Ага, вот фотография Констанции Идальго. Про нее было сказано, что она выполняла вспомогательную работу в кафетерии и состояла членом клуба кулинаров. Больше ничего. Ни музыки, ни драмы, ни спорта. Роза всматривалась в лицо Конни. Даже делая скидку на то, что фотография была нечеткая, Роза поразилась несходству с той соблазнительной красоткой рядом с Билли. Молинаро. Неудивительно, что без подсказки она ее не узнала.
Она еще раз посмотрела на снимок в рамке. Рот такой же, глаза тоже, но лицо в ежегоднике было значительно круглее. Как будто кто-то обточил девичью простоту Конни.
Роза положила ежегодник на кровать и закончила осмотр комнаты. Ничего другого интересного она не нашла ни в книжном шкафу, ни на полу. Она открыла небольшой чуланчик. Рядом с двумя платьями для беременных висели довольно шикарные костюмы, все шестого размера, и лежало не меньше дюжины различных туфель. Если Роза видела одежду Конни, которую та решила не перевозить к Билли Молинаро, то, значит, бывшая вспомогательная работница кафетерия и член кулинарного клуба превратилась в очень хорошо одетую даму.
На полу чуланчика, как и по всей комнате, валялось много мягких игрушек. Роза так никогда и не узнает, что привлекло ее внимание или какой инстинкт заставил ее нагнуться и раздвинуть кучу плюшевых зверюшек. Но там под медведями, снежными леопардами и птицами стояла коробка от обуви, перетянутая резиновыми кольцами.
А внутри этой коробки находился дневник.
* * *
Мэт порадовал свою секретаршу тем, что сразу после обеда отпустил ее домой. Потом он разделил с Сарой бутерброд с мясом и поджаренные в масле картофельные палочки, которые он купил по дороге, и некоторое время болтал с ней на совершенно несущественные темы.
– Вам обязательно надо скоро отправляться в больницу? – спросил он, наливая в две чашки кофе из электрического кофейника.
– Мне надо провести запись некоторых пациентов для их посещения на дому, кое-что надиктовать и забрать свой велик. Но еще немного я могу побыть здесь.
– Хорошо. Нам надо кое-что обсудить.
– Например, отказ от этого дела?
– Например, мне бы хотелось яснее понять, как функционируют страховые компании вроде ОВМЗ.
Сара видела, как на протяжении последних шести недель нарастало напряжение у ее адвоката. При их первой встрече, ее невиновность... все это дело... казались настолько очевидными, настолько простыми. А теперь? Теперь она отпила кофе и попросила его продолжать.
– Во-первых, – сказал он, – хочу, чтобы вы знали, что я чувствую какую-то грязную возню во всем этом деле, думаю, кто-то подставил Квонга Тян-Вена, чтобы и он сам, и вы выглядели виновными за случившееся с тремя женщинами с ВСК.
– Но при сложившихся обстоятельствах у нас нет доказательств, что мы с ним не несем ответственности. У нас только слово Тян-Вена.
– И его семьи. Мы можем подготовиться к защите, основанной на предпосылке, что кто-то пытается взвалить на нас вину. Но такая защита обречена без знания, кто это делает и почему.
– Значит, если мы перенесем это в суд, то проиграем.
– Сара, мы действительно в трудном положении. – Он смолк, сжав кулаки.
– Но послушайте, – встрепенулась она, – не вы ли говорили мне, что чаще всего правовая система способна отсортировать правду от неправды?
– Чаще всего не значит – всегда. В данном случае дело обстоит не так просто. Тян-Вен дышит на ладан. Он часто теряется. Может быть, я смогу получить справку от доктора, чтобы не тянуть его в суд для дачи показаний. Но это, может быть, и не удастся, потому что в последнее время он несколько окреп. Но даже если это получится, Мэллон просто возьмет у него показания на дому, возможно с видеозаписью. Так или иначе, но присяжные заседатели смогут близко и лично познакомиться с ним, как они выражаются.
– Но как Мэллон объяснит, что так много, женщин, принимавших мои лекарства, не столкнулись ни с какими проблемами?
– Он объяснит, что не та травка или несколько трав оказали воздействие на одних женщин и по каким-то причинам не сказались на других. В такой ситуации он просто должен отреагировать наиболее эффективным образом. И необязательно правдиво. И когда на их стороне Лиза Грейсон, а Квонг Тян-Вен на нашей, и когда присяжные заседатели склонны думать, что речь идет об удовлетворении претензий к страховым компаниям с несметными фондами, а не к живым рядовым людям, то боюсь, что дело сведется к тому, что нам придется доказывать, что мы не виноваты. Теперь я понимаю тактику Мэллона.
