Даже архиерей говаривал:
-- У него, у Куликовского, и почтение-то какое-то
непочтительное, и указать не на что, и сказать нечего. Меня он
не затрагивает, а оглядываюсь на него с опаской и себя
проверяю.
Из дел или проделок Куликовского особенно прошумела
история с царской телеграммой.
В 1888 году пришло известие о крушении царского поезда и о
спасений царской семьи. Спасение объявили "чудесным проявлением
вышней заботы о царской семье". Куликовский только что получил
свою зарплату и решил опередить господина губернатора и других
начальствующих особ. Написал телеграмму царю, царице и всему
царскому семейству. Про себя решил Александр Павлович: "Бьют
крепким словом, можно попробовать почтительным что-либо
выколотить. Эх, была не была!"
И на все полученные деньги послал хорошо сплетенную
телеграмму. Расчет оправдался. Пришел ответ. Весь город
облетела весть:
-- Куликовскому телеграмма от царицы! От самой царицы! И
адрес полностью проставлен, и имя, и отчество, и фамилия. И
подписано: "Мария!"
Содержание телеграммы все время менялось, всяк по-своему
говорил. Одновременно в Архангельске был получен запрос -- кто
такой господин Куликовский! В каких чинах, каких капиталах,
какое место занимает эта предостойная особа? Проявляется ли в
должной мере заботливость к господину Куликовскому?
На улице, где проживал Куликовский, сейчас же навели
порядок: починили мостки для пешеходов, у ворот Дома поставили
столб с фонарем -- один на всю улицу. На окраинных улицах из
ламп в фонарях часто выливали керосин. Из "фонаря Куликовского"
керосин не брали, это была особая дань уважения. Телеграмму
доставили только на другое утро. По двору прошагал франтоватый
околоточный. Он не стал стучать в дверь -- звонка не было,--
толкнул ее и в темных сенях стукнулся лбом о притолоку. Надо
было пятак приложить, чтобы шишка на лбу была меньше, да не до
того -- мешала телеграмма, надо ее скорее сдать. Околоточный
чиркнул спичкой, огляделся -- нет ли умысла? Нет, постройка
такая или дом осел. Если бы не царская телеграмма, околоточный
сумел бы и виновного сыскать, и с виновного взыскать.
Не хотелось околоточному наклонять голову, и он решил
присесть, входя. Вошел. Выпрямился. Прокричал: -- Александр
Куликовский! Тебе телеграмма от царицы, получай, расписку дай
-- и на чай!
Куликовский вскочил, оглянулся. Околоточный оторопел:
самое большое начальство не могло быть таким грозным.
Околоточный пролепетал:
-- Что ты медвежьим солнышком смотришь? Если нет чем за
доставку заплатить, потом отдашь, я получить не забуду.
Куликовский ногой топнул и так закричал, что во всем
домишке отдалось. На улице было слышно:
-- Да как ты посмел прийти с высочайшей грамотой?! Ведь
это не простая телеграмма, это вы-со-чай-шая грамота! От ее
им-пе-ра-тор-ско-го ве-ли-чес-тва! Должен самый старший по чину
и положению принести и вручить мне. Должен его
превосходительство господин губернатор в полной парадной форме,
при всех регалиях и чтобы со свитой полагающейся. Он явится
представителем вы-со-чай-ших особ! А ты-- вон убирайся, пока я
не составил протокол за непочтительное отношение к их
им-пе-ра-тор-ским ве-личе-ствам!
Околоточный сжал кулаки, побагровел, но повернулся с
заученной ловкостью и выскочил из комнаты, в дверях согнулся и,
не разгибаясь, выбежал на улицу. Куликовский долго смеялся:
-- У дурака слова "высочайших величеств" ум отшибли!
На улице, на глазах любопытных, околоточный выпрямился,
отдышался, принял осанку, по чину положенную. Фуражку пришлось
сдвинуть далеко на затылок: знак от притолоки был виден всем
прохожим, рассматривающим его без всякой почтительности.
Некогда было цыкнуть-- околоточный чуть не бегом понесся по
улице. Наблюдающие говорили: -- Здорово, знать, влетело --
здорово летит! Долго обсуждали, как Александр Павлович
расправился с околоточным -- палкой или кулаком? Наотмашь или
ткнул в лоб? Спросить у околоточного не решались.
В квартире Куликовского пошла спешная уборка, приборка,
чистка, мытье. Из комнаты вытащили кровати, столы, стулья. Надо
было освободить место для всех господ начальников. Садиться им
не обязательно! Постоят в квартире Куликовского -- и того
довольно им, лишь бы места хватило для всех.
