викторина нервничала, поглядывая на дверь ее спальни, но та оставалась закрытой.
Я задала вопрос, который напрашивался сам собой:
– Как сегодня утром ваша голова?
– Моя голова? – повторила Викторина с легким недоумением. – О, вы имеете в виду мигрень?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69