А вот если бы клей "Момент" стоил тысячу долларов за
флакон, его охотно нюхала бы вся московская золотая молодежь и на
презентациях и фуршетах считалось бы изысканным распространять вокруг
себя летучий химический запах, жаловаться на отмирание нейронов
головного мозга и надолго уединяться в туалете. Кислотные журналы
посвящали бы пронзительные cover stories эстетике пластикового пакета,
надеваемого на голову при этой процедуре (писал бы, понятно, Саша Бло),
и тихонько подверстывали бы в эти материалы рекламу каких-нибудь
часиков, трусиков и одеколончиков...
- О! - воскликнул Татарский, хлопнул себя по лбу, вытащил записную
книжку и открыл ее на букве "О":
Одеколоны молодежной линии (независимо от производителя), -
записал он. - Связать с деньгами и императором Веспасианом (налог
на сортиры, слоган "Деньги не пахнут"). Видеоряд произвольный.
Пример:
ДЕНЬГИ ПАХНУТ!
"БЕНДЖАМИН"
НОВЫЙ ОДЕКОЛОН ОТ ХУГО БОСС
Спрятав книжку, он почувствовал, что пик мерзостного ощущения уже
прошел и он вполне в силах дойти до стойки и взять что-нибудь выпить.
Ему хотелось текилы, но, добравшись до бармена, он почему-то взял
"смирновки", которую терпеть не мог. Проглотив порцию прямо у стойки, он
взял еще одну и пошел назад к своему столу. У него успел появиться
сосед, мужик лет сорока с длинными сальными волосами и бородкой, одетый
в какую-то несуразную курточку с вышивкой, - по виду типичный бывший
хиппи, один из тех, кто не сумел вписаться ни в прошлое, ни в настоящее.
На шее у него висел большой медный крест.
- Простите, - сказал Татарский, - я здесь сидел.
- И садись на здоровье, - сказал сосед. - Тебе что, весь стол
нужен?
Татарский пожал плечами и сел напротив.
- Меня Григорием зовут, - приветливо сказал сосед.
Татарский поднял на него утомленные глаза.
- Вова, - сказал он.
Встретившись с ним взглядом, Григорий нахмурился и жалостливо
покачал головой.
- Во как колбасит тебя, - сказал он. - Нюхаешь?
- Так, - сказал Татарский. - Бывает изредка.
- Дурак, - сказал Григорий. - Ты только подумай: слизистая оболочка
носа - почти что открытый мозг... А откуда этот порошок взялся и кто в
него какими местами лазил, ты думал когда-нибудь?
- Только что, - признался Татарский. - А что значит - какими
местами? Какими в него местами лазить можно, кроме носа?
Григорий оглянулся по сторонам, вытащил из-под стола бутылку водки
и сделал большой глоток из горлышка.
- Может, знаешь, был такой писатель американский - Харольд Роббинс?
- спросил он, пряча бутылку.
- Нет, - ответил Татарский.
- Мудак он полный. Но его читают все учительницы английского.
Поэтому в Москве так много его книжек, а дети так плохо знают язык. У
него в одном романе фигурировал негр, ебырь-профессионал, который тянул
богатых белых теток. Так этот негр перед процедурой посыпал свою...
- Понял, не надо, - проговорил Татарский. - Меня вырвет сейчас.
- ...свою огромную черную залупу чистым кокаином, - с удовольствием
договорил Григорий. - Ты спросишь: при чем здесь этот негр? Я тебе
отвечу. Я недавно "Розу Мира" перечитывал, то место, где о народной
душе. Андреев писал, что она женщина и зовут ее Навна. Так мне потом
видение было - лежит она как бы во сне, на белом таком камне, и
склонился над ней такой черный, смутно видимый, с короткими крыльями,
лица не разобрать, и, значит, ее...
Григорий притянул руками к животу невидимый штурвал.
- Хочешь знать, что вы все употребляете? - прошептал он, приближая
к Татарскому искаженное лицо. - Вот именно. То, чем он себе посыпает. И
в тот момент, когда он всовывает, вы колете и нюхаете. А когда он
вынимает, вы бегаете и ищете, где бы взять... А он все всовывает и
вынимает, всовывает и вынимает...
Татарский наклонился в просвет между столом и лавкой, и его
вырвало. Осторожно поднял глаза на бармена: тот был занят разговором с
кем-то из посетителей и вроде ничего не заметил. Поглядев по сторонам,
он увидел на стене рекламный плакат. Изображен на нем был поэт Тютчев в
пенсне, со стаканом в руке и пледом на коленях. Его
проницательно-грустный взгляд был устремлен в окно, а свободной рукой он
гладил сидящую рядом собаку. Странным, однако, казалось то, что кресло
Тютчева стояло не на полу) а на потолке. Татарский опустил взгляд чуть
ниже и прочел слоган:
UMOM ROSSIJU NYE PONYAT,
V ROSSIJU MOJNO TOLKO VYERIT.
