Рассказывал хорошо, неторопливо. Но
он ехал в Арктику. Уже много раз он был в разных местах
Арктики. Выезжал. И снова тянуло
Подтверждаются слова: "Побывавшие в Арктике уподобляются
компасной стрелке -- всегда поворачиваются на Север"
В Маточкином Шаре встретили также радушно, тепло. Легко
работалось при хорошем отношении. Написал ряд картин "Лето на
Новой Земле", "Рошаль" у берегов Новой Земли". "Рошаль" во
время Отечественной войны обслуживал промысловые становища
Новой Земли. Был под обстрелом, но благополучно ускользал от
вражеских снарядов и успешно выполнял задания.
На мысе Желания, вблизи от места зимовки Седова, есть
нагромождение камней, обточенных водой. Камни большие, будто
груда застывших чудовищ -- днем это интересно. Раз я увлекся
работой над картиной "Место зимовки Г. Я. Седова", задержался
среди нагромоздившихся камней... Время осеннее. Ночи уже
темные. Кончил работу. Было сумеречно. Камни будто готовы
двинуться с места, насторожились, ждут сигнала.
На северной оконечности Новой Земли, на мысе Желания,
поставлен памятник В. И. Ленину.
На вопрос: "Кто поставил памятник?" -- мне сказали: "Все".
Перед жилым домом поставили постамент, обили кровельным
железом, покрасили красной краской и на нем укрепили бюст.
На самой северной точке Новой Земли, на Великом Сибирском
пути, стоит памятник Ильичу.
ИЛЬЯ КОНСТАНТИНОВИЧ ВЫЛКА
Или просто Тыко Вылка. Познакомился с ним в 1905 г на
Новой Земле. Показал мне Тыко свои работы. Уже тогда это был
большой мастер. Работы Вылки поражали неров- ' ностыо: то
детски неумелые, то сильные, полнозвучные, как работы
культурнейшего европейца, в тонком рисунке, легких и прозрачных
тонах. Но все это было. Большим мастером был Вылка до поездки в
Москву.
Оставил я Вылке краски. А на просьбу "научить" -- как мог,
убеждал не учиться. Слишком самобытен он, и верным природным
чутьем сам находил свою дорогу. Говорил я Вылке, что мы,
приезжие, не знаем Новой Земли так, как он знает, и без наших
указаний он лучше сделает. Но захотелось нашим меценатам
вывезти в Москву Вылку, показать как чудо... .'я
Увезли на целую зиму. С Новой Земли, от скал, льдов,
штормов, от зимы-ночи с северным сиянием, от лета-дня с
солнечными ночами. Увезли в сутолоку так называемой культурной
жизни. Все поражало Тыко Вылку, впрочем, тут уж он стал Илья
Константинович. Увидав впервые леса и кусты на берегу, Вылка
приуныл: "Ой, какой земля лохматый!"
В Москве, став центром внимания, а чаще просто
любопытства, Вылка сразу взял верный тон и любопытствующих
рассматривал, как показывающихся. Самое большое впечатление
произвела на него опера: "Как скас-ка, луцсе сем сон видишь!"
Кино тогда не понравилось. Узнав, что "жизненность" кино
происходит от быстрой смены картин, заявил: "Обман один".
Много курьезов было. Не пощадили Вылку "культурные люди".
Какая-то барышня или вдова хйтела замуж за него выйти
(временно). Посмотрел Илья Константинович на перетянутую в
корсете фигуру и просто заявил: "Не хосю, ты ненастоящая
зенсцина. Тут тонко, тут сыроко".
А обученье? Тут очень неладное случилось. Заняться
серьезно, внимательно отнестись к Вылке было некому или не было
времени. Стали учить по общему рецепту. Для Вылки этот рецепт
оказался убийственным. С одной стороны -- выставка рисунков и
"картин", и успех, и шум в печати, с другой -- его же учат как
совсем неумеющего.
Неохотно показывал Вылка свои московские работы. -- Ну
сто, тут больсе хозяин делал. Да и худо это. Хозяином он звал
учителя.
Из Москвы вернулся Илья Константинович просто
великолепным: черный плащ с золотыми пряжками, на голове
котелок и в пенсне (это, как многие, для "умного вида")!
...Вместо непосредственного творчества занялся Вылка
писанием "картинок" ..Покупают, попросту .берут, кто увидит из
приезжих,-- платят табаком, консервами. Хочется Вылке устроить
выставку своих работ, хочется собрать их побольше -- да как
соберешь, как не отдашь?
Прошлым летом встретился с Вылкой в Белушьей Губе. Все тот
же Тыко Вылка, так же топорщатся усы. Одет во френч, на
карманах френча налеплены пряжки от черного плаща. Показал
Вылка свои работы -- лучшие уже были отобраны у него.
-- Я все спрасывал про тебя, зыв -- говорили. А последние
годы уз громко слысно стало. Все здал, а ты и приехал!
