На питание оставалось по 4 к. в день.
Надо было оплатить квартиру, купить материал для работы. Так
прожил полтора года. В 1905 г. за протест против самодержавия я
был лишен права продолжать образование. Летом был на Новой
Земле. На зиму решил ехать за границу. Западная Европа не
влекла. Хотел посмотреть Восток -- яркий, красочный.
Турция, Палестина, Египет. Шумно, душно, жарко и
аляповато-ярко. Через год-полтора побывал в Италии, Греции.
Возвращаясь домой, я полнее и глубже почувствовал чистую
красоту Севера. Богатство более широкого спектра солнечных
лучей. Солнечные ночи. Был также в Париже.
За работу в школе (с 1928 года стал преподавать в средней
школе) меня премировали путевкой на курорт. Это почти испугало!
Лишить себя солнечного лета, уехать от солнечных ночей! От
подобной "награды" я отказался.
В 1924 году в сб. "На Северной Двине" напечатана сказка
"Не любо -- не слушай" ("Морожены песни"). Сказка пошла в ход.
Ее передавали по радио. Не раз рассказчики пытались присвоить
авторство. По этой причине я настаиваю на названии сборников
сказок "Сказки Писахова". Проведя почти всю жизнь впроголодь, я
хочу хотя бы авторство своих сказок за собой уберечь. Сказки
попали в "30 дней", редактор Безруких П. Е. Внимание "30 дней"
дало толчок моим сказкам. Днем занимался в школе или живописью,
а ночи отдавал сказкам.
-- Сто рублей довольно?
-- Сто? Ну куда я с ними?! Да сто рублей мало, чтобы
нанять хорошую мастерскую.
ЕКАТЕРИНА КОНСТАНТИНОВНА
Дом на углу по старому названию Литейного проспекта и
Пантелеймоновской улицы. Фасад дома облеплен "мавританским
стилем". Какие квартиры за окнами, выходящими на улицы, не
знаю. Знаю темные сырые квартиры окнами во двор. На воротах
зеленые бумажки: "Сдаются комнаты". На белых клочках пишется об
углах. Грязная лестница, ободранная дверь -- "мавританский
стиль" сюда не дошел.
"Угол" в темном коридоре. На ящике можно спать. Коридор
освещается маленькой керосиновой лампой. Читать нельзя. Угол не
для занятий -- только спать. Цена -- 1 руб. 75 к. в месяц.
Устроился. Через месяц переехал в кухню -- плата 2 р. 25 к. В
кухне есть окно. Мое место между плитой и раковиной. Стола для
меня нет. Есть ящик. Он -- кровать, и стол, и стул.
В кухне чад. Что-то пригорело... Кислый запах жареного
цикория. Цикорий покупался сырой, жарился, к нему прибавлялся
кофе -- это было главное питание всей семьи.
Глава семьи -- высокий дряхлый старик. Один сын
неработоспособный, другой страдает жаждой к водке. Старший сын
где-то работает, но у него жена, дети. Хозяйка Екатерина
Константиновна -- высокая старуха, болезненная, бьется изо всех
сил, чтобы как-нибудь просуществовать на какую-то мизерную
пенсию мужа и на заработок шитьем. Я был таким же
"капиталистом". На питание в сутки у меня было четыре
копейки... Особенно трудно было к концу месяца.
У меня не было денег на стирку. Но за ящиком, на котором я
жил (спал и занимался), оказывалась пара белья,-- должно быть,
я уронил и забыл. В кармане пальто оказывался чистый платок,
слегка смятый. То же было с воротовничками: помнится, вчера
воротничок был сомнительной свежести, а сегодня чистый и хорошо
выглаженный. Прошло много времени, прежде чем я догадался, что
Екатерина Константиновна стирала белье, платки, воротнички и
подбрасывала мне. Такая забота, такая деликатная забота от
старухи, замученной нуждой.
Раз Екатерина Константиновна мыла пол в своей комнате.
Вышла мыть в коридор, но сил не хватило. Легла на кровать,
оставив воду и вехоть. Я снял ботинки и вымыл коридор и кухню.
Екатерина Константиновна думала, что пол домыла ее
невестка, жена старшего сына.
Иногда, приходя домой, я находил на подушке на бумажнике
кусочек постного сахара. -- Екатерина Константиновна, откуда
это? -- Я сэкономила семь копеек, купила сахару. Это ваша доля.
Это было искренне, было от сердца, и отказаться было
нельзя.
ДОКТОР НАУК
1905 год. Мой первый приезд на Новую Землю. Пароход ушел.
Водку выпили. Опохмелились, кто как сумел. Кто баней, кто
кислым. Промышленники ушли на места промысла. В становище
остались старики, старухи и ребята.
Надо устраивать свое жилье. Выстирал белье, выстирал и
половики. Нашел их в сенях в углу, грязные и затоптанные, они
валялись там кучей. После стирки вычистил самовар, вымыл пол.