"SMIRNOFF"
Все было спокойно. Татарский разогнулся. Он чувствовал себя
значительно лучше. Григорий откинулся назад и сделал еще один глоток из
бутылки.
- Отвратительно, - констатировал он. - Жить надо чисто.
- Да? А как это? - спросил Татарский, вытирая рот салфеткой.
- Только ЛСД. Только на кишку, и только с молитвой.
Татарский помотал головой, как вылезшая из воды собака.
- Где ж его взять-то?
- Как где? - оскорбился Григорий. - Ну-ка, перелезай сюда.
Татарский послушно встал со своего места, обошел вокруг стола и
подсел к нему.
- Я их уже восемь лет собираю, - сказал Григорий, вынимая из-под
куртки небольшой альбом для марок. - Глянь-ка.
Татарский раскрыл альбом.
- Ни фига себе, - сказал он. - Сколько их тут разных.
- Это что, - сказал Григорий. - У меня здесь только на обмен и на
продажу. А дома у меня две полки таких альбомчиков.
- А они что, все по-разному действуют?
Григорий кивнул.
- А почему?
- Во-первых, разный химический состав. Я сам глубоко не вникал, но
к кислоте всегда что-то подмешано. Фенаминчик там, барбитура или еще
что. А когда все вместе действует, эффект получается кумулятивный. Но
все-таки самое главное - это рисунок. Ты ведь никуда не можешь деться от
факта, что глотаешь Мэла Гибсона или красную гвоздику, понимаешь? Твой
ум это помнит. И когда кислота до него доходит, все идет по намеченному
руслу. Трудно объяснить... Ты ее вообще ел хоть раз?
- Нет, - сказал Татарский. - Я больше по мухоморам.
Григорий вздрогнул и перекрестился.
- Тогда чего тебе рассказывать, - сказал он, поднимая на Татарского
недоверчивый взгляд. - Сам понимать должен.
- Да я понимаю, понимаю, - сказал Татарский небрежно. - А вот эти,
с черепом и костями, их тоже кто-то берет? Есть любители?
- Всякие берут. Люди ведь тоже всякие.
Татарский перевернул страницу.
- Ух ты, красота какая, - сказал он. - Это Алиса в Стране чудес?
- Ага. Только это блок. Двадцать пять доз. Дорогой. Вот эта
хорошая, с распятием. Только не знаю, как она на твои мухоморы ляжет. С
Гитлером не советую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
флакон, его охотно нюхала бы вся московская золотая молодежь и на
презентациях и фуршетах считалось бы изысканным распространять вокруг
себя летучий химический запах, жаловаться на отмирание нейронов
головного мозга и надолго уединяться в туалете. Кислотные журналы
посвящали бы пронзительные cover stories эстетике пластикового пакета,
надеваемого на голову при этой процедуре (писал бы, понятно, Саша Бло),
и тихонько подверстывали бы в эти материалы рекламу каких-нибудь
часиков, трусиков и одеколончиков...
- О! - воскликнул Татарский, хлопнул себя по лбу, вытащил записную
книжку и открыл ее на букве "О":
Одеколоны молодежной линии (независимо от производителя), -
записал он. - Связать с деньгами и императором Веспасианом (налог
на сортиры, слоган "Деньги не пахнут"). Видеоряд произвольный.
Пример:
ДЕНЬГИ ПАХНУТ!
"БЕНДЖАМИН"
НОВЫЙ ОДЕКОЛОН ОТ ХУГО БОСС
Спрятав книжку, он почувствовал, что пик мерзостного ощущения уже
прошел и он вполне в силах дойти до стойки и взять что-нибудь выпить.
Ему хотелось текилы, но, добравшись до бармена, он почему-то взял
"смирновки", которую терпеть не мог. Проглотив порцию прямо у стойки, он
взял еще одну и пошел назад к своему столу. У него успел появиться
сосед, мужик лет сорока с длинными сальными волосами и бородкой, одетый
в какую-то несуразную курточку с вышивкой, - по виду типичный бывший
хиппи, один из тех, кто не сумел вписаться ни в прошлое, ни в настоящее.
На шее у него висел большой медный крест.
- Простите, - сказал Татарский, - я здесь сидел.
- И садись на здоровье, - сказал сосед. - Тебе что, весь стол
нужен?
Татарский пожал плечами и сел напротив.
- Меня Григорием зовут, - приветливо сказал сосед.
Татарский поднял на него утомленные глаза.
- Вова, - сказал он.
Встретившись с ним взглядом, Григорий нахмурился и жалостливо
покачал головой.
- Во как колбасит тебя, - сказал он. - Нюхаешь?
- Так, - сказал Татарский. - Бывает изредка.
- Дурак, - сказал Григорий. - Ты только подумай: слизистая оболочка
носа - почти что открытый мозг... А откуда этот порошок взялся и кто в
него какими местами лазил, ты думал когда-нибудь?