В разговоре Вылка спросил: -- Стоит ли продолжать
рисовать? Вопрос большой, вызванный беспощадной самокритикой. В
таких случаях всегда легко убедить не бросать работу. За
рисунки дают табак, молоко... А еще лучше собрать побольше
рисунков да послать в краеведческое общество. Быть может,
устроят выставку, или пошлют на выставку, или смогут продать.
Понадобился Вылка кинооператорам для съемок. Разом
сообразил, что надо делать, и очень хорошо разыграл _ сборы на
охоту: запряг собак, собрал все нужное, выехал на большой
припай снега у берега и "помчался на .охоту". Потом проделал
все как на охоте: высматривал зверя, стрелял и т.д. И наконец
-- "возвращение с охоты". Играл Вылка с увлечением, знал, что
его увидят в Москве и за границей...
"ПУШКИНИСТЫ" НА НОВОЙ ЗЕМЛЕ
В 1905 году я жил на Новой Земле в становище Малые
Кармакулы.
Промышленники готовились за зверьем. Проверяли и
налаживали нехитрые по тому времени принадлежности промысла.
Сели покурить. Вытащили кисеты с махоркой.
-- Ну, робята, у ково бумага подходяща? Откликнулся
Варламка:
-- На, у меня цельна книга на цигарки взята. Старик
Николаич взял книгу, стемнел весь, сердито вскинул глазами на
Варламку. -- Сказывай, где взял?
-- Да я, дяинька, ништо, я в избе взял, тамотка валялась.
Дяинька, да книга-то ишь трепана, ее не жалко и рвать.
Николаич сжал тяжелый кулак:
-- Счастье твое, Варламка, что не почал рвать. Так бы я
нарвал тебя, разом забыл бы курево! Ты прочитай, чье это
писанье. Ну!
Варламка, с трудом складывая буквы в слоги, медленно
прочел:
-- Сы-о-со-чи-и-н-е-не -- сочинение Аа-еы-пы-у-ш Пушкина!
Его я знаю, дяинька, ишшо вчерась ты здорово жарил наизусть
"Евгения Онегина".
-- То-то,-- жарил наизусть "Евгения Онегина". Вот бить
надобно бы, да не тебя,-- ты в возраст входишь, а грамоты у
тебя -- ой-ой! Долго ли учился? -- Зиму ходил.
-- Ладно. Знаем. Болыпак ты, семьи кормилец. Николаич
развернул книгу и обратился к артели: -- А что, браты, пока
тишь да светлось, не прочесть ли из сочинений Пушкина? Артель
отозвалась неспешными голосами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
он ехал в Арктику. Уже много раз он был в разных местах
Арктики. Выезжал. И снова тянуло
Подтверждаются слова: "Побывавшие в Арктике уподобляются
компасной стрелке -- всегда поворачиваются на Север"
В Маточкином Шаре встретили также радушно, тепло. Легко
работалось при хорошем отношении. Написал ряд картин "Лето на
Новой Земле", "Рошаль" у берегов Новой Земли". "Рошаль" во
время Отечественной войны обслуживал промысловые становища
Новой Земли. Был под обстрелом, но благополучно ускользал от
вражеских снарядов и успешно выполнял задания.
На мысе Желания, вблизи от места зимовки Седова, есть
нагромождение камней, обточенных водой. Камни большие, будто
груда застывших чудовищ -- днем это интересно. Раз я увлекся
работой над картиной "Место зимовки Г. Я. Седова", задержался
среди нагромоздившихся камней... Время осеннее. Ночи уже
темные. Кончил работу. Было сумеречно. Камни будто готовы
двинуться с места, насторожились, ждут сигнала.
На северной оконечности Новой Земли, на мысе Желания,
поставлен памятник В. И. Ленину.
На вопрос: "Кто поставил памятник?" -- мне сказали: "Все".
Перед жилым домом поставили постамент, обили кровельным
железом, покрасили красной краской и на нем укрепили бюст.
На самой северной точке Новой Земли, на Великом Сибирском
пути, стоит памятник Ильичу.
ИЛЬЯ КОНСТАНТИНОВИЧ ВЫЛКА
Или просто Тыко Вылка. Познакомился с ним в 1905 г на
Новой Земле. Показал мне Тыко свои работы. Уже тогда это был
большой мастер. Работы Вылки поражали неров- ' ностыо: то
детски неумелые, то сильные, полнозвучные, как работы
культурнейшего европейца, в тонком рисунке, легких и прозрачных
тонах. Но все это было. Большим мастером был Вылка до поездки в
Москву.
Оставил я Вылке краски. А на просьбу "научить" -- как мог,
убеждал не учиться. Слишком самобытен он, и верным природным
чутьем сам находил свою дорогу. Говорил я Вылке, что мы,
приезжие, не знаем Новой Земли так, как он знает, и без наших
указаний он лучше сделает. Но захотелось нашим меценатам
вывезти в Москву Вылку, показать как чудо... .'я
Увезли на целую зиму. С Новой Земли, от скал, льдов,
штормов, от зимы-ночи с северным сиянием, от лета-дня с
солнечными ночами. Увезли в сутолоку так называемой культурной
жизни. Все поражало Тыко Вылку, впрочем, тут уж он стал Илья
Константинович. Увидав впервые леса и кусты на берегу, Вылка
приуныл: "Ой, какой земля лохматый!"