Он взял бейсбольный мяч и перчатку, начал ходить по комнате, кидая мяч одной рукой и ловя его другой, продолжая рассуждать вслух:
– Эта милая молодая художница с двумя здоровыми крепкими руками и здоровым плодом полностью доверилась доктору Саре Болдуин. Доктор Болдуин делает что-то непривычное и необычное с этой милой беременной молодой художницей с двумя сильными руками... что-то, что далеко выходит за рамки норм, принятых среди врачей. И вдруг эта милая молодая художница теряет своего ребенка и правую руку. Поскольку ничего другого не произошло во время беременности этой симпатичной молодой художницы, постольку доктор Болдуин должна доказать суду, что не она виновница этой трагедии.
– Звучит ужасно.
– С юридической стороны это небольшое передергивание в конце называется так – «вещи и дела говорят сами за себя». Это – ствол юридического ружья, в который ни один адвокат защиты не хотел бы заглядывать. Но это случается – во всяком случае, я читал об этом в отчетах о судебных разбирательствах случаев преступной небрежности при лечении.
– Я полагала, что невиновна, пока не будет доказано обратное.
– Если Мэллон убедит судью согласиться с принципом «вещи и дела говорят сами за себя», а мы не сможем доказать, что вы невиновны, тогда мы и спеклись. Более того, если мы проиграем в этом случае, то почти наверняка другие две семьи нацелятся на остатки ваших страховых средств и на любое другое имущество, которое у вас есть или когда-либо может быть. – Он перестал ходить по комнате и опустился в кресло.
– Как вы думаете, что делать? – спросила она.
– Перед тем как я отвечу на этот вопрос, вам надо узнать еще об одном. Это связано с Уиллисом Грейсоном и беспокоит меня почти с начала нашего дела. Наконец, сегодня, когда я увидел в зале суда его и его армию адвокатов, думаю, я понял, в чем дело, Сара: ему мало, чтобы вы проиграли это дело, он хочет вас похоронить.
– Не... не понимаю, – произнесла она, вся похолодев.
– Насколько я понимаю, у Грейсона денег больше, чем у Христа, правильно?
– Полагаю, что так.
– Уверен, что он ничего не имеет против получить шестьдесят процентов огромного гонорара присяжных заседателей. Но догадываюсь, что это все равно не сравнится с процентами, которые набегают на суммы, находящиеся на его личном счету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Она еще раз посмотрела на снимок в рамке. Рот такой же, глаза тоже, но лицо в ежегоднике было значительно круглее. Как будто кто-то обточил девичью простоту Конни.
Роза положила ежегодник на кровать и закончила осмотр комнаты. Ничего другого интересного она не нашла ни в книжном шкафу, ни на полу. Она открыла небольшой чуланчик. Рядом с двумя платьями для беременных висели довольно шикарные костюмы, все шестого размера, и лежало не меньше дюжины различных туфель. Если Роза видела одежду Конни, которую та решила не перевозить к Билли Молинаро, то, значит, бывшая вспомогательная работница кафетерия и член кулинарного клуба превратилась в очень хорошо одетую даму.
На полу чуланчика, как и по всей комнате, валялось много мягких игрушек. Роза так никогда и не узнает, что привлекло ее внимание или какой инстинкт заставил ее нагнуться и раздвинуть кучу плюшевых зверюшек. Но там под медведями, снежными леопардами и птицами стояла коробка от обуви, перетянутая резиновыми кольцами.
А внутри этой коробки находился дневник.
* * *
Мэт порадовал свою секретаршу тем, что сразу после обеда отпустил ее домой. Потом он разделил с Сарой бутерброд с мясом и поджаренные в масле картофельные палочки, которые он купил по дороге, и некоторое время болтал с ней на совершенно несущественные темы.
– Вам обязательно надо скоро отправляться в больницу? – спросил он, наливая в две чашки кофе из электрического кофейника.
– Мне надо провести запись некоторых пациентов для их посещения на дому, кое-что надиктовать и забрать свой велик. Но еще немного я могу побыть здесь.
– Хорошо. Нам надо кое-что обсудить.
– Например, отказ от этого дела?
– Например, мне бы хотелось яснее понять, как функционируют страховые компании вроде ОВМЗ.
Сара видела, как на протяжении последних шести недель нарастало напряжение у ее адвоката. При их первой встрече, ее невиновность... все это дело... казались настолько очевидными, настолько простыми. А теперь? Теперь она отпила кофе и попросила его продолжать.