Тряпками вытерли стены и потолок, благо до него рукой
подать. Пол вышаркали голиками с дресвой. Жена Куликовского
принесла половики из распоротых мешков. Куликовский велел
убрать.
-- Без ковров. Пол вымыли, и ладно. Чисто -- не чисто,
было бы мыто.
На стене прицепили булавками ярко раскрашенные лубочные
портреты царя, царицы, наследника. В закопченной комнате яркие
олеографии назойливо лезли в глаза.
Жена Куликовского протестовала: -- Откуда у тебя,
Александр, почтение к царям взялось?
-- Молчи, жена, ни тебе ни мне портреты не нужны, а тем,
кто сейчас приедут, портреты помогают на ногах держаться, над
нами измываться. Уедут "гости", портреты опять под кровать
сунем.
Перед иконой затеплили лампадку. Ребят утолкали в кухню,
настрого наказав не шуметь. Едва успели справиться со всеми
делами, явились гости. Во двор разом втолкнулись шесть
полицейских. Два вытянулись у калитки, два встали у крыльца и
два остановились по дороге от ворот к дому -- домишко стоял в
глубине двора. Франт околоточный занял пост в сенях, у
притолоки ему знакомой: он приготовился почтительно
предупреждать их превосходительств и их высокоблагородий
наклонять голову.
Улица, всегда безлюдная, ожила. Народ сбежался поглядеть,
как будет и что будет.
Во двор вступил губернатор, за ним бригадный генерал и
другие чины. Выступали с важной медлительностью и как будто
боялись провалиться.
Остановились у входа: не было приличной прихожей с
приличествующей вешалкой. Маленькие сенцы и дверь в комнату.
Где оставить шинели? Для передачи царской телеграммы нельзя
входить в шинелях. Если приехали, то надо явить себя во всем
начальственном виде.
Околоточный кивнул головой полицейским. Два от ворот, два,
стоящих на полпути от ворот до домишка, подскочили к двум,
стоящим у крыльца, вытянулись выполнять приказания... Замерли в
ожидании. На руки полицейских господа сбросили шинели, плащ
губернатора ловко подхватил околоточный.
Дорога во двор оказалась свободной, любопытные столпились
у всех окон. Полицейские не могли помешать, с шинелями на руках
они были прикованы к месту, не могли бежать, выгонять, взять на
окрик тоже нельзя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
-- У него, у Куликовского, и почтение-то какое-то
непочтительное, и указать не на что, и сказать нечего. Меня он
не затрагивает, а оглядываюсь на него с опаской и себя
проверяю.
Из дел или проделок Куликовского особенно прошумела
история с царской телеграммой.
В 1888 году пришло известие о крушении царского поезда и о
спасений царской семьи. Спасение объявили "чудесным проявлением
вышней заботы о царской семье". Куликовский только что получил
свою зарплату и решил опередить господина губернатора и других
начальствующих особ. Написал телеграмму царю, царице и всему
царскому семейству. Про себя решил Александр Павлович: "Бьют
крепким словом, можно попробовать почтительным что-либо
выколотить. Эх, была не была!"
И на все полученные деньги послал хорошо сплетенную
телеграмму. Расчет оправдался. Пришел ответ. Весь город
облетела весть:
-- Куликовскому телеграмма от царицы! От самой царицы! И
адрес полностью проставлен, и имя, и отчество, и фамилия. И
подписано: "Мария!"
Содержание телеграммы все время менялось, всяк по-своему
говорил. Одновременно в Архангельске был получен запрос -- кто
такой господин Куликовский! В каких чинах, каких капиталах,
какое место занимает эта предостойная особа? Проявляется ли в
должной мере заботливость к господину Куликовскому?
На улице, где проживал Куликовский, сейчас же навели
порядок: починили мостки для пешеходов, у ворот Дома поставили
столб с фонарем -- один на всю улицу. На окраинных улицах из
ламп в фонарях часто выливали керосин. Из "фонаря Куликовского"
керосин не брали, это была особая дань уважения. Телеграмму
доставили только на другое утро. По двору прошагал франтоватый
околоточный. Он не стал стучать в дверь -- звонка не было,--
толкнул ее и в темных сенях стукнулся лбом о притолоку. Надо
было пятак приложить, чтобы шишка на лбу была меньше, да не до
того -- мешала телеграмма, надо ее скорее сдать. Околоточный
чиркнул спичкой, огляделся -- нет ли умысла? Нет, постройка
такая или дом осел. Если бы не царская телеграмма, околоточный
сумел бы и виновного сыскать, и с виновного взыскать.
