Вся кожа от подбородка до лба являла собой сплошной разноцветный синяк. Я выглядела отвратительно, и поэтому быстро выронила зеркало.
– Придется носить вуаль, – я выдавила смешок, потрясенная более, чем хотела показать.
Но отражение словно отбросило меня из «сейчас и здесь» в недавнее прошлое. Безобразие, невольной участницей которого я была, оставило на мне свою печать, и я не могла убежать от воспоминаний.
Я воздержалась от вопросов, напротив, улеглась обратно на подушки, а когда Фентон ушла, вновь вызвала из памяти эти мрачные картины. Я спаслась… иначе я не была бы здесь. Но от чего я спаслась? Всего лишь от смерти.
Я не спаслась от унижения души и тела. Чувство замаранности осталось со мной, Я уже не та Тамарис Пенфолд, которой была всегда.
И Ален… что случилось с Аленом? Об этом я больше всего хотела спросить Фентон, но боялась ее ответа. Однако, следовало смотреть правде в лицо, какова бы та не была. Поэтому, когда Фентон вернулась с подносом, я собрала остатки мужества.
Я проголодалась, и меня манило то, что она предлагала. Из-за голода я сперва не обратила внимания на небольшую чашу на краю подноса. Затем она приковала к себе мой взгляд. Она была так невелика, что вполне могла бы уместиться у меня в горсти. Белая, с рельефным рисунком цветущих веток. Я видела такие прежде – сокровища знатных домов за полмира отсюда.
– Нефрит «баранье сало»… – пробормотала я. Это чудо искусства было творением какого-то китайского художника. Теперь в чаше стояли белые фиалки, их зеленые листья составляли лучшую раму для этой хрупкой красоты. Слезы выступили у меня на глазах, к горлу подкатили рыдания.
– Фентон!
Когда она подошла, я не могла совладать с дрожью в руках.
– В чем дело, мисс? Я принудила себя говорить естественным тоном.
– Фиалки… чаша… Она улыбнулась.
– Это хозяин прислал. Велел передать вам.
– Пожалуйста, Фентон, убери ее прочь! Она с тревогой уставилась на меня. Пусть себе думает, что я повредилась умом, что угодно – только пусть уберет это с глаз моих!
– Ну пожалуйста! – Меня больше не волновало, что подумает Фентон, я только хотела, чтобы чаша поскорее исчезла.
– Конечно, мисс. – Она вынесла чашу.
Аппетит мой пропал. Я раскрошила булочку, потыкала вилкой нежнейшего цыпленка, отпила глоток кофе. Пища теперь не имела вкуса, и глотать ее было больно.
– Фентон, я должна встать.
– Но мисс, доктор сказал… вы же почти ничего не съели.
– Я поняла, что совсем не голодна. И я должна встать… сейчас!
К несчастью, обнаружилось, что я все еще нуждаюсь в ее помощи. Я была очень слаба, и ей пришлось натягивать на меня чулки, обувать, помогать одеться.
– Будь добра, Фентон, темно-зеленое платье.
– Но вы не можете выйти, мисс! Вот ваш халат… Я решительно замотала головой.
– Нет, пожалуйста, платье.
Качая головой, она принесла его, застегнула корсаж, оправила юбку. Я старалась обдумать все, что нужно сделать, и как. Деньги отобрала у меня старуха. Как они были сейчас нужны! Что у меня было еще?
– Фентон, дай мою шкатулку с драгоценностями.
Мне нужна была пачка восточных банкнот, которая у меня оставалась. Я пересчитала их. Но я понятия не имела, сколько стоит билет на трансконтинентальный поезд. Хватит ли? А если нет, то у кого я могу взять в долг?
У меня в городе было пять знакомств, но к двум из них я не могла прибегнуть. Оставалось три, причем последнее было и ближайшим. Сжимая банкноты, я посмотрела на крутившуюся вокруг меня Фентон.
– Миссис Дивз сейчас здесь?
– Да, если не уехала с хозяином. Они так часто уезжают и приезжают…
– Попроси ее прийти сюда.
Фентон неохотно вышла. Но миссис Дивз объявилась со скоростью, предполагавшей немалый интерес к моим делам, просто ошеломляющий интерес. Она пристально разглядывала меня, но мне это было безразлично.
– Я так рада, что вы чувствуете себя лучше…
Я прервала ее жестом, отметающим необходимость в обмене любезностями. Для меня важна была только моя цель.
– Я должна попросить у вас денег в долг. – Возможно, это прозвучало довольно грубо, но чувствовалось – время работает против меня. – У меня остались только эти банкноты, других средств под рукой у меня нет. И я боюсь, что этого недостаточно, чтобы оплатить проезд на восток.
Она была поражена и явно захвачена врасплох, как будто эти слова были последним, что она ожидала от меня услышать. Но они доставили ей удовольствие – мое присутствие всегда было ей ненавистно.