Поставил самовар греться и пошел полоскать белье.
Берег около дома оказался крутоват и довольно высок. У
берега припай плотной крепкой льдиной. Выполоскал белье. Вода
прозрачно-зеленоватая. Все видно до маленьких камешков, до
тонких веток водорослей. Верхний пресный слой воды замерзает и
разбегается стрелками. Смерил палкой,-- глубина мне почти до
плеч.
Не утерпел. Разделся и прыгнул в воду. Я задохся, меня
будто ледяными иголками проткнуло со всех сторон. Пробормотал:
-- Бабушки, дедушки!
Но окунулся и подождал, чтобы вода надо мной успокоилась.
Выскочил. Одеваться было некогда. Бросился по снежному припаю.
Согреваясь, исполнял танец, названья которому нет. Говорил
что-то похожее на привет морю, солнцу, ряби и дали морской.
Согревшись, надел ботинки, накинул пальто, собрал в охапку
мокрое белье и сухую одежду -- и домой.
Самовар вскипел и замолчал. Я прибавил углей, и он снова
весело запел. Напившись чаю, я погрузился в сон: устал за день
с непривычной работы. Самое трудное для меня -- мытье полов, от
него подколенки болят. Утром, едва открыл глаза, увидел соседа
по комнате. -- Болен? -- Болен.
-- Что болит, что чувствуешь? -- Подожди, сейчас соображу.
Проверил себя всего. -- Есть хочу.
Так два с половиной месяца и купался. Пропуски делал в дни
сильных ветров, когда из дома к дому ходили с помощью
протянутой веревки.
Осенью в Петербурге я почувствовал какое-то покалывание в
груди. Мне посоветовали идти к доктору Науку. Сказали, что
честный, внимательный и не очень дорогой -- визит 1 рубль. Наук
строго сказал:
-- О таких вещах, как сердце, легкие, нельзя говорить
легко,-- и внимательно меня выслушал.-- Совершенно здоровы.
Чего ради пришли ко мне? Сердце и легкие в полном порядке. Я,
одеваясь, рассказал о купании со льдины.
-- Раздевайтесь.-- Снова стуканье, слушанье.-- Вам
родители дали громадный капитал -- здоровье. Исключительное,
крепкое. Вам его надолго хватит. Ваши дедушка и бабушка,
вероятно, никогда не лечились?
-- Дедушка, бабушка -- староверы и не признают докторов. И
мама говорит: "Если доктора позвать, он навыдумывает разных
болезней".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Надо было оплатить квартиру, купить материал для работы. Так
прожил полтора года. В 1905 г. за протест против самодержавия я
был лишен права продолжать образование. Летом был на Новой
Земле. На зиму решил ехать за границу. Западная Европа не
влекла. Хотел посмотреть Восток -- яркий, красочный.
Турция, Палестина, Египет. Шумно, душно, жарко и
аляповато-ярко. Через год-полтора побывал в Италии, Греции.
Возвращаясь домой, я полнее и глубже почувствовал чистую
красоту Севера. Богатство более широкого спектра солнечных
лучей. Солнечные ночи. Был также в Париже.
За работу в школе (с 1928 года стал преподавать в средней
школе) меня премировали путевкой на курорт. Это почти испугало!
Лишить себя солнечного лета, уехать от солнечных ночей! От
подобной "награды" я отказался.
В 1924 году в сб. "На Северной Двине" напечатана сказка
"Не любо -- не слушай" ("Морожены песни"). Сказка пошла в ход.
Ее передавали по радио. Не раз рассказчики пытались присвоить
авторство. По этой причине я настаиваю на названии сборников
сказок "Сказки Писахова". Проведя почти всю жизнь впроголодь, я
хочу хотя бы авторство своих сказок за собой уберечь. Сказки
попали в "30 дней", редактор Безруких П. Е. Внимание "30 дней"
дало толчок моим сказкам. Днем занимался в школе или живописью,
а ночи отдавал сказкам.
-- Сто рублей довольно?
-- Сто? Ну куда я с ними?! Да сто рублей мало, чтобы
нанять хорошую мастерскую.
ЕКАТЕРИНА КОНСТАНТИНОВНА
Дом на углу по старому названию Литейного проспекта и
Пантелеймоновской улицы. Фасад дома облеплен "мавританским
стилем". Какие квартиры за окнами, выходящими на улицы, не
знаю. Знаю темные сырые квартиры окнами во двор. На воротах
зеленые бумажки: "Сдаются комнаты". На белых клочках пишется об
углах. Грязная лестница, ободранная дверь -- "мавританский
стиль" сюда не дошел.
"Угол" в темном коридоре. На ящике можно спать. Коридор
освещается маленькой керосиновой лампой. Читать нельзя. Угол не
для занятий -- только спать. Цена -- 1 руб. 75 к. в месяц.