– Во-первых, – сказал он, – хочу, чтобы вы знали, что я чувствую какую-то грязную возню во всем этом деле, думаю, кто-то подставил Квонга Тян-Вена, чтобы и он сам, и вы выглядели виновными за случившееся с тремя женщинами с ВСК.
– Но при сложившихся обстоятельствах у нас нет доказательств, что мы с ним не несем ответственности. У нас только слово Тян-Вена.
– И его семьи. Мы можем подготовиться к защите, основанной на предпосылке, что кто-то пытается взвалить на нас вину. Но такая защита обречена без знания, кто это делает и почему.
– Значит, если мы перенесем это в суд, то проиграем.
– Сара, мы действительно в трудном положении. – Он смолк, сжав кулаки.
– Но послушайте, – встрепенулась она, – не вы ли говорили мне, что чаще всего правовая система способна отсортировать правду от неправды?
– Чаще всего не значит – всегда. В данном случае дело обстоит не так просто. Тян-Вен дышит на ладан. Он часто теряется. Может быть, я смогу получить справку от доктора, чтобы не тянуть его в суд для дачи показаний. Но это, может быть, и не удастся, потому что в последнее время он несколько окреп. Но даже если это получится, Мэллон просто возьмет у него показания на дому, возможно с видеозаписью. Так или иначе, но присяжные заседатели смогут близко и лично познакомиться с ним, как они выражаются.
– Но как Мэллон объяснит, что так много, женщин, принимавших мои лекарства, не столкнулись ни с какими проблемами?
– Он объяснит, что не та травка или несколько трав оказали воздействие на одних женщин и по каким-то причинам не сказались на других. В такой ситуации он просто должен отреагировать наиболее эффективным образом. И необязательно правдиво. И когда на их стороне Лиза Грейсон, а Квонг Тян-Вен на нашей, и когда присяжные заседатели склонны думать, что речь идет об удовлетворении претензий к страховым компаниям с несметными фондами, а не к живым рядовым людям, то боюсь, что дело сведется к тому, что нам придется доказывать, что мы не виноваты. Теперь я понимаю тактику Мэллона.
Он взял бейсбольный мяч и перчатку, начал ходить по комнате, кидая мяч одной рукой и ловя его другой, продолжая рассуждать вслух:
– Эта милая молодая художница с двумя здоровыми крепкими руками и здоровым плодом полностью доверилась доктору Саре Болдуин. Доктор Болдуин делает что-то непривычное и необычное с этой милой беременной молодой художницей с двумя сильными руками... что-то, что далеко выходит за рамки норм, принятых среди врачей. И вдруг эта милая молодая художница теряет своего ребенка и правую руку. Поскольку ничего другого не произошло во время беременности этой симпатичной молодой художницы, постольку доктор Болдуин должна доказать суду, что не она виновница этой трагедии.
– Звучит ужасно.
– С юридической стороны это небольшое передергивание в конце называется так – «вещи и дела говорят сами за себя». Это – ствол юридического ружья, в который ни один адвокат защиты не хотел бы заглядывать. Но это случается – во всяком случае, я читал об этом в отчетах о судебных разбирательствах случаев преступной небрежности при лечении.
– Я полагала, что невиновна, пока не будет доказано обратное.
– Если Мэллон убедит судью согласиться с принципом «вещи и дела говорят сами за себя», а мы не сможем доказать, что вы невиновны, тогда мы и спеклись. Более того, если мы проиграем в этом случае, то почти наверняка другие две семьи нацелятся на остатки ваших страховых средств и на любое другое имущество, которое у вас есть или когда-либо может быть. – Он перестал ходить по комнате и опустился в кресло.
– Как вы думаете, что делать? – спросила она.
– Перед тем как я отвечу на этот вопрос, вам надо узнать еще об одном. Это связано с Уиллисом Грейсоном и беспокоит меня почти с начала нашего дела. Наконец, сегодня, когда я увидел в зале суда его и его армию адвокатов, думаю, я понял, в чем дело, Сара: ему мало, чтобы вы проиграли это дело, он хочет вас похоронить.
– Не... не понимаю, – произнесла она, вся похолодев.
– Насколько я понимаю, у Грейсона денег больше, чем у Христа, правильно?
– Полагаю, что так.
– Уверен, что он ничего не имеет против получить шестьдесят процентов огромного гонорара присяжных заседателей. Но догадываюсь, что это все равно не сравнится с процентами, которые набегают на суммы, находящиеся на его личном счету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117