В Москве, став центром внимания, а чаще просто
любопытства, Вылка сразу взял верный тон и любопытствующих
рассматривал, как показывающихся. Самое большое впечатление
произвела на него опера: "Как скас-ка, луцсе сем сон видишь!"
Кино тогда не понравилось. Узнав, что "жизненность" кино
происходит от быстрой смены картин, заявил: "Обман один".
Много курьезов было. Не пощадили Вылку "культурные люди".
Какая-то барышня или вдова хйтела замуж за него выйти
(временно). Посмотрел Илья Константинович на перетянутую в
корсете фигуру и просто заявил: "Не хосю, ты ненастоящая
зенсцина. Тут тонко, тут сыроко".
А обученье? Тут очень неладное случилось. Заняться
серьезно, внимательно отнестись к Вылке было некому или не было
времени. Стали учить по общему рецепту. Для Вылки этот рецепт
оказался убийственным. С одной стороны -- выставка рисунков и
"картин", и успех, и шум в печати, с другой -- его же учат как
совсем неумеющего.
Неохотно показывал Вылка свои московские работы. -- Ну
сто, тут больсе хозяин делал. Да и худо это. Хозяином он звал
учителя.
Из Москвы вернулся Илья Константинович просто
великолепным: черный плащ с золотыми пряжками, на голове
котелок и в пенсне (это, как многие, для "умного вида")!
...Вместо непосредственного творчества занялся Вылка
писанием "картинок" ..Покупают, попросту .берут, кто увидит из
приезжих,-- платят табаком, консервами. Хочется Вылке устроить
выставку своих работ, хочется собрать их побольше -- да как
соберешь, как не отдашь?
Прошлым летом встретился с Вылкой в Белушьей Губе. Все тот
же Тыко Вылка, так же топорщатся усы. Одет во френч, на
карманах френча налеплены пряжки от черного плаща. Показал
Вылка свои работы -- лучшие уже были отобраны у него.
-- Я все спрасывал про тебя, зыв -- говорили. А последние
годы уз громко слысно стало. Все здал, а ты и приехал!
В разговоре Вылка спросил: -- Стоит ли продолжать
рисовать? Вопрос большой, вызванный беспощадной самокритикой. В
таких случаях всегда легко убедить не бросать работу. За
рисунки дают табак, молоко... А еще лучше собрать побольше
рисунков да послать в краеведческое общество. Быть может,
устроят выставку, или пошлют на выставку, или смогут продать.
Понадобился Вылка кинооператорам для съемок. Разом
сообразил, что надо делать, и очень хорошо разыграл _ сборы на
охоту: запряг собак, собрал все нужное, выехал на большой
припай снега у берега и "помчался на .охоту". Потом проделал
все как на охоте: высматривал зверя, стрелял и т.д. И наконец
-- "возвращение с охоты". Играл Вылка с увлечением, знал, что
его увидят в Москве и за границей...
"ПУШКИНИСТЫ" НА НОВОЙ ЗЕМЛЕ
В 1905 году я жил на Новой Земле в становище Малые
Кармакулы.
Промышленники готовились за зверьем. Проверяли и
налаживали нехитрые по тому времени принадлежности промысла.
Сели покурить. Вытащили кисеты с махоркой.
-- Ну, робята, у ково бумага подходяща? Откликнулся
Варламка:
-- На, у меня цельна книга на цигарки взята. Старик
Николаич взял книгу, стемнел весь, сердито вскинул глазами на
Варламку. -- Сказывай, где взял?
-- Да я, дяинька, ништо, я в избе взял, тамотка валялась.
Дяинька, да книга-то ишь трепана, ее не жалко и рвать.
Николаич сжал тяжелый кулак:
-- Счастье твое, Варламка, что не почал рвать. Так бы я
нарвал тебя, разом забыл бы курево! Ты прочитай, чье это
писанье. Ну!
Варламка, с трудом складывая буквы в слоги, медленно
прочел:
-- Сы-о-со-чи-и-н-е-не -- сочинение Аа-еы-пы-у-ш Пушкина!
Его я знаю, дяинька, ишшо вчерась ты здорово жарил наизусть
"Евгения Онегина".
-- То-то,-- жарил наизусть "Евгения Онегина". Вот бить
надобно бы, да не тебя,-- ты в возраст входишь, а грамоты у
тебя -- ой-ой! Долго ли учился? -- Зиму ходил.
-- Ладно. Знаем. Болыпак ты, семьи кормилец. Николаич
развернул книгу и обратился к артели: -- А что, браты, пока
тишь да светлось, не прочесть ли из сочинений Пушкина? Артель
отозвалась неспешными голосами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19