Засунув руку в карман брюк, я позаботился, чтобы это доставляло поменьше неудобства. Пока я занимался собой, рука мальчика скользнула вверх и ладонь охватила одну грудь. Он ерзал ладонью то в одну, то в другую сторону с возрастающей скоростью. Через некоторое время девочка вскрикнула словно от боли и подкатилась к нему. Хотя теперь она была спиной ко мне, я видел ее руку, гладившую бедро мальчишки.
Возбуждение становилось невыносимым и хотя я очень хотел оставаться на месте, эта сцена совершенно выбила меня из колеи. Я поднялся от штабеля рам и пошел к тому месту, откуда повернул к ним. Рука все еще была в кармане, выброс произошел прямо на ходу. Я все дочиста вытер носовым платком, затем возвратился в компанию, объяснив, что родителей не оказалось дома.
Через пару минут девочка и мальчик тоже пришли. Как и предыдущая пара, они старались ни с кем не встречаться взглядами.
Мы приготовились к четвертому кругу, но девочки сказали, что им надоело и они хотят домой. Наши попытки убедить их остаться ни к чему не привели. Мы некоторое время слышали их хихиканье. Убедившись, что девочки ушли, тот, что был за земляным валом последним, расстегнул ширинку брюк и показал нам пенис. Он был темно-красного цвета, эрекция еще не прошла. Он мастурбировал у нас на глазах, мы наблюдали с завистью.
Следующим вечером девочки пришли снова. К этому времени у меня был заготовлен способ сдачи себе верной карты. Я помассировал груди всем троим, а одна даже позволила запустить руку под платье и бюстгальтер, чтобы я мог потрогать соски. После этого картами больше не пользовались, а просто установили очередь. К концу следующей недели я имел половое сношение с той, что была мне знакома по дружеским отношениям наших родителей, и гордился тем, что кроме меня она не позволила этого никому из нашей компании.
Потом началась пора экзаменов, на которых успеха я не добился. Мне пришлось наверстывать упущенное и со временем я отошел от былой компании. Через два года я поступил в университет.
За то время, пока я стоял на пляже, ветер усилился и волны, накатывавшиеся на гальку в двадцати пяти метров от меня, стали обдавать лица зевак брызгами. Я был в очках и в считанные минуты стекла затуманились тонким налетом соли. Я снял их, положил футляр и сунул его в карман.
Море сделалось очень бурным, белые барашки пены поблескивали до самого горизонта. Солнце еще ярко светило, но с юго-запада надвигалась громадная черная туча. Меня окружала большая толпа людей, наблюдавших за дрейфом судна.
Из транзисторного приемника, который был у кого-то возле меня, донеслось сообщение, что помощь судну оказываться не будет и всем спасательным судам приказано вернуться к местам стоянки. Всего в миле от нас виднелось много судов, которые держались неподалеку от терпевшего бедствие судна. Капитаны этих судов очевидно сомневались, подчиниться приказу с берега или действовать по своему усмотрению. На некотором расстоянии от дрейфовавшего судна держался фрегат Королевского ВМФ. Он повторял буквально все перемещения судна, но в происходившее не вмешивался.
В какой-то момент я отвернулся, чтобы оценить число людей на берегу, и увидел, что толпы стояли вдоль всей Королевской дороги, тянувшейся над пляжем, сотни людей были и на Центральном пирсе.
Ровно в четыре минуты третьего спасательные суда отошли от судна и направились каждое в свой порт. По моей оценке менее чем за четверть часа судно должно было пройти выступающий в море пирс и стать невидимым с моего места. Я поразмыслил, не переместиться ли по берегу следом за ним, но решил остаться.
Не прошло и десяти минут, как судно затонуло. В последние несколько минут его крен заметно увеличился, было видно, что люди прыгали за борт. Судно скрылось под водой быстро и очень обыденно.
Спустя пятнадцать минут основная масса зевак разошлась. Я не двигался, очарованный каким-то первобытным ощущением ветра, шума и вида мощного прибоя, тем, чему только что был свидетелем. Я ушел с пляжа только через час или около того. Из оцепенения меня вывело появление нескольких африканцев, которые ухитрились добраться до берега. При мне на пляж их вышло не более пятидесяти, однако от своих брайтонских знакомых я узнал, что в течение нескольких следующих дней море выбрасывало их сотнями с каждым приливом. Человеческие обломки кораблекрушения обретали плавучесть, вздуваясь от распиравших животы газов.