– Вы собираетесь вернуться на восток… когда? – Теперь она выражалась так же прямо, как и я.
– Как можно скорее. Я, конечно, поеду поездом – весь вопрос в плате за проезд и пропитание.
– Вы обсуждали это с Аленом? – Она буквально сверлила меня взглядом.
– Здесь нечего обсуждать. Причин для моего пребывания здесь более не существует. И я не нахожу свой визит в Сан-Франциско столь приятным, чтобы его захотелось продлить. Что до мистера Соважа, то я оставлю ему письмо. Думаю, вы согласитесь, что это наилучший выход?
Она облизнула губы.
– Вы ничего не спрашиваете… касательно Викторины…
– То, что случилось, я постараюсь забыть, и чем скорее, тем лучше. Что до Викторины… полагаю, ее брат примет меры, чтобы ограничить ее действия.
Миссис Дивз покачала головой.
– Она уехала… со своим мужем… Эта тварь действительно ее муж. Ален посадил их вчера на борт «Тангуса», их доставят в Вест-Индию. Он не захотел, чтобы их осудили по закону – вышел бы слишком большой скандал. И оказалось, что Викторина вовсе не его сестра, не Соваж. Ему сообщил это кто-то, знающий обстоятельства ее рождения. Она – дочь любовника его мачехи. Узнав об этом, он счел, что у него нет причин держать ее вдали от избранного ею мужа.
Миссис Билл или миссис Плезант? Кто из них рассказал Алену правду? И если это миссис Билл, то почему Ален не узнал ее… хотя его знакомство с мачехой было мимолетным, а позднее эта женщина искусно маскировалась…
Теперь я, наверное, уже никогда и ничего толком не узнаю, но это не моя печаль.
– Сам мистер Соваж не пострадал?
Я задала единственный вопрос, который мог дать мне хоть немного душевного покоя. Однако голос мой был холоден и ровен, словно наши отношения никогда не были ближе, чем между работодателем и служащей. А может, это и вправду было так? Женщина, не имеющая опыта, в подобных вопросах так легко поддается самообману.
– Он получил несколько ссадин и легкую рану в руку. Ничего серьезного.
– Какая удача. Но вы окажете мне честь, выполнив мою просьбу? – Я не могла больше говорить с ней об Алене.
– Разумеется. Если вы решили уехать, Тереза может сегодня вечером проводить вас через бухту. Поезд на восток уходит завтра утром. Я дам вам денег.
– В долг. На востоке у меня есть накопления, из которых я вскоре расплачусь с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Придется носить вуаль, – я выдавила смешок, потрясенная более, чем хотела показать.
Но отражение словно отбросило меня из «сейчас и здесь» в недавнее прошлое. Безобразие, невольной участницей которого я была, оставило на мне свою печать, и я не могла убежать от воспоминаний.
Я воздержалась от вопросов, напротив, улеглась обратно на подушки, а когда Фентон ушла, вновь вызвала из памяти эти мрачные картины. Я спаслась… иначе я не была бы здесь. Но от чего я спаслась? Всего лишь от смерти.
Я не спаслась от унижения души и тела. Чувство замаранности осталось со мной, Я уже не та Тамарис Пенфолд, которой была всегда.
И Ален… что случилось с Аленом? Об этом я больше всего хотела спросить Фентон, но боялась ее ответа. Однако, следовало смотреть правде в лицо, какова бы та не была. Поэтому, когда Фентон вернулась с подносом, я собрала остатки мужества.
Я проголодалась, и меня манило то, что она предлагала. Из-за голода я сперва не обратила внимания на небольшую чашу на краю подноса. Затем она приковала к себе мой взгляд. Она была так невелика, что вполне могла бы уместиться у меня в горсти. Белая, с рельефным рисунком цветущих веток. Я видела такие прежде – сокровища знатных домов за полмира отсюда.
– Нефрит «баранье сало»… – пробормотала я. Это чудо искусства было творением какого-то китайского художника. Теперь в чаше стояли белые фиалки, их зеленые листья составляли лучшую раму для этой хрупкой красоты. Слезы выступили у меня на глазах, к горлу подкатили рыдания.
– Фентон!
Когда она подошла, я не могла совладать с дрожью в руках.
– В чем дело, мисс? Я принудила себя говорить естественным тоном.
– Фиалки… чаша… Она улыбнулась.
– Это хозяин прислал. Велел передать вам.
– Пожалуйста, Фентон, убери ее прочь! Она с тревогой уставилась на меня. Пусть себе думает, что я повредилась умом, что угодно – только пусть уберет это с глаз моих!
– Ну пожалуйста! – Меня больше не волновало, что подумает Фентон, я только хотела, чтобы чаша поскорее исчезла.
– Конечно, мисс. – Она вынесла чашу.
Аппетит мой пропал. Я раскрошила булочку, потыкала вилкой нежнейшего цыпленка, отпила глоток кофе. Пища теперь не имела вкуса, и глотать ее было больно.
