-- Возьми,
только налей стакан. -- Нет у меня водки. Сам не пью и не взял
с собой. Обиделся старик, поднялся и ушел не прощаясь. Дня
через три я пришел к старикам. Мне хотелось побывать на птичьем
базаре.
Прокопий уже поправился после похмелья. Лечился кислой
капустой. Посмотрел хитро и спросил: -- А ты что заплатишь?
Все, что у меня было, мало могло соблазнить старика. Были
у меня деньги -- пять серебряных рублей. Я не собирался
что-либо покупать на Новой Земле. Решил отдать три рубля. Два
останутся на питание в дороге до Архангельска.
Достал три рубля, протянул Прокопию. -- Вот возьми деньги
и свези меня. Взял старик монеты, положил в рот, причмокнул и
вынул. -- Не сладко. Положил монеты на колено. -- Не тепло.
Прокопий сел на три серебряных рубля, поуминался на стуле.
-- Не мягко. На что мне они? Возьми себе. А на птичий
базар я и так свезу.
Явилась мысль -- если бы серебряных рублей у меня было
много, очень много, я был бы только сторожем: ни сесть, ни
съесть, ни одеться, ни укрыться.
Через два года я второй раз приехал на Новую Землю. Старик
Прокопий, здороваясь, погладил меня по лицу. В этом была
большая ласка, выражение большой радости,-- во мне не было
протеста. Старик говорил:
-- Не только сердце обрадовалось, глазам весело, что ты
приехал.
Мне подарили тобоки (полупимы),--их приготовили, чтобы
послать мне в Архангельск. -- За что подарок мне? И за что так
встречаете? -- За то, что ты не винопродавец...
На птичий базар я попал. Для этого не понадобилось ни
денег, ни водки. Непуганые птицы не понимали опасности,
спокойно сидели на гнездах. Я протянул руку. Гагарка не
улетела, она прижалась к руке.
Я не охотник. Успехи моих спутников, бивших птиц на корм
собакам, меня не радовали.
На одном птичьем базаре я видел полярную сову. Сова
медленно рвала гагарку. Остальные спокойно сидели на гнездах:
их много, и опасность быть съеденными не очень велика.
Много раз пришлось побывать на Новой Земле с 1905 года до
1945 года. На птичий базар больше не ездил. Если бы можно было
побыть на острове среди птиц без охотни ков, без сборщиков яиц!
травы Цветы и травы засветились, как самоцветы. Свет над
ними переливался широкими розовыми радугами И тишина казалась
светящейся, как все кругом.
На крутом берегу над морем сидел молодой ненец и что-то
пел. Ненец слышал, что я подхожу, но не обернулся, не перестал
петь. Он мне доверял. Я сел рядом. Море перед нами золотилось
переливчато.
Песня ненца не мешала тишине, казалось -- свет и в песне.
Я долго слушал и спросил: -- Скажи, о чем ты поешь? - Так,
пою о том, что вижу. -- Скажи мне русскими словами, о чем
поешь! -- Ладно, скажу, слушай.
Ненец запел русскими словами. Его пенье не мешало светлой
тишине. Ненец пел:
Вышел я ночью на гору Смотрю на солнце и на море. А солнце
смотрит на море и на меня И хорошо нам втроем' Солнцу, морю и
мне.
Солнце заметно поднялось над морем - новый день.
Я тихо поднялся. Ненец пел по-своему, Когда я ушел далеко,
и ненец не мог меня повторил его песню:
Хорошо нам втроем' Солнцу, морю и мне!
- начинался
по-ненецки. слышать, я
В полночь солнце было близко к воде. Солнечные лучи
пробежали по самой земле, пронизали стебельки цветов и
Под горой у берега припай льда. С припая выполоскал белье.
Вода чистая, прозрачная, на дне видны все камешки. Рейкой
смерил глубину - глубина подходящая, немного не до плеч. Снял
шубу, стоя на шубе разделся и в воду
Ледяные стрелки верхнего слоя пресной воды разбежались в
стороны. Казалось, ледяные иглы вонзились в меня Я нырнул и
подождал, чтобы вода надо мной успокоилась.
Выбрался на лед. Надо было размахивать руками, бегать.
Чуть согрелся, надел валенки, шубу накинул на голое тело.
Остальную одежду и выполосканное белье схватил охапкой и --
домой. Самовар уже кипел. Напился чаю и спать. Утром открываю
глаза. Около меня стоит старик. Озабоченно спрашивает: --
Болен? -- Болен. -- Что чувствуешь? -- Есть хочу.
Два с половиной месяца почти ежедневно купался. Пропускал
дни больших ветров. Первый снег не мешал купанью.
В 1913 году в журнале "Аргус" помещена моя фото графия. Я
сижу на льдине, и подпись: "Художник IV. нагуливает здоровье".
В первые дни я собрался идти подальше от становища.
Увидела Маланья, заколыхалась, заторопилась, догнала. -- Ты
куда пошел? -- На Чум-гору.