Когда наступила ночь, я остановил машину на обочине. С выбитым лобовым стеклом ехать стало холодно, но и без того топливо было на исходе, а дискутировать на эту тему с Изобель в присутствии Салли мне не хотелось.
В целях безопасности мы держали путь на север от Лондона, ночь застала нас где-то в окрестностях Каффли. Я с сомнением подумывал о попытке вернуться в лагерь ООН, но после двух долгих и крайне изнурительных путешествий туда и обратно в течение последних двадцати четырех часов ни я, ни обе мои дамы страстного желания повторить то же самое не имели, будь у нас альтернатива. Факт исчезновения запаса бензина и утреннее предупреждение официального лагерного лица убеждали нас в необходимости искать какой-то альтернативной вариант.
Мы достали из чемоданов самую теплую одежду и надели ее. Салли уложили на заднем сидении и накрыли тем, что смогли отыскать. Мы с Изобель молча докуривали остававшиеся сигареты и ждали, пока девочка уснет. Никто из нас ничего за день не ел, не считая плитки шоколада, которую мы нашли в торговом автомате возле шеренги закрытых магазинов, попавшейся по дороге. Пошел дождь и через несколько минут с резиновой рамки уплотнения лобового стекла струйка воды полилась на приборную панель, а с нее на пол.
– Нам лучше ехать в Бристоль, – сказал я.
– А как же дом?
Я отрицательно покачал головой:
– Не стоит и надеяться в него вернуться.
– Не думаю, что нам следует ехать в Бристоль.
– А куда еще мы можем направиться?
– Обратно в лагерь ООН. По крайней мере, на следующие несколько дней.
– А потом?
– Не знаю. Обстановка должна улучшиться. Нельзя же нас просто так вышвырнуть из дома. Должен быть закон…
Я перебил ее:
– Это не ответ. Дело зашло слишком далеко. Ситуация с афримами возникла из-за нехватки жилья. Я не вижу возможности их согласия на компромисс, если потребуют освобождения уже захваченных ими домов.
– Почему? – спросил Изобель.
Я не ответил. В течение нескольких недель, предшествовавших нынешним событиям, Изобель проявляла все меньший интерес к развитию афримской ситуации и это только увеличивало дистанцию между нами. Тогда как я непрерывно сталкивался с крушением общества, которое знал, Изобель стремилась отрешиться от реальности, будто надеялась выжить, просто игнорируя происходившее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Возбуждение становилось невыносимым и хотя я очень хотел оставаться на месте, эта сцена совершенно выбила меня из колеи. Я поднялся от штабеля рам и пошел к тому месту, откуда повернул к ним. Рука все еще была в кармане, выброс произошел прямо на ходу. Я все дочиста вытер носовым платком, затем возвратился в компанию, объяснив, что родителей не оказалось дома.
Через пару минут девочка и мальчик тоже пришли. Как и предыдущая пара, они старались ни с кем не встречаться взглядами.
Мы приготовились к четвертому кругу, но девочки сказали, что им надоело и они хотят домой. Наши попытки убедить их остаться ни к чему не привели. Мы некоторое время слышали их хихиканье. Убедившись, что девочки ушли, тот, что был за земляным валом последним, расстегнул ширинку брюк и показал нам пенис. Он был темно-красного цвета, эрекция еще не прошла. Он мастурбировал у нас на глазах, мы наблюдали с завистью.
Следующим вечером девочки пришли снова. К этому времени у меня был заготовлен способ сдачи себе верной карты. Я помассировал груди всем троим, а одна даже позволила запустить руку под платье и бюстгальтер, чтобы я мог потрогать соски. После этого картами больше не пользовались, а просто установили очередь. К концу следующей недели я имел половое сношение с той, что была мне знакома по дружеским отношениям наших родителей, и гордился тем, что кроме меня она не позволила этого никому из нашей компании.
Потом началась пора экзаменов, на которых успеха я не добился. Мне пришлось наверстывать упущенное и со временем я отошел от былой компании. Через два года я поступил в университет.
За то время, пока я стоял на пляже, ветер усилился и волны, накатывавшиеся на гальку в двадцати пяти метров от меня, стали обдавать лица зевак брызгами. Я был в очках и в считанные минуты стекла затуманились тонким налетом соли. Я снял их, положил футляр и сунул его в карман.