– Фентон, я должна встать.
– Но мисс, доктор сказал… вы же почти ничего не съели.
– Я поняла, что совсем не голодна. И я должна встать… сейчас!
К несчастью, обнаружилось, что я все еще нуждаюсь в ее помощи. Я была очень слаба, и ей пришлось натягивать на меня чулки, обувать, помогать одеться.
– Будь добра, Фентон, темно-зеленое платье.
– Но вы не можете выйти, мисс! Вот ваш халат… Я решительно замотала головой.
– Нет, пожалуйста, платье.
Качая головой, она принесла его, застегнула корсаж, оправила юбку. Я старалась обдумать все, что нужно сделать, и как. Деньги отобрала у меня старуха. Как они были сейчас нужны! Что у меня было еще?
– Фентон, дай мою шкатулку с драгоценностями.
Мне нужна была пачка восточных банкнот, которая у меня оставалась. Я пересчитала их. Но я понятия не имела, сколько стоит билет на трансконтинентальный поезд. Хватит ли? А если нет, то у кого я могу взять в долг?
У меня в городе было пять знакомств, но к двум из них я не могла прибегнуть. Оставалось три, причем последнее было и ближайшим. Сжимая банкноты, я посмотрела на крутившуюся вокруг меня Фентон.
– Миссис Дивз сейчас здесь?
– Да, если не уехала с хозяином. Они так часто уезжают и приезжают…
– Попроси ее прийти сюда.
Фентон неохотно вышла. Но миссис Дивз объявилась со скоростью, предполагавшей немалый интерес к моим делам, просто ошеломляющий интерес. Она пристально разглядывала меня, но мне это было безразлично.
– Я так рада, что вы чувствуете себя лучше…
Я прервала ее жестом, отметающим необходимость в обмене любезностями. Для меня важна была только моя цель.
– Я должна попросить у вас денег в долг. – Возможно, это прозвучало довольно грубо, но чувствовалось – время работает против меня. – У меня остались только эти банкноты, других средств под рукой у меня нет. И я боюсь, что этого недостаточно, чтобы оплатить проезд на восток.
Она была поражена и явно захвачена врасплох, как будто эти слова были последним, что она ожидала от меня услышать. Но они доставили ей удовольствие – мое присутствие всегда было ей ненавистно.
– Вы собираетесь вернуться на восток… когда? – Теперь она выражалась так же прямо, как и я.
– Как можно скорее. Я, конечно, поеду поездом – весь вопрос в плате за проезд и пропитание.
– Вы обсуждали это с Аленом? – Она буквально сверлила меня взглядом.
– Здесь нечего обсуждать. Причин для моего пребывания здесь более не существует. И я не нахожу свой визит в Сан-Франциско столь приятным, чтобы его захотелось продлить. Что до мистера Соважа, то я оставлю ему письмо. Думаю, вы согласитесь, что это наилучший выход?
Она облизнула губы.
– Вы ничего не спрашиваете… касательно Викторины…
– То, что случилось, я постараюсь забыть, и чем скорее, тем лучше. Что до Викторины… полагаю, ее брат примет меры, чтобы ограничить ее действия.
Миссис Дивз покачала головой.
– Она уехала… со своим мужем… Эта тварь действительно ее муж. Ален посадил их вчера на борт «Тангуса», их доставят в Вест-Индию. Он не захотел, чтобы их осудили по закону – вышел бы слишком большой скандал. И оказалось, что Викторина вовсе не его сестра, не Соваж. Ему сообщил это кто-то, знающий обстоятельства ее рождения. Она – дочь любовника его мачехи. Узнав об этом, он счел, что у него нет причин держать ее вдали от избранного ею мужа.
Миссис Билл или миссис Плезант? Кто из них рассказал Алену правду? И если это миссис Билл, то почему Ален не узнал ее… хотя его знакомство с мачехой было мимолетным, а позднее эта женщина искусно маскировалась…
Теперь я, наверное, уже никогда и ничего толком не узнаю, но это не моя печаль.
– Сам мистер Соваж не пострадал?
Я задала единственный вопрос, который мог дать мне хоть немного душевного покоя. Однако голос мой был холоден и ровен, словно наши отношения никогда не были ближе, чем между работодателем и служащей. А может, это и вправду было так? Женщина, не имеющая опыта, в подобных вопросах так легко поддается самообману.
– Он получил несколько ссадин и легкую рану в руку. Ничего серьезного.
– Какая удача. Но вы окажете мне честь, выполнив мою просьбу? – Я не могла больше говорить с ней об Алене.
– Разумеется. Если вы решили уехать, Тереза может сегодня вечером проводить вас через бухту. Поезд на восток уходит завтра утром. Я дам вам денег.
– В долг. На востоке у меня есть накопления, из которых я вскоре расплачусь с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69