- Только что, - признался Татарский. - А что значит - какими
местами? Какими в него местами лазить можно, кроме носа?
Григорий оглянулся по сторонам, вытащил из-под стола бутылку водки
и сделал большой глоток из горлышка.
- Может, знаешь, был такой писатель американский - Харольд Роббинс?
- спросил он, пряча бутылку.
- Нет, - ответил Татарский.
- Мудак он полный. Но его читают все учительницы английского.
Поэтому в Москве так много его книжек, а дети так плохо знают язык. У
него в одном романе фигурировал негр, ебырь-профессионал, который тянул
богатых белых теток. Так этот негр перед процедурой посыпал свою...
- Понял, не надо, - проговорил Татарский. - Меня вырвет сейчас.
- ...свою огромную черную залупу чистым кокаином, - с удовольствием
договорил Григорий. - Ты спросишь: при чем здесь этот негр? Я тебе
отвечу. Я недавно "Розу Мира" перечитывал, то место, где о народной
душе. Андреев писал, что она женщина и зовут ее Навна. Так мне потом
видение было - лежит она как бы во сне, на белом таком камне, и
склонился над ней такой черный, смутно видимый, с короткими крыльями,
лица не разобрать, и, значит, ее...
Григорий притянул руками к животу невидимый штурвал.
- Хочешь знать, что вы все употребляете? - прошептал он, приближая
к Татарскому искаженное лицо. - Вот именно. То, чем он себе посыпает. И
в тот момент, когда он всовывает, вы колете и нюхаете. А когда он
вынимает, вы бегаете и ищете, где бы взять... А он все всовывает и
вынимает, всовывает и вынимает...
Татарский наклонился в просвет между столом и лавкой, и его
вырвало. Осторожно поднял глаза на бармена: тот был занят разговором с
кем-то из посетителей и вроде ничего не заметил. Поглядев по сторонам,
он увидел на стене рекламный плакат. Изображен на нем был поэт Тютчев в
пенсне, со стаканом в руке и пледом на коленях. Его
проницательно-грустный взгляд был устремлен в окно, а свободной рукой он
гладил сидящую рядом собаку. Странным, однако, казалось то, что кресло
Тютчева стояло не на полу) а на потолке. Татарский опустил взгляд чуть
ниже и прочел слоган:
UMOM ROSSIJU NYE PONYAT,
V ROSSIJU MOJNO TOLKO VYERIT.
"SMIRNOFF"
Все было спокойно. Татарский разогнулся. Он чувствовал себя
значительно лучше. Григорий откинулся назад и сделал еще один глоток из
бутылки.
- Отвратительно, - констатировал он. - Жить надо чисто.
- Да? А как это? - спросил Татарский, вытирая рот салфеткой.
- Только ЛСД. Только на кишку, и только с молитвой.
Татарский помотал головой, как вылезшая из воды собака.
- Где ж его взять-то?
- Как где? - оскорбился Григорий. - Ну-ка, перелезай сюда.
Татарский послушно встал со своего места, обошел вокруг стола и
подсел к нему.
- Я их уже восемь лет собираю, - сказал Григорий, вынимая из-под
куртки небольшой альбом для марок. - Глянь-ка.
Татарский раскрыл альбом.
- Ни фига себе, - сказал он. - Сколько их тут разных.
- Это что, - сказал Григорий. - У меня здесь только на обмен и на
продажу. А дома у меня две полки таких альбомчиков.
- А они что, все по-разному действуют?
Григорий кивнул.
- А почему?
- Во-первых, разный химический состав. Я сам глубоко не вникал, но
к кислоте всегда что-то подмешано. Фенаминчик там, барбитура или еще
что. А когда все вместе действует, эффект получается кумулятивный. Но
все-таки самое главное - это рисунок. Ты ведь никуда не можешь деться от
факта, что глотаешь Мэла Гибсона или красную гвоздику, понимаешь? Твой
ум это помнит. И когда кислота до него доходит, все идет по намеченному
руслу. Трудно объяснить... Ты ее вообще ел хоть раз?
- Нет, - сказал Татарский. - Я больше по мухоморам.
Григорий вздрогнул и перекрестился.
- Тогда чего тебе рассказывать, - сказал он, поднимая на Татарского
недоверчивый взгляд. - Сам понимать должен.
- Да я понимаю, понимаю, - сказал Татарский небрежно. - А вот эти,
с черепом и костями, их тоже кто-то берет? Есть любители?
- Всякие берут. Люди ведь тоже всякие.
Татарский перевернул страницу.
- Ух ты, красота какая, - сказал он. - Это Алиса в Стране чудес?
- Ага. Только это блок. Двадцать пять доз. Дорогой. Вот эта
хорошая, с распятием. Только не знаю, как она на твои мухоморы ляжет. С
Гитлером не советую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74