Посмотрела Маланья на мои ноги -- я был в ботинках --
Обратно как пойдешь? Боком перекатывать себя будешь? -- Маланья
объяснила, что на острых камнях ботинки скоро порвутся. -- Я
тебе пимы принесу.
Подождал. Маланья принесла новые пимы из нерпы с подошвой
из морского зайца.
-- Одень. В этих пимах и по камешкам хорошо, и по воде
можно ходить. А сколько стоят пимы?
-- Полтора рубля.
Мне это показалось дешево. Удивление вылилось вопросом: -
Оба?
Маланья засмеялась долгим смехом, даже села на землю.
Отмахиваясь руками, раскачивалась. И сквозь смех сказада-
-- Нет, один пим! Один ты оденешь, один пим я одену. Ты
шагнешь ногой, и я шагну ногой Так и пойдем.
Посмеялась Маланья и рассказала старинную ненецкую сказку
о людях с одной ногой, которые могут ходить только обнявшись
-- Там живут любя друг друга. Там нет злобы. Там не
обманывают,-- закончила Маланья и замолчала, задумалась,
засмотрелась в даль рассказанной сказки. Долго молчала Маланья.
Собаки угомонились, свернулись клубками, спят Только уши
собак вздрагивают при каждом новом звуке.
-- Ты думаешь, в сказках все сказка? -- снова заГово" рила
Маланья.-- Я думаю, и правда есть. -- Расскажи еще. Ты много
знаешь старых сказок? -- Много знала, да потеряла. Живу давно,
иду долго, по дороге и потеряла много.
Поехал я на два месяца, продуктов взял на четыре Лишнее
всегда пригодится остающимся. Не взял керосину, не взял дров и
теплой одежды для зимы. Была у меня шуба, теплая шапка, но для
зимы все это легкая одежда.
Начал готовиться к зимовке. Надо запасти дров. У берега
было много плавника. Сталкивал бревна в воду, кое-как подгонял
ближе к дому, распиливал и втаскивал в гору к дому. Много
запасти не было силы и времени. Месяца на два-три запас.
С наступленьем темных ночей пришли и ветры, будто
сговорились.
Несколько дней штормовой ветер не выпускал из дому. Ветер
порывами наваливался на дом, пытался сбросить с места. Дом
вздрагивал, отвечал не то вздохами, не то стонами. Наконец
ветер успокоился. Я пошел делать зарисовки.
Большие пятна сгустками крови краснели на камнях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
только налей стакан. -- Нет у меня водки. Сам не пью и не взял
с собой. Обиделся старик, поднялся и ушел не прощаясь. Дня
через три я пришел к старикам. Мне хотелось побывать на птичьем
базаре.
Прокопий уже поправился после похмелья. Лечился кислой
капустой. Посмотрел хитро и спросил: -- А ты что заплатишь?
Все, что у меня было, мало могло соблазнить старика. Были
у меня деньги -- пять серебряных рублей. Я не собирался
что-либо покупать на Новой Земле. Решил отдать три рубля. Два
останутся на питание в дороге до Архангельска.
Достал три рубля, протянул Прокопию. -- Вот возьми деньги
и свези меня. Взял старик монеты, положил в рот, причмокнул и
вынул. -- Не сладко. Положил монеты на колено. -- Не тепло.
Прокопий сел на три серебряных рубля, поуминался на стуле.
-- Не мягко. На что мне они? Возьми себе. А на птичий
базар я и так свезу.
Явилась мысль -- если бы серебряных рублей у меня было
много, очень много, я был бы только сторожем: ни сесть, ни
съесть, ни одеться, ни укрыться.
Через два года я второй раз приехал на Новую Землю. Старик
Прокопий, здороваясь, погладил меня по лицу. В этом была
большая ласка, выражение большой радости,-- во мне не было
протеста. Старик говорил:
-- Не только сердце обрадовалось, глазам весело, что ты
приехал.
Мне подарили тобоки (полупимы),--их приготовили, чтобы
послать мне в Архангельск. -- За что подарок мне? И за что так
встречаете? -- За то, что ты не винопродавец...
На птичий базар я попал. Для этого не понадобилось ни
денег, ни водки. Непуганые птицы не понимали опасности,
спокойно сидели на гнездах. Я протянул руку. Гагарка не
улетела, она прижалась к руке.
Я не охотник. Успехи моих спутников, бивших птиц на корм
собакам, меня не радовали.
На одном птичьем базаре я видел полярную сову. Сова
медленно рвала гагарку. Остальные спокойно сидели на гнездах:
их много, и опасность быть съеденными не очень велика.
Много раз пришлось побывать на Новой Земле с 1905 года до
1945 года. На птичий базар больше не ездил. Если бы можно было
побыть на острове среди птиц без охотни ков, без сборщиков яиц!
травы Цветы и травы засветились, как самоцветы. Свет над
ними переливался широкими розовыми радугами И тишина казалась
светящейся, как все кругом.