Не хотелось околоточному наклонять голову, и он решил
присесть, входя. Вошел. Выпрямился. Прокричал: -- Александр
Куликовский! Тебе телеграмма от царицы, получай, расписку дай
-- и на чай!
Куликовский вскочил, оглянулся. Околоточный оторопел:
самое большое начальство не могло быть таким грозным.
Околоточный пролепетал:
-- Что ты медвежьим солнышком смотришь? Если нет чем за
доставку заплатить, потом отдашь, я получить не забуду.
Куликовский ногой топнул и так закричал, что во всем
домишке отдалось. На улице было слышно:
-- Да как ты посмел прийти с высочайшей грамотой?! Ведь
это не простая телеграмма, это вы-со-чай-шая грамота! От ее
им-пе-ра-тор-ско-го ве-ли-чес-тва! Должен самый старший по чину
и положению принести и вручить мне. Должен его
превосходительство господин губернатор в полной парадной форме,
при всех регалиях и чтобы со свитой полагающейся. Он явится
представителем вы-со-чай-ших особ! А ты-- вон убирайся, пока я
не составил протокол за непочтительное отношение к их
им-пе-ра-тор-ским ве-личе-ствам!
Околоточный сжал кулаки, побагровел, но повернулся с
заученной ловкостью и выскочил из комнаты, в дверях согнулся и,
не разгибаясь, выбежал на улицу. Куликовский долго смеялся:
-- У дурака слова "высочайших величеств" ум отшибли!
На улице, на глазах любопытных, околоточный выпрямился,
отдышался, принял осанку, по чину положенную. Фуражку пришлось
сдвинуть далеко на затылок: знак от притолоки был виден всем
прохожим, рассматривающим его без всякой почтительности.
Некогда было цыкнуть-- околоточный чуть не бегом понесся по
улице. Наблюдающие говорили: -- Здорово, знать, влетело --
здорово летит! Долго обсуждали, как Александр Павлович
расправился с околоточным -- палкой или кулаком? Наотмашь или
ткнул в лоб? Спросить у околоточного не решались.
В квартире Куликовского пошла спешная уборка, приборка,
чистка, мытье. Из комнаты вытащили кровати, столы, стулья. Надо
было освободить место для всех господ начальников. Садиться им
не обязательно! Постоят в квартире Куликовского -- и того
довольно им, лишь бы места хватило для всех.
Тряпками вытерли стены и потолок, благо до него рукой
подать. Пол вышаркали голиками с дресвой. Жена Куликовского
принесла половики из распоротых мешков. Куликовский велел
убрать.
-- Без ковров. Пол вымыли, и ладно. Чисто -- не чисто,
было бы мыто.
На стене прицепили булавками ярко раскрашенные лубочные
портреты царя, царицы, наследника. В закопченной комнате яркие
олеографии назойливо лезли в глаза.
Жена Куликовского протестовала: -- Откуда у тебя,
Александр, почтение к царям взялось?
-- Молчи, жена, ни тебе ни мне портреты не нужны, а тем,
кто сейчас приедут, портреты помогают на ногах держаться, над
нами измываться. Уедут "гости", портреты опять под кровать
сунем.
Перед иконой затеплили лампадку. Ребят утолкали в кухню,
настрого наказав не шуметь. Едва успели справиться со всеми
делами, явились гости. Во двор разом втолкнулись шесть
полицейских. Два вытянулись у калитки, два встали у крыльца и
два остановились по дороге от ворот к дому -- домишко стоял в
глубине двора. Франт околоточный занял пост в сенях, у
притолоки ему знакомой: он приготовился почтительно
предупреждать их превосходительств и их высокоблагородий
наклонять голову.
Улица, всегда безлюдная, ожила. Народ сбежался поглядеть,
как будет и что будет.
Во двор вступил губернатор, за ним бригадный генерал и
другие чины. Выступали с важной медлительностью и как будто
боялись провалиться.
Остановились у входа: не было приличной прихожей с
приличествующей вешалкой. Маленькие сенцы и дверь в комнату.
Где оставить шинели? Для передачи царской телеграммы нельзя
входить в шинелях. Если приехали, то надо явить себя во всем
начальственном виде.
Околоточный кивнул головой полицейским. Два от ворот, два,
стоящих на полпути от ворот до домишка, подскочили к двум,
стоящим у крыльца, вытянулись выполнять приказания... Замерли в
ожидании. На руки полицейских господа сбросили шинели, плащ
губернатора ловко подхватил околоточный.
Дорога во двор оказалась свободной, любопытные столпились
у всех окон. Полицейские не могли помешать, с шинелями на руках
они были прикованы к месту, не могли бежать, выгонять, взять на
окрик тоже нельзя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19