Море сделалось очень бурным, белые барашки пены поблескивали до самого горизонта. Солнце еще ярко светило, но с юго-запада надвигалась громадная черная туча. Меня окружала большая толпа людей, наблюдавших за дрейфом судна.
Из транзисторного приемника, который был у кого-то возле меня, донеслось сообщение, что помощь судну оказываться не будет и всем спасательным судам приказано вернуться к местам стоянки. Всего в миле от нас виднелось много судов, которые держались неподалеку от терпевшего бедствие судна. Капитаны этих судов очевидно сомневались, подчиниться приказу с берега или действовать по своему усмотрению. На некотором расстоянии от дрейфовавшего судна держался фрегат Королевского ВМФ. Он повторял буквально все перемещения судна, но в происходившее не вмешивался.
В какой-то момент я отвернулся, чтобы оценить число людей на берегу, и увидел, что толпы стояли вдоль всей Королевской дороги, тянувшейся над пляжем, сотни людей были и на Центральном пирсе.
Ровно в четыре минуты третьего спасательные суда отошли от судна и направились каждое в свой порт. По моей оценке менее чем за четверть часа судно должно было пройти выступающий в море пирс и стать невидимым с моего места. Я поразмыслил, не переместиться ли по берегу следом за ним, но решил остаться.
Не прошло и десяти минут, как судно затонуло. В последние несколько минут его крен заметно увеличился, было видно, что люди прыгали за борт. Судно скрылось под водой быстро и очень обыденно.
Спустя пятнадцать минут основная масса зевак разошлась. Я не двигался, очарованный каким-то первобытным ощущением ветра, шума и вида мощного прибоя, тем, чему только что был свидетелем. Я ушел с пляжа только через час или около того. Из оцепенения меня вывело появление нескольких африканцев, которые ухитрились добраться до берега. При мне на пляж их вышло не более пятидесяти, однако от своих брайтонских знакомых я узнал, что в течение нескольких следующих дней море выбрасывало их сотнями с каждым приливом. Человеческие обломки кораблекрушения обретали плавучесть, вздуваясь от распиравших животы газов.
Когда наступила ночь, я остановил машину на обочине. С выбитым лобовым стеклом ехать стало холодно, но и без того топливо было на исходе, а дискутировать на эту тему с Изобель в присутствии Салли мне не хотелось.
В целях безопасности мы держали путь на север от Лондона, ночь застала нас где-то в окрестностях Каффли. Я с сомнением подумывал о попытке вернуться в лагерь ООН, но после двух долгих и крайне изнурительных путешествий туда и обратно в течение последних двадцати четырех часов ни я, ни обе мои дамы страстного желания повторить то же самое не имели, будь у нас альтернатива. Факт исчезновения запаса бензина и утреннее предупреждение официального лагерного лица убеждали нас в необходимости искать какой-то альтернативной вариант.
Мы достали из чемоданов самую теплую одежду и надели ее. Салли уложили на заднем сидении и накрыли тем, что смогли отыскать. Мы с Изобель молча докуривали остававшиеся сигареты и ждали, пока девочка уснет. Никто из нас ничего за день не ел, не считая плитки шоколада, которую мы нашли в торговом автомате возле шеренги закрытых магазинов, попавшейся по дороге. Пошел дождь и через несколько минут с резиновой рамки уплотнения лобового стекла струйка воды полилась на приборную панель, а с нее на пол.
– Нам лучше ехать в Бристоль, – сказал я.
– А как же дом?
Я отрицательно покачал головой:
– Не стоит и надеяться в него вернуться.
– Не думаю, что нам следует ехать в Бристоль.
– А куда еще мы можем направиться?
– Обратно в лагерь ООН. По крайней мере, на следующие несколько дней.
– А потом?
– Не знаю. Обстановка должна улучшиться. Нельзя же нас просто так вышвырнуть из дома. Должен быть закон…
Я перебил ее:
– Это не ответ. Дело зашло слишком далеко. Ситуация с афримами возникла из-за нехватки жилья. Я не вижу возможности их согласия на компромисс, если потребуют освобождения уже захваченных ими домов.
– Почему? – спросил Изобель.
Я не ответил. В течение нескольких недель, предшествовавших нынешним событиям, Изобель проявляла все меньший интерес к развитию афримской ситуации и это только увеличивало дистанцию между нами. Тогда как я непрерывно сталкивался с крушением общества, которое знал, Изобель стремилась отрешиться от реальности, будто надеялась выжить, просто игнорируя происходившее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40