На крутом берегу над морем сидел молодой ненец и что-то
пел. Ненец слышал, что я подхожу, но не обернулся, не перестал
петь. Он мне доверял. Я сел рядом. Море перед нами золотилось
переливчато.
Песня ненца не мешала тишине, казалось -- свет и в песне.
Я долго слушал и спросил: -- Скажи, о чем ты поешь? - Так,
пою о том, что вижу. -- Скажи мне русскими словами, о чем
поешь! -- Ладно, скажу, слушай.
Ненец запел русскими словами. Его пенье не мешало светлой
тишине. Ненец пел:
Вышел я ночью на гору Смотрю на солнце и на море. А солнце
смотрит на море и на меня И хорошо нам втроем' Солнцу, морю и
мне.
Солнце заметно поднялось над морем - новый день.
Я тихо поднялся. Ненец пел по-своему, Когда я ушел далеко,
и ненец не мог меня повторил его песню:
Хорошо нам втроем' Солнцу, морю и мне!
- начинался
по-ненецки. слышать, я
В полночь солнце было близко к воде. Солнечные лучи
пробежали по самой земле, пронизали стебельки цветов и
Под горой у берега припай льда. С припая выполоскал белье.
Вода чистая, прозрачная, на дне видны все камешки. Рейкой
смерил глубину - глубина подходящая, немного не до плеч. Снял
шубу, стоя на шубе разделся и в воду
Ледяные стрелки верхнего слоя пресной воды разбежались в
стороны. Казалось, ледяные иглы вонзились в меня Я нырнул и
подождал, чтобы вода надо мной успокоилась.
Выбрался на лед. Надо было размахивать руками, бегать.
Чуть согрелся, надел валенки, шубу накинул на голое тело.
Остальную одежду и выполосканное белье схватил охапкой и --
домой. Самовар уже кипел. Напился чаю и спать. Утром открываю
глаза. Около меня стоит старик. Озабоченно спрашивает: --
Болен? -- Болен. -- Что чувствуешь? -- Есть хочу.
Два с половиной месяца почти ежедневно купался. Пропускал
дни больших ветров. Первый снег не мешал купанью.
В 1913 году в журнале "Аргус" помещена моя фото графия. Я
сижу на льдине, и подпись: "Художник IV. нагуливает здоровье".
В первые дни я собрался идти подальше от становища.
Увидела Маланья, заколыхалась, заторопилась, догнала. -- Ты
куда пошел? -- На Чум-гору.
Посмотрела Маланья на мои ноги -- я был в ботинках --
Обратно как пойдешь? Боком перекатывать себя будешь? -- Маланья
объяснила, что на острых камнях ботинки скоро порвутся. -- Я
тебе пимы принесу.
Подождал. Маланья принесла новые пимы из нерпы с подошвой
из морского зайца.
-- Одень. В этих пимах и по камешкам хорошо, и по воде
можно ходить. А сколько стоят пимы?
-- Полтора рубля.
Мне это показалось дешево. Удивление вылилось вопросом: -
Оба?
Маланья засмеялась долгим смехом, даже села на землю.
Отмахиваясь руками, раскачивалась. И сквозь смех сказада-
-- Нет, один пим! Один ты оденешь, один пим я одену. Ты
шагнешь ногой, и я шагну ногой Так и пойдем.
Посмеялась Маланья и рассказала старинную ненецкую сказку
о людях с одной ногой, которые могут ходить только обнявшись
-- Там живут любя друг друга. Там нет злобы. Там не
обманывают,-- закончила Маланья и замолчала, задумалась,
засмотрелась в даль рассказанной сказки. Долго молчала Маланья.
Собаки угомонились, свернулись клубками, спят Только уши
собак вздрагивают при каждом новом звуке.
-- Ты думаешь, в сказках все сказка? -- снова заГово" рила
Маланья.-- Я думаю, и правда есть. -- Расскажи еще. Ты много
знаешь старых сказок? -- Много знала, да потеряла. Живу давно,
иду долго, по дороге и потеряла много.
Поехал я на два месяца, продуктов взял на четыре Лишнее
всегда пригодится остающимся. Не взял керосину, не взял дров и
теплой одежды для зимы. Была у меня шуба, теплая шапка, но для
зимы все это легкая одежда.
Начал готовиться к зимовке. Надо запасти дров. У берега
было много плавника. Сталкивал бревна в воду, кое-как подгонял
ближе к дому, распиливал и втаскивал в гору к дому. Много
запасти не было силы и времени. Месяца на два-три запас.
С наступленьем темных ночей пришли и ветры, будто
сговорились.
Несколько дней штормовой ветер не выпускал из дому. Ветер
порывами наваливался на дом, пытался сбросить с места. Дом
вздрагивал, отвечал не то вздохами, не то стонами. Наконец
ветер успокоился. Я пошел делать зарисовки.
Большие пятна сгустками крови краснели на камнях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19