Устроился. Через месяц переехал в кухню -- плата 2 р. 25 к. В
кухне есть окно. Мое место между плитой и раковиной. Стола для
меня нет. Есть ящик. Он -- кровать, и стол, и стул.
В кухне чад. Что-то пригорело... Кислый запах жареного
цикория. Цикорий покупался сырой, жарился, к нему прибавлялся
кофе -- это было главное питание всей семьи.
Глава семьи -- высокий дряхлый старик. Один сын
неработоспособный, другой страдает жаждой к водке. Старший сын
где-то работает, но у него жена, дети. Хозяйка Екатерина
Константиновна -- высокая старуха, болезненная, бьется изо всех
сил, чтобы как-нибудь просуществовать на какую-то мизерную
пенсию мужа и на заработок шитьем. Я был таким же
"капиталистом". На питание в сутки у меня было четыре
копейки... Особенно трудно было к концу месяца.
У меня не было денег на стирку. Но за ящиком, на котором я
жил (спал и занимался), оказывалась пара белья,-- должно быть,
я уронил и забыл. В кармане пальто оказывался чистый платок,
слегка смятый. То же было с воротовничками: помнится, вчера
воротничок был сомнительной свежести, а сегодня чистый и хорошо
выглаженный. Прошло много времени, прежде чем я догадался, что
Екатерина Константиновна стирала белье, платки, воротнички и
подбрасывала мне. Такая забота, такая деликатная забота от
старухи, замученной нуждой.
Раз Екатерина Константиновна мыла пол в своей комнате.
Вышла мыть в коридор, но сил не хватило. Легла на кровать,
оставив воду и вехоть. Я снял ботинки и вымыл коридор и кухню.
Екатерина Константиновна думала, что пол домыла ее
невестка, жена старшего сына.
Иногда, приходя домой, я находил на подушке на бумажнике
кусочек постного сахара. -- Екатерина Константиновна, откуда
это? -- Я сэкономила семь копеек, купила сахару. Это ваша доля.
Это было искренне, было от сердца, и отказаться было
нельзя.
ДОКТОР НАУК
1905 год. Мой первый приезд на Новую Землю. Пароход ушел.
Водку выпили. Опохмелились, кто как сумел. Кто баней, кто
кислым. Промышленники ушли на места промысла. В становище
остались старики, старухи и ребята.
Надо устраивать свое жилье. Выстирал белье, выстирал и
половики. Нашел их в сенях в углу, грязные и затоптанные, они
валялись там кучей. После стирки вычистил самовар, вымыл пол.
Поставил самовар греться и пошел полоскать белье.
Берег около дома оказался крутоват и довольно высок. У
берега припай плотной крепкой льдиной. Выполоскал белье. Вода
прозрачно-зеленоватая. Все видно до маленьких камешков, до
тонких веток водорослей. Верхний пресный слой воды замерзает и
разбегается стрелками. Смерил палкой,-- глубина мне почти до
плеч.
Не утерпел. Разделся и прыгнул в воду. Я задохся, меня
будто ледяными иголками проткнуло со всех сторон. Пробормотал:
-- Бабушки, дедушки!
Но окунулся и подождал, чтобы вода надо мной успокоилась.
Выскочил. Одеваться было некогда. Бросился по снежному припаю.
Согреваясь, исполнял танец, названья которому нет. Говорил
что-то похожее на привет морю, солнцу, ряби и дали морской.
Согревшись, надел ботинки, накинул пальто, собрал в охапку
мокрое белье и сухую одежду -- и домой.
Самовар вскипел и замолчал. Я прибавил углей, и он снова
весело запел. Напившись чаю, я погрузился в сон: устал за день
с непривычной работы. Самое трудное для меня -- мытье полов, от
него подколенки болят. Утром, едва открыл глаза, увидел соседа
по комнате. -- Болен? -- Болен.
-- Что болит, что чувствуешь? -- Подожди, сейчас соображу.
Проверил себя всего. -- Есть хочу.
Так два с половиной месяца и купался. Пропуски делал в дни
сильных ветров, когда из дома к дому ходили с помощью
протянутой веревки.
Осенью в Петербурге я почувствовал какое-то покалывание в
груди. Мне посоветовали идти к доктору Науку. Сказали, что
честный, внимательный и не очень дорогой -- визит 1 рубль. Наук
строго сказал:
-- О таких вещах, как сердце, легкие, нельзя говорить
легко,-- и внимательно меня выслушал.-- Совершенно здоровы.
Чего ради пришли ко мне? Сердце и легкие в полном порядке. Я,
одеваясь, рассказал о купании со льдины.
-- Раздевайтесь.-- Снова стуканье, слушанье.-- Вам
родители дали громадный капитал -- здоровье. Исключительное,
крепкое. Вам его надолго хватит. Ваши дедушка и бабушка,
вероятно, никогда не лечились?
-- Дедушка, бабушка -- староверы и не признают докторов. И
мама говорит: "Если доктора позвать, он навыдумывает разных
болезней".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19