ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


YOU ALWAYS GET BACK TO THE BASICS*.
--------------
* Мы всегда возвращаемся к основе (англ.).

То, что весь подразумеваемый эволюционный ряд надписей был просто
опущен, восхищало Татарского - он чувствовал за этой лаконичностью тень
мастера. Кроме того, несмотря на рискованную пограничность темы, в
тексте не было и тени фрейдизма.
Неизвестным мастером, вполне возможно, был один из его двух коллег
криэйторов, работавших у Ханина. Их звали Сережа и Малюта, и они были
практически полной противоположностью друг другу. Сережа, невысокий
худой блондин в золотых очках) изо всех сил старался походить на
западного копирайтера, а поскольку он не знал, что из себя представляет
западный копирайтер, и следовал исключительно своим странным
представлениям на этот счет, он производил впечатление чего-то
трогательно русского и почти вымершего.
Малюта, здоровый жлоб в затертом джинсовом костюме, был товарищем
Татарского по несчастью - он тоже пострадал от тяги родителей-романтиков
к неожиданным и редким именам. Но это их не сблизило. Когда он заговорил
с Татарским на свою любимую тему, о геополитике, Татарский сказал, что,
по его мнению, ее основным содержанием является неразрешимый конфликт
правого полушария с левым, который бывает у некоторых людей от рождения.
После этого Малюта стал держаться с ним недружелюбно.
Малюта был вообще человек пугающий. Он был пламенным антисемитом,
но не потому, что у него были какие-то причины не любить евреев, а
потому, что он изо всех сил старался поддерживать имидж патриота,
логично полагая, что другого пути у человека с именем "Малюта" нет. А
все аналитические таблоиды, в которых Малюта встречал описание мира,
соглашались, что антисемитизм - непременная черта патриотического
имиджа. Поэтому, в результате долгих усилий по формированию своего
образа, Малюта стал больше всего напоминать злодея из ливанской мафии в
тупом малобюджетном боевике, что заставило Татарского всерьез задуматься
- так ли уж тупы эти малобюджетные боевики, если они ухитряются
трансформировать реальность в свое подобие.
Знакомясь, Татарский и двое сотрудников Ханина обменялись папочками
со своими работами; в этом было что-то от взаимного позиционирования
собак, обнюхивающих друг друга при первой встрече. Листая работы из
Малютиной папочки, Татарский несколько раз вздрагивал. То самое будущее,
которое он игриво описал в концепции для "Спрайта" (кокошник
ложнославянской эстетики, все яснее видный сквозь черные дымы военного
переворота), вставало с этих отпечатанных под копирку страниц в полный
рост. Особенно Татарского потряс сценарий клипа для мотоциклов
"Харлей-Давид сон":

Улица небольшого русского городка. На переднем плане -
несколько расплывающийся, не в фокусе, мотоцикл, нависающий над
зрителем. Вдалеке возвышается церковь, звонит колокол. Только
что кончилась служба, и народ идет по улице вниз. Среди прохожих
двое молодых людей в красных рубахах навыпуск - возможно, курсанты
военного училища на отдыхе. Крупно: у каждого в руках по
подсолнуху. Крупно: рот, сплевывающий лузгу. Крупно: передний
план - руль и бензобак мотоцикла, позади - наши герои, озадаченно
глядящие на мотоцикл. Крупно: пальцы, выламывающие семечки из
подсолнуха. Крупно: герои переглядываются; один говорит другому:
- А у нас во взводе сержант был по фамилии Харлей. Зверь был
мужик. Но спился.
- Чего так? - спрашивает второй.
- Того. Нет сейчас жизни русскому человеку.
Следующий кадр - из двери дома выходит огромных размеров
хасид в черной кожаной куртке, черной широкополой шляпе и с
пейсами. Рядом с ним наши герои кажутся маленькими и худенькими -
они непроизвольно пятятся. Хасид садится на мотоцикл, с грохотом
заводит его и через несколько секунд исчезает из виду - остается
только синее бензиновое облако. Наши герои опять переглядываются.
Тот, кто вспоминал сержанта, сплевывает лузгу и говорит со
вздохом:
- И сколько же еще лет Давидсоны будут ездить на Харлеях?
Россия, проснись!
(Или: "Всемирная история. Харлей-Давидсон". Возможен мягкий
вариант слогана: "Мотоцикл Харлей. Без Давидсона не обошлось".)

Сначала Татарский решил, что это пародия, и только из других
Малютиных текстов понял, что подсолнух и лузга были для него
положительной эстетической характеристикой: убедившись из аналитических
таблоидов, что подсолнечные семечки намертво спаяны с имиджем патриота,
Малюта привил себе любовь к ним так же самоотверженно и безоглядно, как
привил антисемитизм.
Второй копирайтер, Сережа, часами листал западные журналы и со
словарем переводил рекламные слоганы, полагая, что сгодившееся для
пылесоса в одном полушарии вполне может подойти для стенных часов,
тикающих в другом. На хорошем английском языке он подолгу расспрашивал
своего кокаинового дилера, пакистанца по имени Али, о культурных кодах и
паролях, к которым отсылала западная реклама. Али долго жил в
ЛосАнджелесе и мог если не объяснить большую часть непонятностей, то
хотя бы убедительно наврать про то, чего сам не понимал. Возможно, из-за
глубокого знакомства с теорией рекламы и вообще западной культурой
Сережа очень высоко оценил первую работу Татарского, основанную на
секретной вау-технике, почерпнутой из спиритического сеанса с команданте
Че. Это была реклама туристической фирмы, организующей туры в Акапулько.
Слоган звучал так:
ВАУ! АКАПУЛЬКОПСИС NOW!
- Рубишь, - коротко сказал Сережа и пожал Татарскому руку.
Татарского в свою очередь искренне восхитила одна из ранних
Сережиных работ, которую сам автор считал неудачной:

Нет, ты уже не моряк... Так упрекнут тебя друзья за
равнодушие к штурму соседней палаты. Но ты улыбнешься в ответ. Ты
и не был им никогда - ты просто плыл всю жизнь в эту тихую гавань.
ПЕНСИОННЫЙ ФОНД "ТИХАЯ ГАВАНЬ"

Малюта не прикасался к западным журналам никогда - он читал либо
таблоиды, либо сборник "Сумерки богов", заложенный все время на одном и
том же месте. Но вскоре Татарский с удивлением заметил, что, несмотря на
такие серьезные различия в духовных ориентирах и личных качествах,
Сережа и Малюта одинаково глубоко погружены в темную бездну ротожопия.
Это проявлялось во множестве деталей и черт. Например, рассказывая
как-то Татарскому об одном общем знакомом, они по очереди описали его в
таких терминах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74